За время химиотерапии я настолько сжился со своими стеклянными спутницами, что порою кажется, словно мы представляем собой единое целое: причудливый биомеханоид из плоти, стекла и металла, в котором циркулируют разноцветные жидкости. Шли месяцы, один курс сменялся другим, и чья-то невидимая рука привычным движением бесстрастно переворачивала песочные часы, отмеряя очередной цикл моей жизни. Иногда так хотелось, чтобы эта рука забыла о своем ненужном ритуале или чтоб слипшиеся песчинки забили узкое отверстие между колбами, прервав ход времени.
Если прозевать момент, когда одна из капельниц опустеет, из-за перепада давления венозная кровь побежит вверх по гибкой трубке. Как назло, нередко капельницы заканчивались ночью, и я не успевал вовремя прервать обратный ход крови. Ничего страшного в этом не было, просто в целях экономии систему не меняли до конца курса, и потом я Франкенштейновым чудищем бродил по больничному коридору, распугивая пациентов других отделений тремя пунцовыми шлангами, торчавшими из груди.
Закон сообщающихся сосудов по сути универсален. Наполняя меня своим содержимым, капельницы жадно всасывали обратно не только кровь, но что-то чрезвычайно важное, чему я пока не мог подобрать определения. Волю к жизни? Нет, это чересчур помпезно. Энергию? Скучно. А может, душу? Смешно.
Выдавливая из себя по капле раба, следите за тем, чтобы вслед за ним ненароком не выдавился и хозяин (ведь если есть раб, то у него должен быть хозяин, не так ли?). А то спохватитесь — ан нет, уже поздно, и даже шампанского некогда попросить.
***
Я назначил Лупетте свидание шестого октября в шесть часов вечера на Казанском мосту. Для полной инфернальности не хватало еще одной шестерки. С самого утра я волновался. Было непонятно, почему. Ну, девушка... Ну, красивая, пусть даже очень. Явно не дура, дур в Академию художеств не берут. Что еще? По правде говоря, я даже не совсем помнил, как она выглядит, ведь у редакции мы общались всего несколько минут. Спокойно, спокойно... Любви с первого взгляда нет и быть не может, и вообще я в эту хрень не верю. Просто девушка мне интересна, не более того. Она пишет замечательные письма, ну, это скорее профессиональное. Еще что-нибудь, а? Да пожалуй, ничего... А какие планы? Сходим в кафе какое-нибудь стильное, в «Саквояж» или в «Аллигатор»... Кто девушку ужинает, тот ее и танцует. С этим все ясно, что дальше? Ну что — дальше? Мы ведь не марсиане, да? Если все путем, будем вместе... Час, день, два, месяц-другой от силы. На большее меня не хватит, я же одиночка по жизни. И вообще, что это за внутреннее интервью такое? Похоже, с журналистками вредно знакомиться. Она меня, что ли, к этой рефлексии приучила? Я не такой, понятно? Не такой... Никаких планов на будущее, и точка. Может, она вообще не придет. А если придет, наверняка это будет единственное свидание. Одно дело в письмах чувства изливать, а другое — в реале. Но тогда зачем так нервничать? Не знаю... заткнись!
Я всегда очень осторожно переходил улицу, но тут чуть не попал под машину прямо на Невском проспекте. Все из-за этой чертовой рефлексии. Погрузившись в размышления, я рванул через дорогу сразу, как замигал cвeтoфop, и умудрился не заметить акулью тень шестисотого «мерседеса», летевшего на желтый. Возмущенный визг тормозов в долю секунды прервал мой внутренний монолог, заставив резко отшатнуться. В груди гулко застучало. Черное зеркало бокового стекла машины плавно поехало вниз, и на меня уставились блестящие скарабеи знакомых глаз. Я уже ожидал услышать мат, но не прозвучало ни слова. Человек за рулем словно сосканировал меня, поднял стекло, и чудо немецкого автомобилестроения замерло, тихо шипя в ожидании зеленого света прямо на пешеходном переходе.
— Кто же это такой? — нахмурился я, перейдя на четную сторону проспекта. — Явно знакомое лицо, но откуда? Лично его точно не знаю... дизайн нам вроде не заказывал, наверное шишка какая-нибудь, по телевизору где-то мелькал.
Я, как дурак, пришел на мост минут за сорок и теперь убивал время под квакающий мегафон, приглашавший петербуржцев и гостей нашего города на увлекательную экскурсию по рекам и каналам. Мегафонный монолог я почти выучил наизусть и нервно скучал. Навстречу шли скучные одинаковые люди. И среди них — Гений Невского... Гений не в том смысле, что друг парадоксов, a Genius loci, Дух проспекта. Именно так я называл про себя этого высокого худого бомжа средних лет в чудовищно рваном длиннополом пальто, с психоделической гривой нечесаных волос и не менее метафизической бородой. Он никогда не просил милостыни, никогда не выглядел пьяным, а просто ходил уже добрый десяток лет взад и вперед по Невскому быстрым квазибомжатским шагом с совершенно неясными намерениями. Можно было представить, что некогда он был проклят за какой-то ужасный грех на вечное скитание по главной магистрали петровской столицы. Я бы не удивился, если бы узнал, что Гений Невского помнит то время, когда по проспекту летали не вонючие автомобили, а нарядные кареты. И если бы мне еще сказали, что длинноносый классик, написавший 165 лет назад, что тут вы встретите тысячу непостижимых характеров и явлений, тоже был знаком с персонажем в рваном пальто, я бы поверил и в это.
Регулярно пересекаясь с Гением Невского, я пытался встретиться с ним взглядом, но всякий раз безуспешно... Я был готов к тому, что и сегодня он так же стремительно пройдет мимо, но Гений Невского внезапно замедлил шаг, повернул голову в мою сторону и... подмигнул! Я ожидал чего угодно, но не этого. Казалось, я только что удостоился подмигивания Вечного Жида. Стало смешно и жутко одновременно. И тут за ухом раздался насмешливый голос: «Привет, ты что, меня уже не ждешь?» Это была Лупетта.
***
Иногда думаю: а вдруг это никакая не Лимфома, а новый, неизвестный науке вирус, просто маскирующийся под онкологию. И я — первый инфицированный. Пока никто ни о чем не догадывается, но скоро, уже совсем скоро я стану заразным. Не знаю, как это произойдет, достаточно будет подышать на кого-нибудь или чихнуть... А может, все будет гораздо зрелищней? Да, да, как в голливудских фильмах ужасов! А что, очень даже неплохой вариант, гораздо лучше, чем медленно загибаться здесь в невысыхающем поту и преющих испражнениях. С дежурно участливым выражением на лице подойдет врач, наклонится, проверит пульс и картинно вздохнет: «Отмучился... » И в этот момент я взовьюсь над койкой восставшим из ада зомби с алым сполохом в глазах и вопьюсь... вопьюсь ему не в сонную артерию, как голимый вампира а прямо в подчелюстной лимфоузел. Врач истерично завопит: «Снимите, снимите это с меня!» — но все вокруг, толкаясь и падая, ринутся на выход, роняя капельницы, опрокидывая утки с мочой и моля о помощи. В коридоре кто-то истошно заверещит: «Милиция!» — но будет уже поздно. Покусанные первыми лежачие больные тут же обретут недюжинную прыткость и ринутся по палатам, пополняя растущую армию лимфовурдалаков. С чудовищно распухшими шеями и выкатившимися белками они в считанные минуты излечат от недугов всех хворых и убогих с различных отделений. Не нужные более бинты, костыли и капельницы полетят в окна, и веселая команда чудесно исцеленных разбежится по улицам, жадно впиваясь в шейные, подмышечные и паховые лимфоузлы петербуржцев и гостей нашего города. Попытки властей бороться с распространением информации, а не болезни только усугубят ситуацию. Введенные в город войска Ленинградского военного округа будут подавлены превосходящими силами противника, с которыми не смогут совладать даже элитные батальоны, прошедшие боевое крещение в Чечне. Из Китая срочно вылетят эпидемиологи, готовые поделиться свежим опытом локализации очагов атипичной пневмонии. Но тщетно, все тщетно. Инфекция попадет в Неву и, благополучно миновав хлипкие очистные сооружения, заполнит ванны, чайники и стаканы последних не зараженных жителей. Гражданская оборона падет без боя, да и на что тут можно надеяться, когда на месте подземных бомбоубежищ уже давно ночные клубы, а запасы еды в потайных тоннелях метро недоступны из-за озверевших пассажиров. И когда главный врач страны по всем телеканалам будет заверять жителей северной столицы, что ситуация находится под контролем, на него уже некому будет смотреть... Аэропорты, вокзалы и федеральные трассы в спешном порядке перекроют войсками МВД, а в стране наконец-то введут чрезвычайное положение.
Верховный главнокомандующий скрепя сердце отдаст тайный приказ о полной блокаде родного города вплоть до окончательной победы над эпидемией. По роковому стечению обстоятельств, это произойдет как раз в шестидесятилетнюю годовщину той, первой блокады. И над гибнущим в сером мареве градом святого Петра поднимется вечное царство Лимфомы...
На афише одного приключенческого ужастика я как-то прочитал слова: «Смерть — это только начало». Неправда, смерть — это всего лишь продолжение, а начало — это болезнь.
