— Так и есть, Гусева начитался. Хочешь об этом поговорить?
— О! это моя настольная книга.
— А то, как он рассказывает о могильной плите в Островках?
(Островки расположены дальше тех мест, куда я собрался. Но тем не менее… Описание замшелого камня с выбитой, весьма красноречивой эпитафией: «Василий Яковлевич Рогов. 51 г. Иван Семен. Карнашов. 24 г. Убиты за 3 буханки хлеба. В апр. 1923 г.» — это, конечно, впечатляет.)
— Да, не очень оптимистичный отрывок.
— И лучше тебе не соваться туда, — категорически заявил спасатель.
— ?!
— Ты можешь оказаться на краю сознания.
— …?!..?!
— Край сознания… как бы тебе объяснить… Вот, в романе одного нашего сибирского писателя мне запомнилась сцена. Два друга-золотоискателя еще во времена оные, царские, отправились в верховья золотоносных рек, в отроги Баргузинского хребта. Забрались, где и черт ногу сломит, моют золотишко. На них наваливается и зверье, и голод, и цинга, и холод. Но спасают друг друга, каждый готов жизнь положить, лишь бы товарищ выкарабкался. Набили себе по мешочку, возвращаются, уже видны огни поселка. А там заготконтора, кабак, девки. Гуляй, рванина! И один решил побриться, накипятил воды в кружке, просит друга, чтобы подправил ему бороду, протягивает бритву. Тот начинает брить… и шальная мысль… «А как бы сейчас бритвой, того, по горлу?» Только подумал (и сам тому изумился). А бородач вдруг тоже об этом подумал (и изумился). И который с бритвой тихо-тихо опускает лезвие, отходит. А бородач тянется к ружью. И его кореш тянется к ружью. И так, держа друг друга на мушке, собирают пожитки. Осторожно расходятся. И больше никогда в жизни не встречаются.
— Ну, ты загнул! — Я был озадачен не совсем подходящей, мне показалось, ассоциацией. — Ведь здесь явный мотив. Золото, нажива, обогащение. А я-то иду один.
— Х-ха! — мой друг как-то загадочно (если не сказать, зловеще) усмехнулся. — Вот-вот… поначалу ты будешь один. А потом тебе захочется побриться. И ты протянешь лезвие своему отражению. А мне что? Бегать по лесу и собирать тебя? Нет, «таможня» в моем лице «добро» не дает. Что говорил Мастер Шэ? «Я живу напротив городской тюрьмы, но не хочу жить напротив собственного дома». Золотые слова. Сходи, кстати, к Мастеру, навести его.
Вот как! Придешь к товарищу, хочешь узнать что-то о маршруте. А тебе вешают лапшу о каких-то психологических аномалиях. Схожу-ка, и правда, к Мастеру Шэ. Так в школьные годы мы звали нашего учителя на Станции юных туристов (его фамилия начинается на «Ш»).
В своем старом доме старый учитель сидел в старом кресле, смотрел по старому видеомагнитофону старую передачу с (молодым еще) Сенкевичем «Клуб кино путешественников». Это подчеркивало, как мир стар. Как давным-давно, посещая Станцию юных туристов, под руководством учителя я постигал азы выживания в дикой природе. Сколько раз благодарил за науку! В Москве прекрасно ориентировался; не имея денег на метро, совершал марш-броски в десятки километров; мог приготовить великолепный завтрак из минимального набора продуктов.
Выслушав мой рассказ о поиске «собственного Пути», учитель неожиданно спросил:
— Ты помнишь ласкового Мишу, печально улетевшего в московское небо?
— Н-ну… п-п-омню… — меня так и передернуло! (Что он имеет в виду? талисман Олимпиады-80? или мужа N?)
— Я говорю о двадцатиметровой пневмофигуре, наполненной гелием, — успокоил Мастер. — Когда после закрытия Игр она покинула воздушное пространство столицы, ее сносило на северо-восток. На перехват было выслано звено истребителей. Но что произошло? Не то военно-воз-душные асы сбились с курса, не то потеряли цель… Одним словом, на базу вернулись ни с чем. Позже один из тех пилотов сошел с ума, другой кончил жизнь самоубийством, третий спился, его списали из ВВС.
Оказывается, в свое время он изучал этот вопрос. Даже пытался раздобыть информацию через своих бывших учеников (многие из них работают в спецслужбах; есть и те, кто занимает руководящие посты). Однако на всем, что связано с этим, стоит гриф высшей секретности.
Почему это его заинтересовало?
Когда-то он побывал на гольце Давыдова. Там есть интересные скальные обнажения: исследуя их, взбирался с альпинистским снаряжением. Внезапно над ним с беспокойным кличем стала кружить пара орланов-белохвостов, настроенных агрессивно. Одна из птиц едва не набросилась… вторая хищно сужая круги готовилась атаковать! Не потеряв самообладания, он укрылся в расщелине, оказавшейся рядом, и это спасло его. А вскоре разобрался в причине «неадекватного» поведения пернатых. Где-то поблизости находилось гнездо: в когтях одна из птиц держала, очевидно, принесенную птенцам добычу. Устав кружить, она бросила это «что-то» неподалеку от места, где он укрылся. С любопытством подобрался ближе. Каково же было удивление…
Отгрызенная по локоть лапа… нет, скорее, рука!
Мастер Шэ, многое повидавший на своем веку, испытал мистический ужас!
Пятипалая, мощная, развитая. Если представить существо, которому могла принадлежать конечность… то его рост, пожалуй, больше двух метров! Покрыта бурой густой шерстью. Но сама кисть, скрюченные короткие «пальцы»? Тем более, между «большим» и «указательным» поросль сходила на нет, была видна сероватая кожа. И что-то еще! Пригляделся внимательно. Очень грубо сделанная татуировка! Рисунок прорезан, в него втерт коричневатый сок какого-то растения. Приблизительный, но, между тем, читаемый образ…
Олимпийский Мишка, ошибки быть не могло!
— Район этот труднодоступен, — продолжил учитель. — Места почти не изучены. Но то, что у местных охотников есть поверье о семье Лесных Великанов, и им даже поклоняются как Хозяевам Тайги — я неоднократно слышал об этом.
— Легенда о Снежном человеке? — предположил я. Ну и дела творятся! Тут же вырисовывалась фантастическая картина… Конечность могла принадлежать представителю некоего первобытного племени, каким-то образом избежавшего контактов с цивилизацией. И при всей невероятности сюжета — возможно, Олимпийский Мишка мог долететь туда?! Какие перспективы представить, например, зарождение новой религии! По каким путям будет развиваться это, пусть малое, сообщество? А потрясение первобытного сознания? Когда с неба спускается двадцатиметровое Божество!
— Нет. Разумеется, он туда не долетел. — Мастер словно прочел мои мысли.
— Не долетел? Но пилоты его так и не сбили. Неизвестно, куда он пропал…
— Пилоты соображают быстрее, чем остальные. На сверхзвуковых скоростях. Им стало понятно в этот момент… В общем… Ответь на вопрос, с каким зверем ассоциирует себя русский народ?
— Ну, скорее… с медведем, наверное? — Я не понимал, куда он клонит.
— Вот! Медведь, по сути, тотемный знак русского народа. А что произошло тогда, в августе 1980-го на стадионе имени Ленина? За чем, затаив дыхание, припав к телевизорам, следила вся страна? Закрытие Игр! В неком историческом смысле — все! Игры кончились. Тотемный знак улетел, его больше не стало, исчез в небе. По сути, разрушение самоидентификации в космогоническом, ментальном плане. И если брать пилотов, ведь не один сошел с ума — а сотни! Ушли из жизни, спились — тысячи. Почему? Потому что развалился Союз. Что, какие идеалы защищать? Техника продана и разворована, самолеты превратились в ржавые болванки, офицеры сбрасываются, чтобы купить керосин на один полет.
Ну, допустим… размышлял я. Мишка улетел. Умер Высоцкий. А затем и густобровый непотопляемый Генсек. Страна столкнулась с айсбергом перемен, шла на дно, подобно «Титанику». Между тем в фаворе были те, кто умудрялся при этом воровать серебряные ложки в корабельном буфете.
— А лапища с этой странной татуировкой? — Все путалось в моей «космогонической ментальности». — Здесь-то какая связь?
— Эта «рука», конечность… могла принадлежать существу будущего, — вывел неожиданный итог Мастер Шэ. — Того будущего, что ожидает нас. Ведь человечество уже вступило в эру глобальных геоклиматических и социальных катастроф. Да они во многом свершились, мы еще не осознаем это. То есть, модель уже работает. Как раз в этом, Лесном, или Снежном, как ни назови, «человеке».
Стоило ему поверить! Ведь он открыл свой «Дневник путешествий», где записано самое важное. Например, выдержка из статьи А.И.Фурсова, заведующего отделом Азии и Африки ИНИОН РАН: «Ученые-футурологи прогнозируют, если что и останется после многомерного кризиса, то уж точно — ничего общего с нынешней цивилизацией. В лучшем случае, неопалеолит; в худшем — возврат к дочеловеческой биосфере. Но бывают случаи, когда, реагируя на те или иные условия, популяция мутирует, в ней появляется жизнеспособная рецессивная мутация. И чаще всего она весьма брутальна».
Я тихо вышел. Старый учитель, видимо, не заметил моего отсутствия.
И вот я — на «очарованном» берегу…
