— Сами кастрируем, — ответил Уелдон, походивший немного на кабана, с пучками волос, торчащими из ушей. — Мы умеем кастрировать. Дело простое.
— Что ж, — сказал Бензенхейвер, расправляя обрывки бюстгальтера, чтобы их все хорошо видели. — Именно это и предусматривает новый закон против преступлений на половой почве. — Ни помощник шерифа, ни братья не вымолвили ни слова. — Любые преступления на половой почве отныне караются кастрацией. Если ты совокупился с кем-нибудь, с кем не имеешь права, — продолжал Бензенхейвер, — или содействовал противозаконному половому акту тем, что не воспрепятствовал ему, по новому закону будешь кастрирован.
Уелдон Рэт взглянул на брата, который был явно озадачен таким оборотом дела.
— Сами справляетесь или приглашаете кого? — ухмыльнулся он, глядя на Бензенхейвера, и толкнул локтем брата. Тот тоже попытался ухмыльнуться, отчего родимое пятно сползло на бок.
Но Бензенхейвер вертел в руках обрывки лифчика с каменным лицом.
— Конечно, не сами, — ответил он. — Для этого есть новое современное оборудование. Затем мы и прилетели сюда на вертолете Национальной гвардии. Сейчас отвезем вас в военный госпиталь и тут же привезем обратно. Дело простое. Вы и сами знаете.
— У нас большая семья, — сказал Малиновый Рэт. — Несколько братьев. Мы никогда не знаем, кто и куда ездит на какой машине.
— А что, еще грузовичок есть? — спросил Бензенхейвер у помощника шерифа. — Вы мне говорили, что есть еще одна машина.
— Да, черный пикап. Совсем про него забыл, — сказал помощник. — У вас ведь есть еще и черный пикап?
Братья кивнули.
— Где он? — спросил Бензенхейвер. Внутренне он весь напрягся, но сохранял спокойствие.
Рэты переглянулись.
— Я его давно не видел, — сказал Уелдон.
— Может, его взял Орен, — предположил Малиновый.
— А может, на нем отец уехал, — добавил Уелдон.
— Мы не можем тратить время на всякое дерьмо, — резко сказал Бензенхейвер помощнику шерифа. — Надо выяснить, сколько они весят, и спросить у пилота, можем ли мы их сейчас же забрать. — Помощник шерифа, подумал Бензенхейвер, почти такой же кретин, как эти братья. — Выполняйте! — Затем нетерпеливо повернулся к Уелдону Рэту. — Имя?
— Уелдон, — ответил тот.
— Вес?
— Вес? — переспросил Уелдон.
— Сколько вы весите? — повторил Бензенхейвер. — Чтобы транспортировать вас вертолетом, надо знать ваш вес.
— Сто восемьдесят фунтов с лишним[42], — ответил Уелдон.
— А вы? — обратился Бензенхейвер к другому брату.
— Сто девяносто с лишним[43].
Бензенхейвер зажмурился.
— Значит, триста семьдесят с лишним. — Бензенхейвер повернулся к помощнику шерифа. — Спросите у пилота, сможет ли он взять такой груз.
— Вы что, собираетесь нас куда-то везти? — спросил Уелдон.
— Отвезем пока в госпиталь Национальной гвардии, — ответил Бензенхейвер. — Если найдем эту женщину и с ней все в порядке, доставим вас обратно домой.
— А если не в порядке, нам дадут адвоката? — спросил Малиновый у Бензенхейвера. — Такого, который защищает в суде?
— Кто это не в порядке?
— Ну та женщина, которую вы ищете.
— Если с ней что случилось, — сказал жестко Бензенхейвер, — мы вас сразу кастрируем и в тот же день доставим обратно. Вы, ребята, лучше меня знаете, как это делается. Я этого никогда не видел, но дело не займет много времени, так ведь? И потеря крови небольшая.
— А как же суд и адвокаты? — спросил Малиновый.
— Это все будет, — сказал Уелдон. — Не волнуйся!
— Для подобных случаев суд не нужен, гласит новый закон, — объяснил Бензенхейвер. — Преступления на половой почве — дело совсем особое. А с новым оборудованием кастрация — самое разумное решение.
— Можно! — крикнул помощник шерифа от вертолета. — Вес подходит! Берем их.
— Черт! — ругнулся Малиновый.
— Заткнись! — рявкнул Уелдон.
— За что мне-то резать яйца! — закричал Малиновый. — Я даже не переспал с ней! — Уелдон с такой силой ударил его в живот, что тот повалился боком прямо на лежащую свинью. Та заверещала, засучила короткими ножками и опорожнилась неожиданно и обильно, но с места не тронулась. Малиновый ловил ртом воздух, растянувшись рядом со зловонным свиным навозом, а Арден Бензенхейвер попытался ударить коленом в пах Уелдона Рэта. Но Уелдон мгновенно отреагировал, схватил ногу Бензенхейвера под коленом и швырнул его на спину, прямо на Малинового и несчастную свинью.
— Проклятье! — выругался Бензенхейвер.
Помощник шерифа достал револьвер и выстрелил в воздух. Уелдон упал на колени, зажав уши руками.
— Как вы, инспектор? — спросил помощник шерифа.
— Со мной все в порядке, — ответил Бензенхейвер.
Он сидел рядом со свиньей и Малиновым и, нисколько не стыдясь, чувствовал, что относится к этой парочке одинаково.
— Послушай, Малиновый, — сказал он и зажмурился от одного этого имени. — Если хочешь, чтобы уцелели яйца, скажи, куда делась женщина. — Родимое пятно Малинового блестело ярким неоновым светом.
— Помалкивай, Малиновый! — пригрозил Уелдон.
— Если этот тип еще раз откроет рот, отстрели ему яйца, — приказал Бензенхейвер помощнику шерифа, а про себя молил Бога, чтобы помощник по глупости и правда не выполнил его приказа. — Одним меньше будет везти.
— Орен увез ее, — сказал Малиновый. — В черном пикапе.
— Куда?
— Не знаю. Просто так, покататься.
— Она была в порядке, когда уезжала? — спросил Бензенхейвер.
— Наверно, в порядке, — ответил Малиновый. — Думаю, Орен еще не успел ее покалечить. И в городе, кажется, не трахнул.
— Почему ты так думаешь? — спросил Бензенхейвер.
— Если бы трахнул, чего бы еще с ней возился?
Бензенхейвер опять закрыл глаза и поднялся на ноги.
— Выясните, когда уехали, — велел он помощнику шерифа. — И выведите из строя бирюзовый пикап, а то еще удерут. И немедленно в вертолет.
— Пока их оставим здесь?
— Оставим. Всегда успеем отстричь им яйца, — ответил Бензенхейвер.
Арден Бензенхейвер приказал пилоту передать по радио, что похититель — Орен Рэт и что едут они не в бирюзовом пикапе, а в черном. Чудесным образом минутой раньше в отдел поступило сообщение от патрульного, обратившего внимание на одинокого водителя в черном пикапе, он ехал, создавая на шоссе опасную ситуацию: то и дело вылетал со своей полосы, как будто был пьян или под действием наркотиков. Патруль не остановил его, полагая, что выполняет более важное задание — ищет бирюзовый пикап. Арден Бензенхейвер, конечно, не мог догадаться, что водитель черного пикапа не один в машине, что Хоуп Стэндиш с ним — лежит головой у него на коленях. Сообщение бросило Бензенхейвера в холодный пот: если Рэт один, значит он что-то сделал с женщиной. Бензенхейвер приказал помощнику бросить все и бежать к вертолету — они срочно вылетают на поиски пикапа; последний раз его видели на развилке дорог неподалеку от поселка „Пресный колодец“.
— Знаете, где это? — спросил Бензенхейвер.
— Конечно, — ответил помощник шерифа.
Они снова поднялись в воздух, и перепуганные свиньи опять подняли визг. А бедная свиноматка, которую накачали лекарствами, на которую падали люди, все так и лежала неподвижно, испуганно зыркая одним глазом. Братья же Рэты дрались, и, кажется, не на жизнь, а на смерть; и чем выше и дальше уносил инспектора вертолет, тем быстрее в мир возвращалось душевное здоровье, что так высоко ценил Арден Бензенхейвер. Наконец дерущиеся фигурки стали для него не больше чем куклы на сцене, их страхи и кровь перестали его тревожить. На замечание помощника шерифа, что Малиновый может одолеть брата, если тот не запугает его, он только горько рассмеялся.
— Это не люди, это животные, — сказал он, и помощник шерифа, несмотря на свойственный молодости некоторый цинизм, поежился. — Если они сейчас убьют друг друга, — продолжал Бензенхейвер, — подумайте, сколько останется не съеденной ими еды, ею можно будет насытить не одного человека.
И помощник понял, что выдумка Бензенхейвера о новом законе, карающем кастрацией за половое преступление, не просто остроумный ход. Бензенхейвер понимал, разумеется, что такого закона нет и не будет, но считал, что его необходимо ввести в уголовный кодекс. Это была одна из идей, привезенных Арденом Бензенхейвером из Толидо.
— Несчастная женщина, — сказал он, вертя в руках клочки ее лифчика. — А сколько лет этому Орену?
— Шестнадцать, от силы семнадцать, — ответил помощник шерифа. Ему самому было не больше двадцати четырех.
— Если он такой взрослый, что может трахать кого не попадя, значит, яйца ему уже можно отрезать.
„Только куда резать? Куда?“ — спрашивала себя Хоуп, сжимая тонкий, длинный рыбацкий нож. В ладони бился пульс, но Хоуп казалось, у ножа есть сердце, и это оно бьется. Она медленно потянула нож вдоль бедра, поверх разодранного сиденья и уголком глаза увидела лезвие. Резать зазубренной частью или лучше гладким лезвием? Оно казалось таким острым. И как убить человека этим ножом? Рядом с потными и ритмично движущимися ягодицами Орена Рэта нож в ее руке был чудом — холодным и далеким. Как лучше — резать или вонзить? Она не знала. Его горячие руки сжимали ей ягодицы, подбрасывая вверх. Подбородком, твердым, как камень, он уперся ей в ямочку над ключицей. Неожиданно он выпростал из-под нее руку и стал что-то искать на полу.
