– Дедушка Серёжа очень больно дерётся!
– Что ты говоришь?! – удивилась Таня. – Разве он когда-нибудь тебя бил.
– Да. – ответил Витя. – Он очень больно ударил меня ногой, и я упал.
– Когда это было?! Скажи мне!
– Во сне.
– Во сне?
– Да. Только он там был моложе, чем сейчас. И на нём была военная форма чёрного цвета.
Таня пустилась объяснять сыну, что сон – это не по-настоящему. Мало ли что может присниться! А на самом деле этого не было. Но, похоже, Витя остался при своём мнении.
Как-то лет в шесть он ещё больше удивил Таню вопросом:
– Мама, а дедушка Серёжа – фашист?
– Что ты, сынок?! С чего ты это взял?! Дедушка воевал на фронте, у него есть медали! Ты же их видел! Как же он может быть фашистом?! Кто тебе сказал такую глупость?!
– Бабушка Наташа.
– Это она тебе такое сказала?!
– Не мне, а дедушке. Я тогда был у них в гостях. А дедушка кричал, что ему советская власть должна что-то такое сделать. А бабушка ему говорит: «Твой Гитлер тебе должен!» А дедушка на неё замахнулся и закричал: «Заткнись, дура! Думай, что при ребёнке говоришь!»
– Это ты что-то не так понял! – авторитетно заявила Таня.
Но, кажется, Витю это не убедило.
А в остальном Витя был совершенно нормальным ребёнком. Ну, разве что немного задумчивым. Он не любил шумных игр, зато часами мог играться с кубиками, выстраивая из них всякие замысловатые сооружения. Для своего возраста он очень хорошо рисовал. Правда, и здесь был крен в одну сторону. Он практически никогда не рисовал людей, животных, растения. Зато в больших количествах рисовал дома, мосты, башни. Причём не копировал увиденное, а выдумывал что-то новое, зачастую странное и причудливое.
Как-то Лёня заглянул сыну через плечо и спросил:
– Что это ты рисуешь такое большое и мрачное?
– Это я рисую для дедушки Серёжи тюрьму…
С минуту Лёня давился от смеха, а затем, овладев собою, спросил:
– А что он там будет делать: сидеть, или работать?
– Не знаю…- пожал плечами Витя.- Можно и так, и так…
Отругав сына, Таня забрала у него рисунок. Но рвать не стала, а через несколько дней показала его отцу. Горько усмехнувшись, Серёга всё же взял рисунок и сохранял его до сих пор. Что бы ни было там нарисовано, это было единственное, что внук сделал для него. И теперь, очевидно, будет единственной памятью о нём…
Из вагона вышел Лёня, нервно разминая в пальцах сигарету. Закурил и, уставясь в небо, сказал неизвестно кому:
– Господи! Если бы кто-нибудь только знал, как я не хочу ехать!
– А чего же едешь? – спросил Серёга без всякой надежды.
Лёня только рукой махнул. Может, не мог ничего сказать, а может, не хотел.
– Ну, что вы там будете делать, в этом Израиле?! Верблюдов по пустыне гонять?! – с обидой выкрикнул Серёга.
– Какой там Израиль! – отмахнулся Лёня.- Не хотим мы туда. Просто это – возможность выехать отсюда. А делать нам там нечего. Мы – европейцы до мозга кости, а Израиль,- как ни крути,- Азия! Тем более, государство, живущее по религиозным канонам. Это что же нам, одну идеологию менять на другую? За этим едем?!
– Тогда куда же? В Америку?
– Может быть, и в Америку… Да и туда не очень-то хочется. Какие-то они там двухмерные, будто вырезанные из картона. А нам, я повторяю, ближе европейская культура. Вот сейчас открывается возможность в Западной Германии поселиться. Там у них целая программа…
– Какая программа?! Ты что, сдурел?! – заорал Серёга на весь перрон.- Хотите нового Гитлера дождаться?! Да хрен с вами со всеми! Вы о Витьке подумали?! Лучше уж в Израиль…
– Подумали! Как раз в Израиле ему делать нечего! Там национальность по матери определяется. Так что там он будет пришей-пристебай! И Вы мне со своим Изра илем на мозги не капайте! А немцы уже давно не те, что были. И новый Гитлер там в принципе невозможен. Теперь они как бы искупают свою вину перед евреями…
– Жизнь вы мою всю исковеркали! – вырвалось вдруг у Серёги.- Вы: немцы и евреи! От вас все несчастья! То ненавидели друг друга, теперь снюхались! А я, как оплёванный!…
Удивлённый Лёня смотрел на него, как на идиота. Он не мог понять причину столь гневной тирады, но какой-то неприятный душок всё же уловил. Не зная, что ответить Серёге, он просто покрутил пальцем у виска и, бросив окурок, зашёл в вагон.
До отправления московского поезда оставались считанные минуты. Ещё раз на перрон выбежала Таня, поревела у отца на плече. Но Серёге не это было нужно. Хоть и любимая дочка, да о чём с бабами разговаривать?! Только реветь и умеют! С последней надеждой спросил:
– Витя больше не выйдет?
– Нет… Не нужно травмировать ребёнка… И я больше не могу… Прощай! Не обижай маму…
И, рыдая, бросилась в вагон. Всё. Больше он никого из них не увидит. Какая-никакая, а всё же родня. Без них будет пусто.
А вот этого он не ожидал! По ступенькам вагона спускался Марлен. Выглядел бледным и измученным, во рту явно что-то держал, скорей всего, валидол. Смотрел прямо в глаза, не отрываясь.
– Помирать едешь? – горько усмехнулся Серёга.
– Не твоё собачье дело!… А впрочем ты, наверное, прав… Может быть, и помирать, чего и тебе желаю вскорости…
Несколько секунд молчали. Проводница зычным голосом скомандовала всем зайти в вагон.
– Ладно, прощай, старая сволочь! – сказал Марлен.
– И ты не намного моложе…- усмехнулся Серёга. Марлен будто не услышал. Резким движением он
вдруг обнял Серёгу и тут же оттолкнул.
– Мне тебя, гада, будет не хватать! Ты ведь тоже – моя Родина!
И с этими словами запрыгнул на подножку. Через минуту последний вагон поезда превратился в маленький квадратик, а затем и вовсе пропал…
Домой Серёга явился с двумя бутылками водки. Одну из них он ещё по дороге осушил на треть без закуски.
Тяжело дыша, в прихожую вышла Наталья с тёмными кругами под глазами.
– Напиться решил? – спросила как-то равнодушно. Лучше бы уж ругаться начала.
– Да! Решил! – огрызнулся Серёга. – Думаешь, только ты сегодня в расстроенных чувствах?! А мне не положено?! Ну, да: это ты у нас – цаца! Здоровье у неё, видите ли, слабое, нервная система, видите ли, расшаталась! Даже на вокзал не соизволила поехать: ей, видите ли, там плохо станет! А я – бревно бесчувственное! У меня нет нервов! Мне хорошо и весело!
– Морда твоя бесстыжая! – покачала головой Наталья. – А то ты не знаешь, какое у меня давление!…
– Давление у неё! Давно ты слово такое выучила, корова деревенская?! Взять бы оглоблю и погонять тебя по кукурузе, куда бы всё давление делось!!
Серёга распалялся всё больше и больше. Его несло, и остановиться он уже не мог. Наталья закусила губу, но смолчала. Знала, что сейчас с мужем лучше не связываться.
– Делай что хочешь. – сказала как можно спокойней. – Я тебе не мешаю: пей, сколько влезет. Я вообще к соседке сейчас уйду…
– Вали! Чеши! Куда хочешь, только чтобы с глаз моих долой! Чтоб я через минуту не видел твоей паскудной морды! Пошла вон, сука!…
Наталью как ветром сдуло. Когда хлопнула входная дверь, Серёга прошёл на кухню и достал гранёный стакан.
Опрокинул стакан водки залпом, и только потом полез в холодильник за огурцами. Поставил трёхлитровую банку на стол, крышку отшвырнул в угол. Вытащил самый большой огурец и съел его, громко чавкая, как бы назло кому-то. Огурец был необыкновенно вкусный – Наталья знала толк в этом деле! Зря он, конечно, её обидел. Ну, ничего, проглотит… Всю жизнь глотала и дальше никуда не денется!… А то, видишь ли, учить его вздумала! Всю жизнь корчит из себя умную и порядочную! А он, значит, дурак и сволочь! А кто всю жизнь семью обеспечивал?! Жили на всём готовеньком, а благодарности – дули с маком! Витька-ссыкун и тот, когда дома прощались, бабушку обнял, поцеловал, а дедушке – хрен в ноздри!! А дедушка, между прочим, на вокзал поехал, в то время как бабушка дома «плохо себя чувствовала», мать её так!…
Налил ещё, выпил. Взглянул на свои грязные ботинки. Так и не переобулся, наследил в коридоре и в кухне. Даже обрадовался: будет Наташке что убирать, пусть пошевелит задницей! А он сейчас ещё под огурчик…
Поперхнулся водкой, закашлялся так, что глаза наполнились слезами. Долго тёр их кулаками, но все предметы оставались какими-то размытыми. Поэтому он не сразу понял, что за фигура стоит в тёмном коридоре. Подумал, что Наташка вернулась.
– Чего припёрлась?! – спросил хрипло, со злобой.
Ответа не было. Ещё несколько раз моргнул, и предметы приобрели прежние очертания. Серёга тупо уставился в дверной проём. Там стоял какой-то незнакомый пожилой человек. Вернее, знакомый, но кто он такой, Серёга не мог вспомнить. Как он сюда попал? Может Наташка, зараза, дверь не закрыла?! Какой-то мерзкий холодок пробежал вдруг по спине.
– Ты кто? – спросил, с трудом разлепив губы. – Чего тебе надо?!
Незнакомец, буравя Серёгу взглядом, произнёс тихим, чем-то неуловимо знакомым голосом:
