2 сентября 1941
Мишель Эпштейн — помощнику префекта Дотену[21]
Мне сообщили из Парижа, что жители, считающиеся евреями, не вправе покинуть город, где они обитают, без разрешения префектуры.
Именно в таком положении находимся я сам и моя жена, по вероисповеданию мы католики, по происхождению евреи. Позвольте Вас попросить дать разрешение моей жене, урожденной Ирен Немировски, и мне самому провести шесть недель в Париже, в квартире по адресу: улица Констан-Коклен, 10, с 20 сентября по 5 ноября 1941.
Наша просьба вызвана необходимостью уладить дела моей жены с ее издателем, а также посетить врачей — окулиста, у которого наблюдается моя жена, и лечащих нас профессоров Валери-Радо и Делафонтена. Мы предполагаем оставить в Исси наших двоих детей четырех и одиннадцати лет и, разумеется, хотели бы беспрепятственно вернуться в Исси, как только уладим дела в Париже.
Наш врач в Исси: А. Бенди-Гонен.
8 августа 1941
В № 200 «Прогре де Л 'Алье»
Распоряжение об обязательной явке подданных Советского Союза, Латвии, Литвы, Эстонии
Все мужчины старше 15 лет, сохранившие подданство Советского Союза, Латвии, Литвы, Эстонии, а также те, кто лишился подданства, но является выходцем из Советского Союза, Латвии, Литвы и Эстонии, должны явиться в окружную комендатуру не позднее субботы 9 августа 1941 года (полдень) с удостоверениями личности. Неявившиеся будут наказаны по законам военного времени.
Фельдкомендант
9 сентября 1941
Ирен Немировски — Мадлен Кабур
Я наконец сняла дом, который хотела, удобный и с садом. Я должна поселиться там 11 ноября, если только эти господа не опередят нас, потому что их снова ждут.
13 октября 1941
Ирен Немировски — Роберу Эсменару
Я была счастлива, получив сегодня утром Ваше письмо, не только потому, что оно поддержало во мне надежду, что Вы сделаете все возможное, чтобы помочь мне, но и потому, что оно принесло мне уверенность, что меня не забыли, и это для меня большое утешение.
Вы понимаете, что жизнь здесь весьма печальна, и если бы не работа… Но и работа не в радость, когда не уверен в завтрашнем дне…
14 октября 1941
Ирен Немировски — Андре Сабатье
Дорогой друг, меня очень растрогало Ваше милое письмо. Только не подумайте, что я чураюсь дружбы с Вами и с господином Эсменаром; я прекрасно осознаю все сложности ситуации. Я по-прежнему терпелива и мужественна в той мере, в какой могу. Но минуты бывают очень тяжелые. Положение, в котором я нахожусь: отсутствие работы и необходимость прокормить семью из четырех человек. Прибавьте к этому глупейшие притеснения — я не могу поехать в Париж, я не могу привезти сюда самые необходимые для жизни вещи — одеяла, детские постельки… мои книги. Полный запрет наложен на все квартиры, где обитали мне подобные. Я пишу Вам об этом не с тем, чтобы Вас разжалобить, а для того, чтобы объяснить, откуда у меня черные мысли […]
27 октябрь 1941
Робер Эсменар — Ирен Немировски
Я изложил Ваше положение моему тестю и передал ему последние Ваши письма, адресованные мне.
Как я Вам уже сообщал, г-н А. Мишель готов быть Вам полезным в той мере, в какой это возможно, и просил предложить Вам ежемесячные выплаты в размере 3000 фр. на протяжении 1942 года, что соотносится в целом с той суммой, которую он выплачивал Вам, когда имел возможность публиковать Ваши произведения и получать за них возмещение от регулярных продаж. Будьте так добры и подтвердите Ваше согласие на сделанное предложение.
Вместе с тем я должен предупредить Вас, что согласно четко выраженным разъяснениям по поводу пункта 5 приказа, изданного немцами 26 апреля, которые мы получили от Синдиката Издателей, мы обязаны перечислять все выплаты авторам еврейской национальности на «замороженный счет». Исходя из этих распоряжений, «все издатели должны оплачивать авторские права авторам евреям, переводя деньги на их счет в банке, получив от банка подтверждение, что этот счет заморожен».
Посылаю Вам также письмо, полученное от «Фильм GIBE», относительно ваших произведений, оставив себе копию. По сведениям, которые я получил из достоверных источников, экранизация произведения может быть осуществлена только в том случае, если автор — ариец, и это правило действует как в этой зоне, так и в другой. Переговоры на этот счет я могу вести только в том случае, если получу от автора произведения, об экранизации которого ведется речь, документальные подтверждения его происхождения.
30 октября 1941
Ирен Немировски — Роберу Эсменару
Я только что получила Ваше письмо от 27 октября с предложением ежемесячных выплат в 3000 фр. на протяжении 1942 года. Я высоко ценю отношение ко мне г-на Мишеля и горячо благодарю его и Вас; мне бесконечно дорога как Ваша верная дружба, так и материальная поддержка, которую Вы готовы мне оказать. Вместе с тем Вы прекрасно понимаете, что, если эти деньги будут заморожены в банке, я никак не смогу ими воспользоваться.
И у меня возникает вопрос, не будет ли проще при данных обстоятельствах перечислять это ежемесячное пособие на имя моей подруги мадемуазель Дюмо,[22] она живет вместе со мной и является автором романа «Блага этого мира», рукопись которого находится у г-на Сабатье. […]
М-ль Дюмо арийского происхождения и может предоставить все подтверждения на этот счет. Я знаю м-ль Дюмо с детства, и если она имеет право договориться с вами относительно ежемесячных выплат, то я буду находиться на ее обеспечении. […]
13 июля 1942
Телеграмма Мишеля Эпштейна Роберу Эсменару и Андре Сабатье Ирен только что отправлена Питивье (Луаре) — надеюсь возможность срочного вмешательства — пытался не смог дозвониться. Мишель Эпштейн.
Июль 1942
Телеграмма Робера Эсменара и Андре Сабатье Мишелю Эпштейну Только что получили телеграмму. Немедленно действуют сообща Моран, Грассе, Альбен Мишель. С вами.
ДВА ПОСЛЕДНИХ ПИСЬМА ИРЕН НЕМИРОВСКИ[23]
Тулон С/ Арру 13 июля 1942 — 5 часов [написано карандашом, почтовый штемпель отсутствует]
Любовь моя, я в жандармерии, угощаюсь красной и черной смородиной и жду, когда меня заберут. Главное, сохраняй спокойствие, я убеждена, что долго это не продлится. Я подумала, что можно еще обратиться к Кайо и аббату Димне. А ты что думаешь?
Целую бессчетно моих любимых девочек, Дениза, будь умницей… Тебя и Бабе прижимаю к сердцу, да хранит вас Господь! Я себя чувствую спокойной и сильной.
Если можно будет что-то послать, то вторая пара очков в другом чемодане (в портфеле). Книги, пожалуйста, и, если возможно, немного соленого масла. До свидания, моя любовь!
Четверг утро — июль 42 Питивье [написано карандашом, почтовый штемпель отсутствует]
Любимый мой, обожаемые мои девочки, думаю, что уезжаем сегодня. Мужества и надежды! Вы у меня в сердце, мои любимые. Господи, помоги нам всем.
14 июля 1942
Мишель Эпштейн — Андре Сабатье
Я тщетно пытался связаться с Вами вчера по телефону. Я телеграфировал и Вам, и г-ну Эсменару. Вчера жандармерия увела мою жену. Место назначения, кажется, — концентрационный лагерь Питивье (Луаре). Основания: общие меры, принятые против евреев, утративших право гражданства в возрасте от 16 до 45 лет. Моя жена католичка, и наши дети французы. Можно ли что-то сделать для моей жены?
Ответ Андре Сабатье:
В любом случае понадобится не один день. Ваш Сабатье.
15 июля 1942
Андре Сабатье — Ж. Бенуа-Мешену, государственному секретарю
Наш автор и наш друг И. Немировски только что отправлена из Исси-Левек, где она живет, в Питивье. Об этом меня только что проинформировал ее муж. Русская, из белых (еврейской крови, как тебе известно), она никогда не занималась политической деятельностью, романистка большого таланта, она всегда пользовалась большим уважением на своей приемной родине, у нее две маленьких дочки 5 и 10 лет. Умоляю тебя, сделай все, что только возможно. Спасибо заранее, преданный тебе.
16 июля 1942
Телеграмма Мишеля Эпштейна Роберу Эсменару и Андре Сабатье Моя жена должна прибыть в Питивье — Считаю необходимым обратиться к региональному префекту Дижона — Помощнику префекта Отену и властям Питивье. Мишель Эпштейн.
16 июля 1942
Телеграмма Мишеля Эпштейна Андре Сабатье
Спасибо дорогой друг — рассчитываю на вас. Мишель Эпштейн.
17 июля 1942
Телеграмма Мишеля Эпштейна Андре Сабатье