Мы с ней подружились с первого взгляда, когда вместе поступали в Школу-студию МХАТ. Посмотрели друг на дружку, улыбнулись и так вот с тех пор и дружим. Мы обе поступили тогда сразу, но ни одна из нас не стала актрисой. Она рано вышла замуж за молодого скрипача, который сделал грандиозную карьеру, его имя теперь известно каждому, а Натэлла растила двоих сыновей, вела дом и ведала к тому же всеми его делами. У них есть квартира в Париже и домик в Норвегии. Сыновья выросли, ни один из них не стал музыкантом. Живут они в разных странах, а Натэлла вернулась в Москву несколько лет назад и заявила, что желает жить только в Москве. Ее муж Юлик отнесся к этому с пониманием, но сам проводит в Москве не больше двух месяцев в году. Натэлла подозревает, что у него есть другие бабы, но говорит, что ей на это наплевать.
– Понимаешь, Лёка, мы даем друг другу жить, и нас обоих это устраивает. Я устала мотаться по миру. Будут внуки, поглядим, а пока я хочу жить в Москве, на заслуженном отдыхе.
– Лёка, ты мне не нравишься, – заявила она, когда мы заказали ужин.
– Чем это?
– С тобой что-то происходит. Скажи, я пойму.
– Да ну, зачем я буду тебя грузить всякой чихней.
– Все-таки твоя работа дает о себе знать. Раньше ты бы никогда так не выразилась, – улыбнулась она. – Раньше бы ты сказала: зачем я буду взваливать на тебя мои проблемы.
– Ты права! – засмеялась я.
– Но ты не права. Давай выкладывай, что у тебя! А на что иначе нужны подруги?
И я вывалила ей все, что мучило меня в последние месяцы.
– Хорошо, попробуем разобраться. Цветы и даже бабы на могиле – это пустяки. Лёня прожил долгую жизнь, и наверняка его любила не только ты. Это первое. Второе: преимущество в этом вопросе все равно, как ни взгляни, на твоей стороне. Он любил тебя, жил с тобой до самой смерти, и ты всегда, насколько я знаю, считала себя счастливой и любимой. Так?
– Так!
– И в чем же тогда дело? В тебе! У тебя почва ушла из-под ног. А почему? Потому что Стаська внезапно решила ехать к матери. Так?
– Возможно.
– Значит, с замогильной ревностью мы разобрались. Теперь Стаська. Самый гнусный возраст с четырнадцати до девятнадцати-двадцати. Самый проблемный и трудный. Психика у девчонки, конечно, расшатана. Она не в состоянии простить и понять. Я бы на твоем месте показала ее психологу или психотерапевту. Не повредит.
– Не уверена.
– В чем?
– В том, что не повредит.
– Почему?
– Потому что кругом развелось какое-то немыслимое количество шарлатанов. Как ни включишь телевизор, там обязательно торчит очередной психолог. И в большинстве случаев это какие-то косноязычные тупые ублюдки.
– Но не надо же идти к первому попавшемуся. Хочешь, я найду?
– Да не станет Стаська ни с кем разговаривать. Даже если и согласится пойти, кроме какой-нибудь пакости ничего из этого не выйдет. Да к тому же нам скоро уезжать…
– А может, там все и рассосется. Она ж хорошая девочка, умная, начитанная. Увидит мать… Да и Ариадна тоже, наверное, поумнела, раскаялась. Счастливый человек мягче становится. А она, надеюсь, нашла наконец свое счастье. Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить.
– Стучу по дереву. Знаешь, я как подумаю обо всем этом, у меня сердце болеть начинает.
– Да брось, все будет хорошо, вот увидишь! Они, Стаська с Ариадной, подружатся. И будут относиться друг к дружке не как мать и дочка, а как две закадычные подружки. Такое бывает.
– Бывает всякое.
– А ты скажи Ариадне, чтоб она мать из себя не строила, этот номер скорее всего не пройдет, а вот подружиться с дочкой…
– А что, Натэлка, может, это и хорошая мысль, – вдруг ухватилась я за соломинку. – Обязательно скажу ей. Она теперь часто звонит. Ладно, хватит обо мне, что у тебя-то хорошего?
– Да все вроде неплохо. Вадька прислал фотографию девушки, жениться собрался, вот погляди, хорошенькая.
– Да, даже красотка, можно сказать.
– А мне как-то скучно стало при виде ее.
– Почему?
– Чужая. Я бы мечтала, чтобы он женился на грузинской девушке…
– Где он тебе в Норвегии грузинскую девушку найдет? Да ты и сама не за грузина в свое время вышла.
– Знаешь, грузинский муж – это не такое уж большое счастье, а вот грузинская жена – совсем другое дело.
– Звучит как в анекдоте. А что Юлик?
– У него турне по Канаде.
– Скучает?
– Да нет. У него есть с кем ездить.
– И ты не ревнуешь?
– Нет. Он это не афиширует, и ладно.
– То есть ты типичная грузинская жена?
– Отчасти. Грузинская жена еврейского мужа.
Но тут к столику подошел наш бывший сокурсник Толя Белых. Народный артист, лауреат и всеобщий любимец.
– Боже, кого я вижу, девочки! Сколько лет, сколько зим! Душевно рад! Можно к вам подсесть? Правда, я не один…
И, не дождавшись разрешения, он плюхнулся за наш стол. Но тут же вскочил и отодвинул стул для подошедшей к нему дамы.
– Знакомьтесь, девочки, это Таисия Булыга, потрясающий драматург. Она написала для меня пьесу – закачаетесь! Репетирую и блаженствую! А это, Тасенька, мои однокурсницы, Натэлла и Леокадия! Натик и Лёка! – довольно потирал руки Толик.
Потрясающая драматургиня мрачно кивнула и промолчала. Вид у нее был до идиотизма богемный. Пыльные волосы, грязноватый свитер и лихорадочно блестящие черные глаза, которые не могли ни на чем остановиться, но время от времени она их опускала и пристально смотрела на свои руки, которые тоже не бездействовали. Ногтем указательного пальца левой руки она чистила ногти на правой. Зрелище до такой степени малоаппетитное, что меня чуть не стошнило. А Толик все разливался соловьем:
– Лёка, я в машине слышал твои лексические перлы! Мне понравилось страшно! Знаешь, Тася, Лёка своим поставленным мхатовским голосом произносит всякую жаргонную чепухистику, прелесть что такое! Гениальная находка! Рад за тебя! Натик, а как наш божественный маэстро? Как детки? Внуков еще нет? А я уже дважды дед и горжусь этим! Лёка, а ты?
– Моей внучке семнадцать!
– Семнадцать! – он закатил глаза. – С ума можно сойти! И что, тоже в актрисы метит?
– Слава богу нет.
– Почему слава богу? У тебя был талант… Но ты предпочла… Но может, стоит показать ее мне, например? Может, она в бабку? Я могу составить ей протекцию!
– Да нет, Толик, – спокойно прервала его Натаяла, – у Лёки и без театра, и без тебя забот хватает!
– Ну, была бы честь предложена, – с облегчением рассмеялся он.
Но я знала, что, если бы обратилась к нему, он бы помог.
Долго выдержать за одним столом с Таисией Булыгой мы не могли. И стали прощаться. Она даже головы не подняла, продолжая чистить ногти.
– Слушай, Лёка, что она может написать? – спросила Натэлла, когда мы отошли.
– Какую-нибудь суперсовременную бредятину. По-моему, она сумасшедшая.
– Да, и как-то капитально… Слушай, сколько сумасшедших развелось. Но как Толика от нее не тошнит?
– Видно, нервы крепкие. Хотя я все могу понять, но зачем с ней за стол садиться?
– А может, она гений?
– Все бывает, конечно, но уж больно неаппетитно.
Мы уже одевались, когда к нам подбежал Толик.
– Девчонки, спасите меня!
– От твоей гениальной драматургессы? – ядовито осведомилась Натэлла.
– Денег можете дать на три дня?
– Зачем же ты ее в ресторан привел, если у тебя денег нет?
– Да при чем тут ресторан? Просто, если я сейчас отстегну ей в счет будущего гонорара хотя бы двести баксов, она от меня отвяжется.
– А зачем ты с ней связался? – полюбопытствовала я. – Она же ненормальная.
– Да боже упаси! Это наш новый главный ее привел, пьеса, говорит, великая… Может, и великая, но я уже изнемогаю.
– Когда отдашь? – жестко спросила Натэлла.
– Послезавтра получаю гонорар за сериал и тут же верну. Спасибо тебе, Натик! Ты, как всегда, великодушна.
– Ладно, беги к своей авторше.
– Девчонки, но пьеса правда классная! Такая роль…
Он убежал.
– Ты веришь, что пьеса классная?
– А черт ее знает… но скажу совершенно определенно: я смотреть этот спектакль не хочу, – решительно ответила Натэлла. – Мне бы что-нибудь потрадиционнее.
– И автор чтоб почище, да? – рассмеялась я.
– Непременно!
– А знаешь, хорошо, что они появились, сбили нас с драматического настроя.
– Ага, с драматического на драматургический! – заметила Натэлла, и мы горько улыбнулись друг другу.
Я щелкнула пультом, и гараж открылся. Машины Гарика не было. Я так соскучилась по нему! Не виделись целые сутки. Мне пришлось поехать в Лос-Гатос, где выставлен на продажу недурный таунхаус. Три бедрума, большой ливингрум, гараж и вокруг чудный садик! Много на нем не заработаешь, но все-таки мне удалось заключить договор. И слава богу! Конечно, пришлось помучиться, но зато я заодно повидалась с Майкой и переночевала у нее, в дождь драйвить я побаиваюсь, особенно когда трафик. Да еще я сэлфон потеряла. Не буду Гарику говорить, он разозлится. Он и так называет меня растеряхой… Ах, как я люблю возвращаться теперь домой. И дом этот люблю до смерти. – Лютик, Лютик! – позвала я. Обычно он мчится ко мне со всех лап, а сегодня что-то не слышно. Задрых где-то? Или Гарик взял его с собой? Я облазила все любимые Лютиком места спячки – в ванной внизу, в гостиной под журнальным столиком и даже в кладовке. Его нигде не было. Надо позвонить Гарику. Но его телефон выключен. Странно, это я вечно забываю его зарядить, а он никогда. Или не заплатил? Тоже маловероятно. Я позвонила в офис… Но там почему-то вообще никто не брал трубку. Мне вдруг стало дурно. Неужели с ним что-то случилось? Именно сейчас, за неделю до свадьбы? Он так гоняет, на штрафы уходит прорва денег… Да, наверняка он попал в аварию. И похоже в серьезную. И все служащие кинулись к нему в больницу? Но почему же никто меня не известил? Дрожащей рукой я включила автоответчик. Несколько ничего не значащих звонков. И вдруг его голос: «Ариадна, я писать не мастер, поэтому решил наговорить на автоответчик. Прости меня, дорогая. Но я внезапно понял, что не могу и не хочу жертвовать своей свободой. Лучше исправить ошибку до свадьбы, чем потом трепать нервы в бракоразводном процессе. Расстанемся пока не поздно. Прости, что обманул твои ожидания, но… Мы не созданы друг для друга, мы слишком разные с тобой. Ты красивая, милая, спору нет, но… Ты вполне сможешь найти себе другого, более достойного мужа. Сейчас я уезжаю, пусть все перегорит, тогда мы обязательно встретимся и решим все материальные вопросы. Желаю тебе счастья. Заказ в «Фандорине» я отменил. Чао-какао!» Я не поверила своим ушам. С самой первой фразы я решила, что это розыгрыш, он иногда любил жестоко разыграть человека. Но услышав это идиотское «чао-какао», я поняла – все правда. Боже, за что? И как теперь жить? Через неделю приедут мама со Стаськой. Надо немедленно отменить их приезд! Я от ужаса даже не плакала, не было слез. Только тяжелое, неподъемное отчаяние. Я стала задыхаться, как будто рухнувшая жизнь погребла меня под своими обломками. В этот момент зазвонил телефон. А вдруг это Гарик звонит сказать, что пошутил…
