— Здесь много воздуха, — прохрипел он.
— Было много, пока ты не пришел, козел. А теперь мне приходится делить его с тобой.
— Прости, я не буду дышать, — пообещал Джек.
Практически сразу же здоровяк ослабил хватку и без лишних слов повалился на свою койку. Джек лежал без сна, сдерживая дыхание и пытаясь не вспоминать, как толстые пальцы Горы, отпустив его горло, нежно его погладили.
Коровы вызвали у Джека удивление. Каждая была прикована к столбу, и сначала он подумал, что это какая-то жестокая шутка: в тюрьме даже животных сажают на цепь. Но через несколько дней работы на ферме он понял, что их никогда не спускают с цепи, — не из-за жестокости, а потому что самим коровам так удобнее. Джек смотрел на их апатичные морды и недоумевал: неужели и он закончит так, неужели после нескольких месяцев, проведенных в заточении, просто перестаешь бороться?
Братья-близнецы, которые владели фермой, поставили его кормить коров: в его обязанность входило смешивать зерно из двух разных силосных ям в автоматической подвесной мешалке с раструбом, а потом развозить его на тачке и раскладывать по кормушкам. Джек покормил коров рано утром, еще до дойки, а сейчас, в половине пятого утра, должен был покормить их еще раз и повез тележку в самый дальний угол огромного коровника. Здесь все было в паутине и царил полумрак. Сегодня утром он испугался до смерти, когда из-за балки вылетела летучая мышь и коснулась его плеча своими тонкими, прозрачными крыльями.
Автоматическую мешалку приводил в движение продолговатый выключатель, находившийся на одной из массивных деревянных вертикальных балок. Джек включил мешалку, дожидаясь, пока зерно заполнит воронку. Мешалка работала с оглушительным шумом, словно шел ливень с градом.
От первого удара по почкам Джек упал на колени. Он оперся руками о цементный пол и изогнулся, пытаясь увидеть, кто напал на него сзади.
— Вставай! — велел Гора. — Я еще не закончил.
Визит в тюремный лазарет стоил три доллара. Заключенные в основном ходили туда, чтобы поглазеть на медсестру, одну из немногочисленных женщин в тюрьме. Сказаться больным и потаращиться на ее грудь, вздымающуюся под белым халатом, все лучше, чем сидеть в камере полтора на полтора или молоть зерно. Заплатившие три доллара могли рассчитывать на двадцатиминутный осмотр на одной из обитых клеенкой кушеток и таблетку тайленола.
Джека в лазарет доставил надзиратель, который заверил его, что это посещение бесплатное. Один из братьев-близнецов, владеющих фермой, обнаружил Джека в куче силоса по шею, на его синей джинсовой рубашке растеклось кровавое пятно в форме сердца. Джека никто ни о чем не спрашивал, да и сам он ничего не стремился объяснить.
Сестра сложила на металлический поднос бинты и вату.
— Не хотите рассказать, что произошло?
Джек едва мог разговаривать из-за невыносимой боли, которая пронзала его каждый раз, когда он поворачивал голову.
— Кровь из носа пошла, — прохрипел он.
— Впервые вижу, чтобы из-за носового кровотечения сломался хрящ в носу. А как быть с ушибом позвоночника и ребер? Или я должна думать… что вас лягнула корова?
— Похоже на правду, — согласился Джек.
Медсестра покачала головой, заткнула ему ноздри ватой и отправила назад в блок. Там в зоне отдыха заключенные играли в настольные игры. Джек подошел к свободному столу и начал раскладывать пасьянс.
Неожиданно сидящий через два стола за «Эрудитом» Альдо схватил своего напарника за воротник.
— Ты назвал меня лгуном?
Тот посмотрел ему прямо в глаза.
— Да, Легранд. Именно лгуном.
Джек отвернулся и перевернул даму пик. Положил ее на колонку с бубновой пятеркой.
— А я тебе говорю, есть такое слово! — настаивал Альдо.
На крики явился дежурный надзиратель.
— В чем дело, Альдо? Кто-то не хочет делиться с тобой своими игрушками?
Альдо ткнул пальцем в игровое поле.
— Разве нет такого слова?
Надзиратель нагнулся поближе.
— Охра. Никогда такого не слышал.
— Такое слово есть, — негромко сказал Джек.
Альдо с довольной улыбкой повернулся к нему.
— Скажи им, профессор. Я нашел его в одной из твоих книг.
— Охра — это цвет. Оттенок оранжевого, — пояснил Джек.
— Двадцать семь очков, — добавил Альдо.
Его противник прищурился и посмотрел на Джека.
— Почему, черт возьми, я должен тебе верить?
— Потому что он много читает, — сказал Альдо. — И знает ответы на все вопросы.
Джеку хотелось только одного: чтобы Альдо заткнулся.
— А проку от этого, — пробормотал он.
Джек скреб лопатой по бетону, задыхаясь от едкой вони, когда насыпал очередную порцию навоза в тачку. Коровы, изогнув крепкие шеи, смотрели на него огромными карими глазами. Их вымя налилось молоком, они мычали.
Одна из коров, взмахнув невероятно длинными ресницами, опустила голову. Джек переложил лопату в другую руку и погладил пятнистые черно-белые бока. От прикосновения к теплой шкуре животного к горлу подступил комок.
Вдруг лопата отлетела в сторону, а сам он оказался на полу. Он чувствовал, как солома колет висок, ощущал вонючую кучу навоза под своей щекой и холодный воздух на спине и ягодицах, когда с него сдернули джинсы. Прямо над его головой раздался низкий голос Фелчера:
— И много ты знаешь, Эйнштейн? Знаешь, например, что я с тобой сделаю?
Джек почувствовал, как мясистые пальцы Горы сдавили ему шею. Он слышал, как расходится каждый зубчик на молнии.
— Господи, Гора, — раздался голос, — не мог найти кого-нибудь другого?
Гора навалился на Джека.
— Заткнись, Легранд! Это не твое дело.
— А чье? Сент-Брайд побился с чуваками об заклад. Он утверждает, что знает все ответы в викторине «Рискуй!» еще до того, как их дадут участники. Если он проиграет, будет должен каждому по банке кофе.
Джек осторожно вдохнул. Он не спорил ни с Альдо, ни с кем-то другим в блоке, но готов был истратить все свои сбережения на кофе, если это чудовище слезет с него.
— Завтра мы заполняем продуктовый заказ, и если благодаря тебе он сегодня окажется в лазарете, то на той неделе нам кофе не видать.
Гора отпустил Джека. Тот повернул голову и увидел, что негр застегивает джинсы, задумчиво глядя на него.
— Я смотрел эту викторину. Еще никому не удавалось ответить на все вопросы. — Он скрестил руки на груди. — Если проиграешь, я кофе не хочу.
— Хорошо. Куплю тебе шоколадный батончик.
Тут же руки Горы сжали плечи Джека и приподняли его над землей.
— Если сегодня ответишь правильно на все вопросы, до завтра я оставлю тебя в покое. Но ты будешь играть и завтра, и послезавтра. Как только облажаешься, ты мой. — Он коснулся подбородка Джека, подушечки его пальцев были мягкими. — Проиграешь — приползешь ко мне.
Джек замер. Когда Гора вышел из коровника, он без сил опустился на солому. Штаны его так и остались спущенными до колен. Джек сел, пытаясь отдышаться.
— Ты как?
Пока Альдо не подал голос, Джек не вспомнил о его присутствии.
Он вытер нос рукавом и кивнул.
— Спасибо.
— Не за что, — пожал плечами Альдо. — Мы все побывали в твоей шкуре. Но больше чьей-то задницы Гора любит новые забавы.
Залившись краской стыда, Джек начал поправлять одежду.
Его била нервная дрожь — запоздалая реакция на то, что едва ли не произошло. В тюрьме теряешь все — статус, работу, дом. От одной только мысли, что любой человек может отнять у заключенного еще больше — нечто, что нельзя вернуть, например достоинство, — он настолько разозлился, что, казалось, даже кровь в нем закипела.
Джек выиграл. И, подобно Шахерезаде, на несколько дней получил отсрочку приговора. У него появилось маниакальное хобби: восемь часов он работал, потом брал в тюремной библиотеке столько книг, сколько разрешалось, и нес их на свою койку. Он читал перед обедом, во время обеда, после обеда… Читал, пока знакомые мелодии телевизионной викторины не наполняли комнату отдыха. Он засыпал с мыслью о составе коктейля «Том Коллинз», просыпался с мыслью о русско-китайской войне. И вскоре был уже не одинок в своем увлечении. Заключенные, которые вначале злились, что так и не получили свой кофе, осознав, что самоуважение возбуждает не хуже кофеина, начали болеть за Джека. Из желания помочь ему они тоже стали брать книги в библиотеке и придумывать вопросы. Они забрасывали ими Джека, когда он чистил зубы, убирал за собой поднос в столовой, застилал койку.
Через неделю вся окружная тюрьма знала о пари между Джеком и Горой Фелчером. Надзиратели делали между собой ставки, предсказывая день, когда Джек в конце концов ошибется. Режимы строгой и средней изоляции следили за его победами, передававшимися по «цыганской» почте. И в семь вечера все телевизоры в тюрьме переключались на канал, где шла викторина.
