– Мадлен! Очнитесь, Мадлен!
Она стояла, как в трансе, забыв обо всем.
– Мадди Белфилд, что это на тебя нашло?
Именно в этот момент она поняла, что с карьерой модели покончено. Только сегодня утром она наряжалась и принимала картинные позы, а сейчас летела в Париж, потом в Лондон, на Кингс-Кросс. И даже не оглянулась!
Все считали, что у нее нервный срыв, но она ехала домой, к холмам и старому дому, чтобы успеть как раз к Рождеству. Слишком долго она отсутствовала!
Чармейн и Белла подумают, что она спятила… Ей так и не удалось сколотить приличное состояние, но теперь ей все равно! Работа моделью помогла ей войти в самые гламурные круги, но рано или поздно все это все равно должно было кончиться. В конечном счете от нее ничего не зависит. У нее хорошая интуиция. Лучше уйти самой, чем ждать увольнения. «Увольняйся, пока на коне».
Слова старого мистера Маршфилда вовремя пришли ей на помощь. Она видела немало моделей постарше, вынужденных работать для каталогов. Они пытались с помощью макияжа скрыть свой возраст. Мадди только двадцать шесть, у нее еще несколько лет впереди, но пора заняться чем-то другим, далеким от прожекторов и гардеробных.
Ответ лежал в холмах. Это все, что она знает. Она пойдет к старому Древу Победы и там поймет, что делать дальше.
По дороге домой она не отрывалась от «Манчестер гардиан», читала о бедных детях, переходивших границу под покровом ночи, и об ужасной судьбе тех, кто остался в Венгрии. Если бы только она могла хоть чем-то помочь! Нужно поговорить с Плам и Стивом, они подскажут решение.
Они все еще живут в Бруклине, занимаются пансионом. А Стив – еще и своей практикой. Ей так хочется их увидеть!
Как была добра Плам много лет назад, когда они встретили Грега и Глорию на «Фестивале Британии»! Они обменивались открытками, и Мадди знала, что Глория родила девочку Бебе, это имя было одно из ее самых любимых, тут сомнений нет.
Строительная империя Грега протянулась по всему западному райдингу [52]. Кроме того, он участвовал в гонках Королевского автомобильного клуба. В письмах Плам всегда прилагались записки от Грега, чтобы Мадди тоже могла их прочитать.
Она почти не думала о Глории. Какой смысл? Их дружба просто умерла. У них не осталось ничего общего, кроме Грега, и при мысли об этой паре Мадди начинала злиться и расстраивалась. Как только она собиралась расспросить Глорию о той ужасной ночи, вся храбрость тут же улетучивалась. Все это было так давно, почти в другой жизни, и она больше не хотела никогда видеть ни ту, ни другого.
Мадди с радостным волнением смотрела в окно на проносившиеся мимо пейзажи. Она и забыла, какой зеленой может быть земля! Как вздымаются к небу холмы, разбегаются во всех направлениях серые каменные ограды, как усыпаны склоны белыми точками овец. Все это так прекрасно! Хоть и немного грубовато, но невероятно уютно.
Лондонская жизнь закончена, и она сбрасывает ее, как змея свою кожу. Опыт был неплохим, но теперь Мадди понимала, что пора ставить перед собой новые цели, решать новые задачи. Конечно, она очень рисковала, бросив работу, и не совсем представляя, что делать дальше.
Говорят, что в одну реку не войти дважды. Но она должна вернуться, чтобы найти себя. Если бы только она могла вновь стать десятилетней, свесить ноги с Древа Победы, загадать желание… Тогда все было проще…
Плам уже ждала ее на станции, рядом с «Моррис Тревелер». Они погрузили вещи на заднее сиденье.
– Я приготовила твою комнату. Собаки сойдут с ума от радости. Они уже старые, но все же требуют хорошей прогулки на Симмондс-Ридж перед закатом. У нас будет чудесное Рождество. И никаких гостей! Я всем отказала. Только мы, семья, и больше никого. Хочу знать, что происходит. Ты писала такие загадочные письма! Не могу поверить, что ты так просто ушла и отказалась от гламура и блеска, чтобы вернуться в Сауэртуайт!
Проезжая по Хай-стрит, Мадди увидела знакомые магазины из серого камня, рыночную площадь с крестом, машины и фургоны, запряженные лошадьми повозки, пабы, церкви и яркую рождественскую иллюминацию в витринах, Сауэртуайт разросся и похорошел после войны. Там, где они раньше играли в полях, теперь выросли дома. Для детей выстроили увеселительный парк и расширили старую школу.
Они миновали «Олд Вик». Окна были закрыты ставнями, вид самый печальный.
– Мы по-прежнему сдаем его под фабричное общежитие? – спросила Мадди.
– Боюсь, что нет. Ткацкая фабрика закрыта, разве я не писала? Мы потеряли наших жильцов. Адвокат Барни Эндрус, друг Стива, предлагает продать его подрядчику. Можно превратить его в неплохой дом, тем более что на заднем дворе большой сад. Тебе нужно с ним познакомиться. Он такой…
– Никакого сватовства, Плам!
– Прости, но поместье принадлежит тебе. И давно пора знать, что в него входит. Я только присматриваю за ним, пока не…
– Но Бруклин – твой дом, – перебила Мадди, пытаясь ее ободрить.
– И твой тоже. Кстати, мы со Стивеном только вчера ночью говорили… но это может подождать, пока ты не погуляешь, не примешь ванну и поужинаешь. Ты совсем исхудала, просто кожа да кости!
– Модели не едят. Мы курим, пьем, ковыряемся в тарелках, но с этим покончено! Надеюсь, ты приготовила рождественский пудинг и все полагающиеся блюда?
– Не волнуйся, весь репертуар! Грейс об этом позаботилась! Мы зарежем теленка в честь возвращения блудной дочери. К Новому году будешь жирной, как индейка!
– Вот и прекрасно! – рассмеялась Мадди. Как хорошо дома!
* * *
Плам со страхом ждала окончания чудесного ужина, устроенного для Мадди: жареный фазан с можжевеловыми ягодами в горшочках, кобблер из ежевики с яблоками, сливки и лучший кофе, который она заказала в Йорке.
Мадди выглядела неотразимой в толстом стильном платье-свитере. Волосы заплетены во французскую косу, золотые серьги поблескивают в свете огня камина. Лицо потеряло напряженное выражение и немного расслабилось. Это их первое настоящее Рождество вместе за последние годы. Но она боялась испортить все поразительными новостями. Плам не была уверена, как Мадди все это воспримет.
Мадди бегала по дому и саду, как дитя, восхищалась рождественскими украшениями в холле, яркими флажками, читала пришпиленные к ним открытки. Позже они украсят елку: коробка с игрушками уже готова. Каждая имела собственную историю, все знали, кто ее купил или сделал. Любимая традиция, которую никто не хотел нарушать.
Стив сказал, что сам сообщит Мадди новости. Но Плам потребовала, чтобы они сделали это вместе. Как раз, когда он уже хотел начать разговор, зазвонил телефон. Стива вызвали на трудные роды на ферме.
– Мадди, я хотела кое-что тебе сказать, но не знаю, как это сделать.
– Ты, надеюсь, не больна? – испугалась Мадди.
– Что ты, вовсе нет! Просто у Стива появилась прекрасная возможность, шанс, который бывает один на миллион, – выдохнула Плам.
– Класс! Он хороший доктор! Начнет новую практику?
– Нет. Хочет перейти в больничную клинику, но это в Новой Зеландии… его пригласил приятель, с которым они вместе воевали. Они пообещали друг другу, что будут работать вместе. Ты знаешь, что он сражался в битве за Крит. Избежал плена только благодаря новозеландцам. И с тех пор они переписывались. Стивен обязан этому человеку жизнью, и теперь он считает…
Она осеклась, заметив, как разом сникло лицо Мадди.
– Новая Зеландия? Но это другой конец света!
– Знаю, дорогая, но Стив всегда этого хотел.
– А ты должна ехать с ним, конечно. Но это так далеко. Корабль…
– Да, но есть и самолеты. Я останусь, пока все не улажу. Пока Стива заменяет другой врач, так что он уедет сразу после Нового года, а я поеду следом, но это случится не так скоро.
– Когда именно?
– Надеюсь улететь в конце марта. Мы можем найти кого-нибудь, чтобы помочь с пансионом. Поэтому ты должна поговорить с Барни. Прости, что вывалила на тебя все сразу.
Плам потянулась к ее руке.
– Видимо, это еще не все! Поверить не могу! О, Плам, а я как раз думала, что теперь буду жить спокойно, – вздохнула Мадди с самым несчастным видом.
– Прости. Жизнь идет, все меняется, ведь так? Мне нужно ехать. Стив – лучшее, что случилось в моей жизни. Пусть это случилось немного поздно, но я все равно хочу помочь ему, чем могу, – продолжала Плам, встревоженно глядя на племянницу.
– Забудь, что я сказала. Я просто эгоистка. Ты – единственный мне родной человек. Трудно смириться с мыслью о том, что ты будешь так далеко. Для меня это такой шок, – бормотала Мадди, изо всех сил пытаясь сдержать слезы.
– Знаю, Мадди, мы сто лет не виделись, с самой нашей свадьбы. Но мы можем писать друг другу, – ответила Плам.
