Есаул улавливал в словах Куприянова эхо другого голоса. В его рассказе, похожем на научную фантастику советских тридцатых годов, угадывались грандиозные научные знания, ставшие достоянием тайной касты ученых, которые готовили великие потрясения миру, ураганы войн и революций, каких не знало человечество. Оно, человечество, делило нефтяные ресурсы, вело религиозные войны, бранило коммунизм и фашизм, славило либеральны^ ценности. А в тайных научных центрах биологи с микроскопами создавали будущее, не снившееся Платону и Кам-панелле, Ганди и Ленину, Гитлеру и Иосифу Сталину. Вальяжный Куприянов, как гулкий пустой горшок, был полон звуков, которые вдохнул в него другой голос.
— «Гражданское общество», «социальная справедливость», «ипотека», «разделение властей», «четыре национальных проекта» — все это «пустышки» для «среднестатистического человека», чтобы чмокал и не мешал главному «национальному проекту», на который мы уже начали тратить стабилизационный фонд и золотовалютный запас. В этом проекте Россия освоит самые высокие технологии, оставив позади конкурентов. Биореволюция, генная инженерия, строительство заводов по созданию «совершенной породы людей» сделают «элиту», то есть вас, господа, истинной вершиной творенья. «Элитарный человек» в сто крат увеличит свои возможности, а значит, потребности, а значит, и права. В каждом из вас дремлет другой, не-разбуженный человек. Мы разбудим его. Разбудим каждую дремлющую клетку, каждую уснувшую молекулу, и в вас очнется великан, о котором писала мадам Блаватская, излагая предания Востока о перволю-дях — исполинах громадной мощи, безграничного знания и неограниченной жизни. Разбудить в человеке Человека — это значит вернуть в его память всю грандиозную прапамять предков, архетипов, предшествующих форм биологической и даже минеральной жизни. В вас оживут не просто первобытные папоротники, хвощи и гигантские стрекозы, но и молодые вулканы, горячие океаны, летящие к Земле метеоритные дожди. Этот разбуженный мир — больше, чем ноосфера. Он есть отпечаток Божественного пальца, оставленного при сотворении мира…
Куприянов преобразился. Его самодовольное плотоядное лицо одухотворилось. Сытый баритон приобрел страстные вибрации проповедника и пророка. Речь наполнилась несвойственными ему оборотами. Он прибегал к понятиям, которых прежде никто от него не слышал. Есаул знал тайну его преображения. Через зал к нему тянулась едва различимая струнка света, в которой трепетали бесчисленные цветные частицы, как перламутровые пылинки, танцующие в солнечном луче. Они касались лба Куприянова, погружались в белую холеную кожу, и в точке соприкосновения кипел крохотный стоцветный вулканчик. Есаул знал прв-исхождение луча. Знал, кто скрывается в тени за открытыми дверями салона. Кто направляет на Куприянова кодированный поток молекул, превращающий пресного пошляка и ленивого сибарита в пылающего интеллектуала и провидца. Словозайцева не было видно, но он был рядом, управлял дебатами.
— Человек изнывает от себя самого, хочет сбросить с себя «человеческое», преодолеть вмененное ему природой обличие. Погоня за новизной — все новые предметы роскоши, новые знакомства, новые автомобили и жилища, путешествия по новым местам, новые партнеры в любви — это проявление тоски человека, связанной с его «человечностью». Люди меняют пол все от той же тоски, пытаясь восстать против вмененного им облика, роли, чувственности, демонстрируют «восстание полов». Революция геев и лесбиянок — это отчаянная попытка сбросить рабство изначальной со-творенности, на страже которой стоит неумолимая природа, жестокая мораль, репрессивное общество. Биореволюция, совершаемая в тиши лабораторий, но готовая, словно буря, вырваться в мир, обещает человеку истинную свободу — свободу выбора плотских форм, которые, словно маски, станет менять душа на великом карнавале бессмертных превращений. Человек сможет путешествовать не только в пространстве, меняя города и континенты, и не только во времени, принимая образ своих давних предков и еще нерожденных потомков. Он сможет путешествовать но всей «кривой эволюции», превращаясь в птицу, рыбу, африканского слона, игуанодона времен мезозоя, в гигантский цветок реликтовой орхидеи или в тысячелетнюю секвойю. Сохраняя свойства своей бессмертной души, может превратиться в микроба, в кристаллик гранита, в луч света. Сберегая в полной мере свою личность, сможет в виде электромагнитной волны стремительно перемещаться в мирозданье, навещая другие миры, вступая в контакт с иными видами жизни. Ибо он сам становится иным видом жизни, для которой Солнце — есть такой же, как и он, человек, сбросивший условную, необязательную форму. Мы можем являться в мир в виде звука, вкуса или запаха. Стать, если угодно, воплощением одного непрерывного, растянутого на десятки лет оргазма, что, впрочем, мало чем отличается от воплощения в Солнце. Биореволю-Ция, о которой я вам говорю, несет истинную свободу, не сравнимую с той, которую влекут за собой революции социальные. Биореволюция — это и есть истинный либерализм, переходящий из социальной и моральной категории в категорию Вселенной. Однако все мною сказанное относится лишь к вам, «мировой элите». Становится уделом избранных, на которых, говоря народным языком, Бог «положил свой глаз». «Среднестатистический человек», «антропологическая посредственность» должны исчезнуть, не вписавшись в новый виток эволюции…
Зал зачарованно слушал. Люди внимали с галлюциногенным блеском в глазах, слегка покачиваясь, как пьяные.
— Вы можете спросить меня — в чем же моя предвыборная программа? Может, в том, как увеличить доход на душу населения? Или провести реформу РАО ЕЭС? Или продвинуться по пути гражданского общества? Что, спросите вы, сделаю я для формирования среднего класса? Разочарую вас, господа. Вы услышите от меня абсолютно другое. Моя задача — вас, избранную элиту России, привести к Богу. Не в церковь к приходскому батюшке, не к текстам священного писания на уроках закона Божьего, не в календарную круговерть религиозных праздников. Но к Богу буквально. К персту, которым Бог коснулся глиняного Адама, превращая его минеральные неживые частицы в одухотворенного человека. Биореволюция разбудит в человеке все спящие молекулы, проведет человека вспять к моменту творения, поместит в мир чистых энергий — света, магнетизма, гравитации, к тому моменту, когда перст Божий коснулся глиняного сосуда, наполнив его Духом Святым. Мы воспроизведем миг творения. В микросекунду Божественного касания, когда исчезла грань между человеком и Богом, когда образ и подобие Божий становились достоянием человека, когда Бог становился человеком, а человек Богом, мы перебросимся в Бога. Раскаленным ручейком плазмы, стремительной корпускулой света, вспышкой электромагнитной волны мы вонзимся в перст Божий. Станем Богом. Это и есть истинное Богопознание, подлинная Боговоплощенность, неразделимая Богослиян-ность…
Есаул смотрел на Куприянова. Тот казался огромным сияющим монументом, отлитым из таинственных сплавов, из неведомых металлов, которых не существовало в природе. Был голым сияющим исполином, в которого вливалась непрерывная струйка разноцветных молекул. Облучала его поверхность, брызгала радужными каплями, орошала лик, выпуклую грудь, мускулистый живот, напряженный пах. Он был кумир, которого воздвигнут посреди России и которому поклонится околдованный, обреченный на истребление народ. Религия, которую исповедовал Куприянов, была религией смерти. Возвращением к Богу именовалось исчезновение Человека, свертывание, истребление человечества. Это был гимн Танатосу. Проповедь нового мистического Сверхчеловека, перед которой меркли изыскания «Аненнербе».
— Когда мы вернемся к Богу и станем Богом, покинув сотворенный Богом мир, то этот мир уже будет не нужен — в нем не останется человека. Он может погаснуть. Это и будет концом истории, концом мира, завершающим аккордом Вселенной. Наступит великое, всепоглощающее Ничто, которое одновременно будет великим изначальным Всем, то есть Нами…
Куприянов умолк. Воцарилась тишина, какая бывает в абсолютном вакууме, где нет носителя звуков, но любая весть переносится беззвучной электромагнитной волной. Так же беззвучно мчались из зала к Куприянову волны обожания и поклонения, молитвенные восторги и уверения в вечной любви. Лишь постепенно безмолвие экстатической страсти стало сменяться вздохами и любовными стонами, страстными всхлипами и криками ликования:
— Браво!.. Виват Президенту!..
Все стали срываться с мест, стремились к кумиру, хотели коснуться его одежд, лобызать стопы, припасть жадными губами к следам его ног. Так встречают на площади Ватикана появление понтифика, наместника Бога на земле. Восторженней всех взывала мадам Стеклярусова, умоляюще протягивая к Куприянову руки:
