Курсанты уехали на смерть и победу, а Постевого не пустили. Скромный, исполнительный и безотказный, он был не из тех людей, от которых начальство спешит избавиться. Ему приказали принять пополнение. Оно состояло сплошь из девушек. В белых полушубках, шапках, отделанных цигейкой, и хромовых сапогах, они были прекрасны, как богини, и, как богини, недоступны. Так, во всяком случае, казалось поначалу оставшимся в училище курсантам и офицерам, униженным своей отдаленностью от фронта и к тому же по-тыловому плохо одетым: шинелишки «б.у.», кирза, солдатские ушанки с поддельным мехом. Но один из командиров взвода вскоре обнаружил, на свою беду, что недоступность белых королев создана воспаленным воображением истосковавшихся молодых офицеров. Он злоупотребил своим открытием: под полушубками скрывались не солдатские, а податливые девичьи сердца. Начались сцены ревности, скандалы. А предмету страстных ссор было напрочь отказано в уважении. Он пытался командовать, его не слушались, он хотел применить строгость, его высмеивали, хотел наказать, ему отвечали дерзостью, и, доведенный до отчаяния, лейтенант застрелился перед строем. «Его похоронили без воинских почестей», — педантично сообщил Постевой. Вскоре всем курсантам было присвоено воинское звание младший лейтенант, и молодые офицеры отправились на фронт. С этой группой на передовую уехал и Постевой.
Он пошел в бой на Курской дуге летом 1943 года в качестве командира минометного взвода стрелкового полка и тогда же убил своего первого немца. А затем участвовал в форсировании Днепра под Градежском, выше Кременчуга. Уверенный, что звание Героя Советского Союза Постевому присвоили за Днепр (тогда состоялось едва ли не самое щедрое награждение за всю Отечественную войну), я попросил его подробнее рассказать о «переходе Рубикона». «Тут сложностей особых не было, мы форсировали Днепр на плечах врага». Но я настаивал — мне хотелось красочных подробностей, сочной батальной живописи: ведь я полагал, что речь идет о самом главном бое в военной биографии Постевого. И он уступил.
Это случилось уже на правом берегу Днепра. Немцы удерживали господствующую высоту и мешали расширить плацдарм. Расстреливали и топили понтоны, не давали бойцам поднять головы. Две попытки овладеть высоткой силами батальона привели лишь к тяжелейшим потерям. И тогда Постевого вызвал командир полка. «Мне тебя неплохо рекомендовали, и, хотя ты минометчик, выбора нету, пехотных офицеров осталась мало, сам знаешь, какие у нас потери» — таково было многообещающее начало. Постевому предлагалось отобрать сорок человек, по пять-шесть лучших из каждой роты, прорвать оборону противника, занять господствующую высоту и удерживать ее в течение двух дней. Дело осложнялось тем, что из-за песчаной пыли автоматы все время заедало, предстояло действовать в основном гранатами и холодным оружием. «Но ничего, приказ выполнили, хотя и потеряли больше половины отряда», — без всякого пафоса закончил Постевой. «И вам присвоили Героя?» — спросил я. «Нет, — последовал неожиданный ответ, — за этот бой никого не наградили». — «Как же так?» — «Началось наступление, не до того было. На войне это часто случалось». — «А Героя когда вы получили?» — «Позже. Под Корсунь-Шевченковским». Мой собеседник, и вообще-то не слишком словоохотливый, стремительно утрачивал дар речи. Все мои попытки разговорить его ни к чему не приводили. Наконец, видимо, сжалившись надо мной, он достал из стола папку с газетными вырезками и протянул мне: «Материалы из фронтовой печати… Даже стихи есть», — добавил застенчиво.
Я просмотрел содержимое папки и понял молчание Постевого. Есть вещи, которые о себе не расскажешь, слишком неправдоподобно они выглядят. То, что сделал Постевой возле деревни Оситняжки в дни боев за Корсунь-Шевченковский, принадлежит не современной войне, а былинному эпосу. Можно ли вообразить, чтобы один человек, вооруженный гранатами и пистолетом, уничтожил за считанные минуты тяжелый танк, самоходное орудие и до сорока человек пехоты? Именно это совершил, мстя за своего командира батареи и любимого друга, убитого и зверски изуродованного гитлеровцами, лейтенант Постевой, которого за малый рост и отсутствие стати не хотели некогда принять в пожарное училище. О подвиге Постевого написано много, особенно подробно и крепко в книге генерал-лейтенанта Бирюкова «Трудная наука побеждать». Интересно, попадалась ли эта книга в руки полковнику Верину?..
Постевой совершил свой богатырский подвиг не по счастливой случайности, не в порыве гневного вдохновения, когда человеком движет не разум, а какое-то древнее, темное, неуправляемое чувство. Нет, его гнев, его ярость были закованы, как и всегда, в броню точного расчета. Он отыскал место на перекрестке дорог, где то и дело проходили немецкие танки, замаскировался в картофельной ботве и в должный миг нанес свои удары: танку перекусил гранатой гусеницу, после чего уничтожил десант, а самоходку поразил через открытый верх.
Никто бы, возможно, и не узнал о подвиге Постевого, ибо сам он ни словом не обмолвился о содеянном, справедливо полагая, что этому просто не поверят. Но, потрясенный виденным, пленный немец рассказал все на допросе. Жители Оситняжки, наблюдавшие за боем, уточнили лишь одну деталь в рассказе пленного: убитых было не тридцать шесть, а сорок два.
Лейтенанту Сергею Постевому присвоили звание Героя Советского Союза. А вскоре он подорвал гранатой еще один немецкий танк.
Он счастливо воевал. Был всего лишь дважды легко ранен. Первый раз отделался медсанбатом, в другой раз попал в харьковский госпиталь. Но через месяц выписался, нагнал свою часть и с ней дошел до победы, которую встретил в Австрии. По окончании войны он побывал в отпуске, навестил родителей, проведал Москву, старых товарищей и женился. Вон сколько успел за короткий отпуск!..
Жена подарила ему сына Александра. К тому времени Постевого перевели в Белорусский военный округ, он командовал минометной батареей, был на отличном счету, но, твердо уверовав в прочность наступившего мира, с обычной решительностью пожелал вернуться к тому делу, которое по-прежнему считал главным в своей жизни.
И вот он снова в Москве, начальствует в звании капитана над пожарной частью в районе Красной Пресни. Дальнейший путь Постевого — это ровное и неуклонное продвижение вверх по служебной лестнице. За его безукоризненным формуляром громадный труд, непрестанное напряжение, тысячи потушенных пожаров, множество спасенных жизней и не счесть сколько сохраненных государственных ценностей.
Но не бывает счастья до конца. В расцвете лет умерла его жена, изглоданная неизлечимой болезнью. Он остался с маленьким сыном на руках. Пройдут годы, утихнет сердечная боль, он встретит другую женщину, полюбит, она заменит его сыну мать и принесет Сергею Игнатьевичу другое дитя — дочь Ирину.
Сейчас сын и дочь имеют собственные семьи, сделав Сергея Игнатьевича двойным дедом. Сын пошел по стопам отца. Известны династии ремесленников, художников, музыкантов, ученых, рабочие династии доменщиков, сталеваров, прокатчиков, а Сергею Игнатьевичу Постевому выпало заложить династию пожарных. Для этого требовалось, чтобы профессия отца казалась сыну самой важной, увлекательной и благородной профессией на земле.
Сергей Игнатьевич прошел свои университеты на крышах и в подвалах горящих зданий. Впрочем, высшее образование он все-таки получил — окончил заочно юридический институт. Для кругозора, да и мало ли что может случиться в жизни…
— Ну а дочь? — спросил я. — Неужели и она причастна огню?
— Да, — твердо сказал Постевой. — У нее профессия самая зажигательная, она — артистка балета Красноярского ансамбля танцев народов Сибири.
Почему-то у меня сложилось впечатление, что полковник Постевой сам уже на пожары не выезжает. Ведь он возглавляет особый отряд — учебный, где готовят младших командиров и специалистов пожарной службы. При отряде имеется пожарная команда, ее начальник — старший лейтенант Соловьев. Расположено «хозяйство Постевого», как говорили в армии, на бойком месте: в зоне действия команды такие важные и легковоспламеняющиеся объекты, как Киностудия имени Горького и кинофабрики на ее же территории, киноинститут, Телецентр, кинотеатр «Космос», парк культуры имени Дзержинского. Но ни студия, ни ВГИК, ни Телецентр, ни парк, ни «Космос» не горели, а едва ли Постевой станет выезжать на мелкие пожары. Он и так загружен до предела: депутат районного Совета, член бюро райкома, активный деятель Комитета ветеранов войны. Но, сунувшись в шкаф за свежим блокнотом и по ошибке открыв не ту дверцу, я увидел полное снаряжение пожарного: брезентовый костюм, каску, кислородный аппарат.
— Сергей Игнатьевич, вы и сейчас выезжаете на пожары?
— Конечно, — сказал он удивленно, — а как же иначе?
