– Нюточка, как же так, ты же обещала…
– Анна, достань портсигар! – Никогда еще Нюточка не говорила с ней таким властным и жестким тоном.
Противный (мороз по коже!) скрежет возник где-то внизу, в самой утробе парохода и, разрастаясь и усиливаясь, докатился сюда, до самой верхней палубы. Анна почувствовала, как весь пароход завибрировал, содрогнулся всем своим телом и… Резкий толчок. Она всплеснула руками, инстинктивно пытаясь удержать равновесие, и шлепнулась на пол, подняв целый фонтан брызг.
Тонкий слой грязно-илистой жижи, удержанной в каюте дверным порогом, покрывал пол и тогда, когда они только забрались внутрь. Но теперь воды было больше! Гораздо больше. И она быстро прибывала.
– Я схватил его! – Раздался от противоположной стены Митин голос. – Но… Руку достать не могу. Зажало. Похоже, переборка деформировалась. Аня, ты где?
– Здесь, – отозвалась она, понимаясь на ноги. – Я упала в воду. Здесь полно воды. Что это было, Митя? Я фонарик утопила. – Осторожно, с трудом сохраняя равновесие, она двинулась в Митину сторону по скользкому, залитому водой, теперь приобретшему заметный уклон полу.
– Ничего, мой у меня на поясе. Надо только его отстегнуть.
– Так что это был за скрежет? Мы что, тонем?
– Трещина, наверное… Не обращай внимания. Помоги мне вытащить руку и смываемся. – Анна уже добралась до Мити и схватилась за его плечо. – Возьми монтировку. – Скомандовал он. – Она внизу, у меня под ногами.
Она отстегнула его фонарик и включила его. Воды уже было по колено, и лишь самый кончик вертикально стоящей у стены монтировки выглядывал из нее. Анна схватила инструмент и подала его Мите. Орудуя монтировкой, как рычагом, он попытался отжать переборку, но усилий одной его левой руки явно не хватало, и тогда, засунув фонарик в карман, Анна, упершись коленями в стену, тоже уцепилась за инструмент обеими руками, и что есть силы, до ломоты в спине, потянула его на себя. Ей показалось, что еще чуть—чуть и Мите удастся выдернуть руку.
– Митя, миленький, – взмолилась она, – ну поднажми же еще чуток.
– Н-не получается, – пыхтя и задыхаясь от сверхусилий, выдавил он.
– О, королева Анна, – донеслось от окна, – здесь становится опасно!
От неожиданности она выпустила из рук монтировку и повернулась к окну. На фоне серых предрассветных сумерек контрастным дагерротипом чернел чей-то силуэт. Луч света выхватил из темноты мужественное лицо, покрытое многодневной рыжей щетиной.
– Леймон! – Обрадовалась Анна, нисколько не задумываясь над тем, каким образом здесь оказался льстивый австралиец. – Скорее! Помоги нам!
– Боюсь, что это уже невозможно, моя королева. Вода прибывает слишком быстро. Еще несколько минут, и корабль уйдет под воду.
Воды действительно было уже по пояс. «Мерзавец, – подумала она и вновь ухватилась за монтировку. – Хитрый, сладкоречивый негодяй».
Вода поднималась все выше, а их с Митей попытки освободить его руку оставались безуспешными.
– Уходи, – шепнул ей на ухо Митя. – Я сам. Ты мне только мешаешь.
– Леймон, чертов негодяй! Помоги же! – заорала она, плача от бессилия. – Я тебе приказываю!
– Моя королева, если вы сейчас же не покинете корабль, вы погибните вместе с вашим другом, – совершенно спокойно ответствовал он, не обратив внимания ни на крики, ни на слезы.
– Уходи, – снова шепнул ей на ухо Митя.
– Аннушка. – Раздался печальный голос из того угла, где стояло зеркало. Анна направила туда фонарь. Нюточка сегодня выглядела как-то странно, не так, как обычно. Вместо привычного строгого костюма и кокетливой шляпки на ней был белый передник и белая же косынка, скрывающая волосы. Не поймешь; то ли сестра милосердия, то ли повариха… – Не бросай Митю. Ты должна, понимаешь… Ты сильная, я знаю. Ты сможешь. Напрягись, постарайся еще.
– Да не слушайте вы эту умалишенную, моя королева! – в сердцах воскликнул раздосадованный Леймон. – Она из-за своего дурацкого парохода на дно морское готова вас затолкать. Вы сделали все, что могли. Ваша совесть чиста.
– Уходи, – шепнул Митя и легонечко оттолкнул ее.
Анна, как во сне, сделала три шага и оказалась у стола.
– Прошу вас, моя королева. – Протянул ей руку Леймон. Она приняла ее, опершись коленом о стол, взобралась на него и с помощью Леймона выбралась наружу. – Пожалуйте в лодку-с. – Он помог ей забраться в их с Митей челнок. – Я сейчас, один момент. – И исчез в глубине каюты. – Вот-с. – Горделиво напыжившись, Леймон продемонстрировал ей черный ящик.
– Зачем? – равнодушно спросила Анна. – Там бумага.
– Нам надо торопиться, моя королева, – отвязывая лодку, сказал он. – Тонущие корабли представляют большую опасность.
Леймон был явно встревожен и, похоже, не врал ей, как обычно, говоря об опасности. Не мешкая, он сел на весла и мощными энергичными гребками направил лодку к берегу. А Анна, не отрываясь, глядела на «Св. Анну» быстро уходящую под воду. Там остался Митя, осталась Нюточка… а почему и для чего она позволила инстинкту самосохранения спасти себя, Анна сейчас не знала.
Пароход уже исчез из виду, погрузившись в воду, только черная труба еще возвышалась над поверхностью, когда дотоле спокойные воды сарептского затона, взъерошенные лишь мелкой рябью, поднятой северным ветром, вдруг закрутились и вспенились вкруг нее, свиваясь в крутую воронку. По мере того, как труба опускалась вниз, воронка ширилась, катастрофически быстро приближаясь к лодке, а круговое течение в ней все ускорялось.
Леймон уже даже и не греб, а, можно сказать, совершал подвиг. Его мощные руки работали, как паровозные шатуны, а весла мелькали, как крылья бабочки. Лицо его покраснело от чрезвычайного напряжения, а на лбу выступили крупные капли пота. С затаенным злорадством («это тебе не квантовой механикой заниматься») Анна следила за безуспешной, несмотря на титанические усилия, борьбой австралийского физика со слепыми силами природы. Течение подхватило их утлый челн и медленно, но верно влекло к центру воронки.
– Ну что, дружок, это тебе не девчонок колесами кормить, а? – ехидно поинтересовалась Анна.
Она уже видела бесконечно длинный, свернутый из тугих, стремительных струй, полый хвост воронки, когда он внезапно схлопнулся, съежившись в одну точку. Их лодку по инерции еще продолжало нести по кругу, но теперь это было уже не опасно. Леймон бросил весла и, облегченно вздохнув, принялся вытирать мокрое от пота лицо подолом своей рубахи, расстегнувшейся и выбившейся из брюк во время бешеной гонки.
– Леймон, а ты, вообще-то, откуда здесь взялся? – с подозрением спросила Анна.
Он отнял мокрую рубаху от раскрасневшегося лица и открыл уже рот, чтобы попотчевать Анну очередной порцией привычного для него вранья, как на том самом месте, где только что кружился в смертельном танце вихрящийся хвост воронки, всплыл и лопнул на поверхности, обдав Анну мелким дождичком, воздушный пузырек. Он был невелик, но не так уж, чтобы и мал. Следом за ним поднялся и лопнул еще один, уже побольше.
– Упс-с, – выдохнул Леймон и вновь схватился за весла.
Анна не очень-то понимала, чего так испугался австралиец, да и признаться, ей это было безразлично. Она сидела на корме и, обернувшись назад, молча смотрела на то самое место, где ушла под воду «Св. Анна», а теперь один за другим поднимались и лопались воздушные пузыри. Вокруг них кольцом возникала волна, разбегающаяся кудрявым буруном во все стороны. С каждым новым пузырем волна становилась выше, бурливее и быстрее. Последний выбулькнувший на поверхность затона пузырь был, поистине, исполинского размера и вздыбил ввысь такую волну, которая устрашила бы и самого бесстрашного из всех маринистов. Она обрушилась на лодку, сминая и комкая ее, как жалкий листок бумаги. «А может быть, это правильно?» – еще успела подумать Анна, прежде чем разбушевавшаяся затхлая вода затона хлынула ей в легкие.
Уютный домашний мотивчик доброй детской песенки повторялся раз за разом, с трудом пробираясь сквозь засеки и завалы обморочной бессознательности, нагроможденные на хитро переплетенных тропинках человеческого разума, будя и тревожа дремлющее сознание.
Молодая женщина, лежащая ничком на песке, уткнувшись в сложенные перед собой руки, вдруг, негромко простонав, пошевелилась и, как бы нехотя, оторвала от рук голову.
«… прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете…»
Женщина перевернулась на спину и села, подтянув к себе лежавшие в воде ступни. Она еще не до конца пришла в себя, но все-таки сообразила, что детская песенка – это сигнал мобильного телефона. Встав на ноги, она принялась шарить по карманам джинсов в поисках мобильника.
Бумажник, ключи от машины, ага – телефон. Но он молчит.
«… нам в подарок пятьсот эскимо…» – Это пел какой-то другой телефон.
Женщина огляделась. В десятке метров от нее, на песке лежала вытащенная из воды больше, чем наполовину, небольшая алюминиевая лодка. Звук шел из нее.
