Когда «Два брата» подошли к молу Анаргири на расстояние метра, Павлина спрыгнула на мол, пришвартовалась и помогла туристам сойти на берег. Большинство из них расположилось под открытым небом на солнце. Они расстелили свои полотенца прямо на гальке. Только две пары греков удалились метров на тридцать от моря в тень сосен. После того как последний пассажир покинул судно, Павлина напряглась, подтянула лодку к молу, намотала канат на кнехт причала и прыгнула в лодку.
— Ты будешь спать?
Арис, сидевший на корме с отсутствующим видом, ничего не ответил. Павлина подошла, клубочком свернулась рядом с ним и положила руку ему на колено:
— Ты будешь спать?
Арис покачал головой.
— Ты поссорился с Танассисом?
Молчание.
— А Такис? — спросила Павлина.
Лицо Ариса словно озарилось внутренним светом.
— Он приезжает на будущей неделе. Мы начинаем репетировать пьесу, которая откроет сезон.
— Пьесу, которая откроет сезон? Арис! Ты говоришь, как житель Афин! — уязвленная непонятно чем, Павлина рассмеялась.
— Смейся, дурочка! Я ему буду реплики подавать, чтоб ты знала!
Арис повернулся к Павлине спиной и растянулся, собираясь заснуть. Павлина долго сидела на задней корме. Она была уничтожена. Мысли путались. Чего ждал двоюродный брат от Такиса? И что тот задумал со всеми своими репетициями? Арис — столяр. Разве театральные пьесы репетируют со столяром со Спетсеса? И дурак Танассис тут еще красуется…
«Мне надо успокоиться», — подумала Павлина.
Она окинула взглядом туристов. Один из них нырнул в воду, проплыл несколько метров брассом, потом попытался достать до дна. Павлина немедленно сравнила его неуклюжие движения с безупречным горизонтальным полетом, который совершал в воде Арис. Он рассекал руками морскую гладь так сильно, что на мгновение исчезал в воде почти без брызг. Павлина отвела глаза от пловца и посмотрела на остальных, растянувшихся на гальке туристов. Есть ли среди них хоть один, чья красота и сила могут сравниться с красотой и силой Ариса?
Так изнывала она до отплытия, не находя себе места, и никак не могла успокоиться. Когда в четыре часа Арис протрубил три раза в рог, она почувствовала облегчение.
Арис начал сниматься с якоря. Лодка очень медленно заскользила к якорной стоянке. Сцена была исполнена невыразимой красоты. Арис, не торопясь, выбирал на борт толстый якорный канат, аккуратно скручивая его кольцами. Мерное покачивание лодки вкупе с то поднимающимся, то опускающимся канатом создавали ощущение полной гармонии, которая была нарушена самым неожиданным образом.
Лодка все еще продолжала скользить по воде, но угол, образуемый канатом по отношению к поверхности моря, начал приближаться к прямому. Веревка натянулась, ушла под корпус судна. Лодка дернулась и остановилась. Павлина, сидевшая на носовой оконечности, спустив ноги по обе стороны форштевня, вскочила и в мгновение ока оказалась рядом с двоюродным братом.
— Я попробую освободить якорь, — вытягивая веревку со стороны моря, сказал Арис. — Должно получиться. Если нет, ты останешься на борту, а я нырну.
Арис отвел лодку от якорной стоянки и дернул веревку как можно сильнее. Никакого результата.
— Один из зубцов, наверное, застрял в полости скалы. Я нырну и вытащу его.
— Тут всего метров пять, — ответила Павлина. — Я сама могу это сделать.
Арис не стал спорить. Если нырнет он, у Павлины не хватит сил, чтобы втащить якорь на борт. Им придется снова причаливать.
Павлина скинула рубашку и шорты. Арис увидит, на что она способна! Может быть, даже, когда она все сделает и предстанет перед ним в своем мокром вязаном купальнике, он посмотрит на нее другими глазами. В любом случае, вернувшись на борт, она будет сушить купальник как можно дольше.
Павлина надела маску, поправила ее и с криком «ласка» прыгнула в воду. Арис стравил канат. Павлина очень быстро заметила якорь, изогнувшись, сменила направление движения и в несколько гребков вертикально ушла на глубину. Через несколько мгновений она показалась на поверхности, почти без усилия вытягивая канат за собой.
— Браво! — воскликнул Арис.
Она подплыла к корпусу лодки. Двоюродный брат перегнулся через борт и схватил ее за обе руки. Поднимая Павлину, Арис отступил назад, споткнулся о выступ на дне лодки и отпустил левую руку Павлины. Она повернулась вокруг своей оси, повисла на другой руке Ариса спиной к судну и расхохоталась:
— Сейчас упаду!
Арис резко перевесился через борт и, пытаясь прижать Павлину к корпусу лодки, взялся правой рукой за ее грудь.
Павлина почувствовала, как напряглись ее соски. Она закрыла глаза и застыла без движения.
— Поворачивайся, как только я тебя отпущу, — сказал ей двоюродный брат.
— Подожди, — выдохнула Павлина.
— Что случилось?
Ничего не случилось, просто ей хотелось задержать, остановить, продлить это мгновение. Она закрыла глаза, глубоко вздохнула и наконец сказала:
— Давай!
Арис убрал руку, Павлина быстро повернулась, брат схватил ее обеими руками и поднял на лодку.
— Извини, — сказал Арис, не глядя на Павлину.
— Ничего, — ответила та и вернулась на нос лодки.
Ее била дрожь.
До самого возвращения они не обменялись ни единым словом. В Даппии к Павлине подошла супружеская пара из Патраса. Молодая женщина сказала:
— Нам говорили, что тут есть таверна на берегу моря, где подают жареных на древесном угле осьминогов. Ты знаешь, где это?
Павлине меньше всего хотелось, чтобы эта парочка увязалась за ними к Диносу.
— Загляните к Патралису, рядом с Кунупитцей, мне кажется, там делают, — посоветовала она.
На самом деле Кунупитца находится на другом конце селения, а Патралис очень редко готовит осьминогов. У него клиентам подаются традиционные блюда.
Павлина удивилась тому, что солгала так легко, без зазрения совести, и это вдруг доставило ей удовольствие.
После того только туристы сошли на берег, Арис и Павлина продолжили свои круизы между родным островом и Пелопоннесом. К концу дня среди пассажиров начали преобладать жители Спетсеса. На три следующих дня прогноз был неблагоприятный — обещали сильный мельтем, и каждому островитянину хотелось закупить побольше продуктов, пока лодки окончательно не встали на прикол в порту.
— Три раза съездим туда и обратно до одиннадцати часов, — сказал Арис.
— Получается каждые два часа, — согласилась Павлина и добавила: — Нужно тридцать минут, чтобы заполнить лодку.
Она пришла в отличное настроение, когда вспомнила, как Арис держал ее рукой за грудь. Потом они опять перебрасывались ничего не значащими фразами.
Три раза туда и обратно — шесть поездок. Каждая длится двадцать — двадцать пять минут, плюс время на причаливание. Павлина считала деньги с удивительной легкостью. Ей доставляло удовольствие предвосхищать итог дня. Две драхмы за поездку, восемнадцать — двадцать пассажиров да еще дети. Она округлила сумму до тридцати драхм. Шесть маршрутов за день, двенадцать раз туда и обратно, — триста шестьдесят драхм. Да экскурсия в бухту Анаргири, шестнадцать на три — сорок восемь, всего четыреста восемь драхм, из которых треть уйдет на поддержание судна в рабочем состоянии. Теперь у Магды язык не повернется сказать, что ее дочь не в состоянии заработать себе на жизнь.
На другой день море было таким неспокойным. Из-за этого каждый раз приходилось швартовать «Двух братьев» бортом к молу. Желающих совершить прогулку, тем не менее, хватало.
— Да откуда их сегодня столько набралось? — воскликнул Арис, словно количество пассажиров раздражало его.
«А вдруг он нарочно выпустил мою руку, чтобы подержать меня за грудь?» — подумалось Павлине.
Разве мальчик, который любит мальчиков, не может захотеть подержать за грудь девушку? И даже сделать с ней что-нибудь еще? Приласкать ее? Поцеловать? Разве не естественно, что он может испытывать такие желания?
Она вытянула канат, свернула его с излишней аккуратностью, отодвинула к борту и уселась на носу лодки, что позволяло ей не смотреть на Ариса. Он сел верхом на борт, уперся ногой в причал и оттолкнул от него лодку.
Взяв курс на Даппию, баркас направился прямо на юг. Ветер, порывами налетавший с северо-востока, качал судно, а каждая волна, которую оно рассекало, накрывала его облаком брызгов. Сидевшая на носу Павлина ежесекундно рисковала свалиться за борт.
— Перебирайся на корму, — крикнул ей Арис.
Она только пересела на скамью у правого борта, далеко от двоюродного брата, и не пошевелилась за все оставшееся время пути, несмотря на струи воды, бившие ей в лицо.
Ее согревала надежда, что, высадив пассажиров, они зайдут к Диносу. Если Арис почувствовал что-то, дотронувшись до ее груди, то, быть может, захочет ей в этом признаться? Открыться… Сказать: «Знаешь, а было приятно дотронуться до твоей груди…»
