- Доченька, пожалуйста, ему уже не помочь, - словно издалека донесся голос отца. Герда махнула рукой, прося помолчать.
Показалось, что в груди Охотника раздался приглушенный удар. После долгой паузы еще один. И еще. Сомнений быть не могло, его сердце билось, только медленно и тихо.
- Он жив! - радостно вскричала Герда.
- Доченька, не питай пустых надежд, - попытался воззвать к благоразумию отец, но его отвлек звук торопливых шагов.
От главного входа в церковь, осторожно переступая гниющие останки и брезгливо морщась, спешил Эглаборг.
- Как я ненавижу это его ремесло! Говорил же, не ходить, а он все заладил: "если не я, то кто?" Ну почему он всегда лезет на рожон, словно сам смерти ищет? - причитал компаньон Николаса. - Отойди, девочка. Дай, посмотрю. Я лекарь. Может, смогу чем помочь.
Герда нехотя отстранилась. Эглаборг присел рядом с Охотником и начал водить над ним руками. Она никогда не видела, чтобы их городской лекарь делал что-то подобное.
- Лекарь или целитель? - с подозрением переспросил отец.
Эглаборг не ответил. Расстегнул ворот рубашки Николаса, достал из-за пазухи тонкую деревянную трубку и широким концом приложил ее к груди Охотника.
- Действительно, бьется, - задумчиво хмыкнул Эглаборг, но остался таким же мрачным, словно это открытие его совсем не обрадовало. - Это летаргия. Он жив. Просто спит. Очень крепко. Дыхания почти не слышно, а сердце бьется очень медленно и тихо.
- Когда он проснется? - приободрившись, спросила Герда.
- Трудно сказать. Я не сталкивался с подобными случаями, только слышал про них, - не слишком обнадеживающе ответил лекарь. - Через пару часов, дней, год, а, может, и никогда.
Герда совсем понурилась.
- Будем надеяться на лучшее, - потрепал ее по голове отец. - Одно чудо уже свершилось - он победил, несмотря на неравные силы с противником, и остался жив. Думаю, второе не заставит долго ждать.
Гед выглянул в разбитое окно. У кромки горизонта лиловой полосой разгорался рассвет.
- Нужно скорее унести его отсюда, а то люди решат, что это он нечисть вызвал, - посоветовал лесник, и вместе с Эглаборгом под руки потащил Охотника прочь из церкви. Герда, потерянная, плелась следом.
Три дня Николас пролежал в их доме, не просыпаясь. За это время отец успел еще раз съездить за кошками в соседнее село, потому что предыдущая орава сбежала, как только он выпустил животных из мешка. Но на этот раз кошки остались. Видно, лихо действительно покинуло многострадальный город.
Герда сидела с Охотником все это время. Родителям лишь изредка удавалось уговорить ее отлучиться поесть. В конце концов она так себя уморила, что заснула на стуле возле постели Охотника, положив голову ему на грудь.
***
Солнечные зайчики, просачиваясь через щели в плотных занавесках, ласково касались лица. В комнате было очень тихо. Лишь медленное дыхание спящей на груди девочки нарушало царивший здесь покой. Николас высвободил руку из-под одеяла и ласково провел по мягким пушистым волосам, приятно щекотавшим кожу. Герда открыла глаза и сладко зевнула. Только сейчас он заметил несколько крупных ссадин на ее лице.
- Что случилось? - тихо спросил он, дотронувшись до небольшого рубца на ее подбородке.
- Я плохо помню, - замялась девочка. - Ночью я потихоньку выбралась из дому и побежала к церкви. А там... я увидела, как Ловец протыкает тебя мечом. Мне стало страшно, что ты умрешь. Я разбила окно, упала сквозь раму и попала внутрь. Ты потянулся ко мне, а я к тебе. А потом я помню только, как папа нашел меня на полу церкви, и они с Эглаборгом перенесли тебя к нам домой. Ты проспал три дня.
- Гр-р-р, теперь понятно, откуда взялась головная боль, - простонал Охотник, удобней устраиваясь на кровати. - Зачем ты вообще полезла в эту церковь?
- Ну, как же, ты ведь был там совсем один. Сражался за наш город. Кто-то должен был тебе помочь, - Герда замолчала и понурилась. - Жаль, что я оказалась такой бесполезной.
- Не говори так, - Николас обнял ее за плечи. - Ты очень помогла. Не знаю, как, но без тебя ничего бы не вышло.
- Правда? - недоверчиво спросила она.
- Правда. Эй, а где же мое боевое ранение? - Николас стянул с себя рубашку. На теле не осталось и следа от удара голубого клинка.
- Так он все-таки задел тебя? А папа сказал, что мне все примерещилось, - торжествующе сообщила Герда, смущенно отведя взгляд в сторону от обнаженного торса.
Николас хотел что-то ответить, но тут в комнату вошел Эглаборг.
- Мастер Николас, вы очнулись! - радостно воскликнул он. - Вы так крепко спали. Не слышно было даже, как вы дышите. Честно признаться, если бы не Герда, мы бы приняли вас за мертвого.
- Но ведь я жив, - отмахнулся Охотник. - Заградский отдал деньги?
- Конечно. А после того, как отсюда сбежал священник, увидев последствия вашей ночной Охоты, Заградский накинул нам еще пару сотен. Просто так. Чтоб язык за зубами держали. Если он в ближайший месяц не найдет нового священника, то его снимут с должности. А кто захочет ехать в город, где кишмя кишит нечисть?
- Хорошо, значит, завтра отбываем, - отдал распоряжение Николас.
- Так быстро? Но я думала, ты останешься еще хоть ненадолго, а потом возьмешь меня с собой. И мы будем путешествовать вместе, - разочаровано пробормотала Герда.
Николас одарил ее тяжелым взглядом:
- Ты еще слишком мала и не выдержишь долгого пути. Да и подумай о родителях. Вряд ли они будут рады, если я заберу у них единственного ребенка.
- Ты прав. Я понимаю, - расстроено пробормотала девочка и быстро выскочила из комнаты, чтобы он не увидел, как она плачет.
- Зря вы так, - упрекнул его Эглаборг.
- Если я не уйду завтра, то не уйду совсем, - мрачно ответил Николас.
***
Слабость и головная боль еще не до конца прошли, но дорога уже манила в путь. Эглаборг дожидался у коновязи, пока Николас прощался с родителями Герды. Самой девочки нигде видно не было. Охотник не знал, расстраиваться ему или радоваться. Прощания никогда не давались легко.
- Не обижайтесь на нее. Упрямая, сил нет. Порой с ней так тяжело бывает, - ответил на невысказанный вопрос Гедымин. - Спасибо за все. Если снова будете в наших краях, обязательно заходите в гости. Удачной Охоты.
Коротко кивнув, Николас подошел к Эглаборгу и отвязал уже поседланного коня.
- Николас, - послышался за спиной робкий оклик. - Я тут, гхм... у нас принято дарить цветы на прощание, поэтому вот...
Заливаясь пунцовой краской, Герда протянула ему букет синих полевых цветов.
- Это васильки. Они такого же цвета, как твои глаза, - смущаясь, пробормотала девочка.
- Спасибо. Я... - робость оказалось заразной. Николас никак не мог придумать, что сказать напоследок. Он рассеяно сунул руку в карман и снова укололся о брошь.
- Ты ведь еще вернешься? - спросила Герда, покусывая нижнюю губу от напряжения. - Вдруг, когда я вырасту, ты все-таки сможешь взять меня с собой? Хоть ненадолго. Обещаю, я не буду больше бояться и плакать.
- Не знаю, - только и смог выдавить из себя Николас.
- Но меня-то ты не забудешь? Обещай! - ее большие глаза нехорошо блестели. Николасу показалось, что она вот-вот расплачется, хотя только что клялась этого не делать.
- Не забуду, - тихо ответил он, доставая из кармана злополучную брошь. Вырезанная из слоновой кости веточка цветущего вереска. Красивый, но абсолютно бесполезный подарок ворожеи. "Отдай его той, кого не захочешь забыть", - сказала она. Что ж, так тому и быть. Николас вложил брошь в ладонь девочки.
- На добрую память. Прощай, - он легонько коснулся губами ее лба и тут же вскочил в седло. Конь понес его прочь медленной рысью.
Николас уговаривал себя не оборачиваться, но, не выдержав, бросил на Герду последний короткий взгляд. Она продолжала стоять, держа его подарок на раскрытых ладонях. Ни единой слезинки так и не скатилось по ее щекам.
1575 г. от заселения Мидгарда, Дрисвяты, Веломовия
Путники редко захаживали в Дрисвяты. Возможно, поэтому завсегдатаи маленькой харчевни с неприкрытым любопытством разглядывали троих чужаков, сидевших за столом в углу зала.
Первого из них, слегка полноватого, с круглым, гладко выбритым лицом, легко можно было принять за купеческого сына. Даже толстый слой пыли не скрывал дорогого покроя его одежды.
Второй была девушка: невысокая, стройная, с короткой прической до плеч, которую в последнее время носили многие знатные дамы из Стольного. Под легкий плащ надеты узкие штаны с заправленной в них кружевной рубашкой. На ногах - высокие сапоги из мягкой кожи.
Третий путник явно был предводителем. Много старше товарищей, долговязый, худощавый, с обветренным лицом и торчавшими в разные стороны светло-каштановыми волосами, настолько выгоревшими на солнце, что они казались ярко-рыжими. В потертой залатанной одежде и грубых мужицких сапогах, он как нельзя лучше вписывался в местное общество. Однако глаза необычного янтарно-желтого оттенка вкупе с заостренными чертами лица делали его странно похожим на хищную птицу.
