Так для Эдипы начался медленный, зловещий расцвет Системы Тристеро. Или, скорее, Эдипино присутствие на неком уникальном представлении, которое продлили — словно был конец ночи, и для задержавшихся допоздна решили устроить что-то особое. Словно платья, тюлевые бюстгальтеры, украшенные драгоценностями подвязки и пояса исторического фасона, который вот-вот изживет себя, спадали, укладываясь плотными слоями, подобно одежкам Эдипы в той игре с Мецгером во время фильма о Детке Игоре; словно стремительное продвижение к заре, длившееся неопределенные черные часы, было необходимо, чтобы Тристеро предстал во всей своей жуткой наготе. Может, его улыбка окажется застенчивой, и он, не причинив вреда, оставив ее в покое, упорхнет за кулисы с напоминающим о Бурбон-стрит поклоном? А может, наоборот, танец завершится, и тут-то он явится вновь, — фосфоресцирующий взгляд сомкнется со взглядом Эдипы, улыбка сделается зловещей и безжалостной; он склонится над нею, одиноко сидящей среди пустых рядов, и скажет слова, которые ей никогда не хотелось бы услышать.
Начало представления обозначилось достаточно ясно. Это было, когда они с Мецгером ждали официальных писем, дающих право стать цессионными представителями в Аризоне, Техасе, Нью-Йорке и Флориде, где Инверарити вел строительные проекты, и в Делавэре, где Инверарити был зарегистрирован как юридическое лицо. Вместе со взаимообратимыми близнецами-"Параноиками" Майлзом, Дином, Сержем и Леонардом, они решили съездить на денек в "Лагуны Фангосо" — один из последних крупных проектов Инверарити. В самой поездке никаких особых событий не произошло, если не считать того, что «Параноики» пару раз чуть не врезались во встречную машину: водитель Серж из-за челки ничего не видел. Его убедили пустить за руль одну из девушек. Где-то вдали, за непрестанно расширяющимся ландшафтом, где дощатые трехспаленные дома тысячами рассыпались по темно-бежевым холмам, притаилось море, оно чувствовалось где-то там — с его высокомерной воинственностью по отношению к смогу, которого не было в материковой дремоте Сан-Нарцисо, — невообразимый Тихий океан — океан, не желающий иметь ничего общего ни с серфингистами, ни с топчанами, ни с канализационными стоками, ни с налетами туристов, ни с загорелыми гомосексуалистами, ни с платной рыбалкой; дыра, оставленная луной, что вырвалась на волю, — словно памятник ее бегству; ты не слышишь его и даже не чувствуешь запаха, но оно здесь, нечто приливное, оно уже почти достигло зон восприятия где-то за глазами и барабанными перепонками и вот-вот возбудит частицы мозгового тока, для регистрации которого даже самый тонкий микроэлектрод оказался бы слишком грубым. Еще задолго до отъезда из Киннерета Эдипа разделяла убеждение, что море искупает все грехи Южной Калифорнии (ее родной части штата, несомненно, не требуется никакого искупления), — верила в невысказанную идею: что бы ни делали с Тихим океаном у его кромок, истинный океан либо остается неоскверненным и цельным, либо усваивает любое уродство, превращая его в более общую истину. Эта идея вместе с заключенной в ней бесплодной надеждой — вот, пожалуй, и все, что чувствовала Эдипа тем утром, когда они совершали бросок к морю, собираясь остановиться на первом же пляже.
Они проехали среди экскаваторов — полное отсутствие растительности, знакомая культовая геометрия, — и в конце концов, после тряски по песчаным дорогам и спуска по серпантину, оказались возле скульптурноподобного водоема по имени Озеро Инверарити. На насыпном острове среди синей ряби стоял — или, скорее, сидел на корточках — павильон для посетителей — коренастое, стрельчатое, цвета ярь-медянки, в стиле модерн воссоздание некого огромного европейского казино. Эдипа в него влюбилась. «Параноидальная» часть компании вывалилась из машины, неся инструменты и озираясь, словно под грудами сваленного грузовиками белого песка они искали розетки. Эдипа вытащила из багажника «Импалы» корзину, набитую сэндвичами с баклажанами и пармезаном из итальянского кафе «драйв-ин», а Мецгер появился с огромным термосом текилового коктейля. Они побрели по пляжу к небольшой марине для владельцев катеров, не имеющих причальных мест на воде.
— Эй, чуваки, — завопил Дин или, может, Серж, — давайте свистнем катер!
— Давайте, давайте! — закричали девушки. Мецгер закрыл глаза и прошелся вокруг старого якоря. — Мецгер, — поинтересовалась Эдипа, — почему ты закрыл глаза?
— Кража, — произнес Мецгер, — возможно, им понадобится адвокат. Раздался рокот; от шеренги прогулочных катеров, выстроившихся, словно поросята, вдоль пирса, поднялся дымок, указывая, что «Параноики» и в самом деле завели чью-то посудину. — Эй, поехали! — звали они. Вдруг на расстоянии дюжины катеров появилась накрытая синей полиэтиленовой накидкой фигура и сказала: — Детка Игорь, мне нужна помощь.
— Знакомый голос, — произнес Мецгер.
— Быстрее, — сказала накидка, — ребята, возьмите меня покататься.
— Поторопитесь! — звали «Параноики».
— Манни Ди Прессо, — узнал Мецгер. Без особого восторга.
— Твой дружок актер-адвокат, — вспомнила Эдипа.
— Эй, не так громко, — сказал Ди Прессо, украдкой — насколько позволял полиэтиленовый конус — пробираясь к ним вдоль причала. — Они следят. В бинокль. — Мецгер подсадил Эдипу на почти угнанный катер — семнадцатифутовый алюминиевый тримаран по имени "Годзилла-2", — и потянулся за тем, что, по идее, было рукой Ди Прессо, но схватил лишь пустой пластик, дернул, после чего накидка сползла, и на свет Божий появился Ди Прессо в водолазном костюме и полусферических темных очках.
— Я все объясню, — сказал он.
— Эй! — с пляжа донеслись два голоса, они кричали почти в унисон. На открытое место выбежал стриженный ежиком, загорелый коренастый человек, тоже в очках, правая рука за пазухой, сложенная вдвое, как крыло.
— Нас фотографируют? — сухо спросил Мецгер.
— Это не шутки, — тараторил Ди Прессо, — поехали. — «Параноики» отвязали «Годзиллу-2», отвели ее от пирса, развернулись и с дружным воплем рванули вперед, словно летучая мышь из ада, едва не выбросив Ди Прессо в веер брызг за кормой. Оглянувшись, Эдипа увидела, как к их преследователю присоединился еще один человек примерно того же сложения. Оба — в серых костюмах. Ей не удалось разглядеть, есть ли у них в руках что-нибудь вроде пистолетов.
— Я оставил машину на том берегу, — сказал Ди Прессо, — но я знаю, что его люди следят.
— Кого "его"? — спросил Мецгер.
— Энтони Гунгерраса, — зловещим тоном ответил Ди Прессо, — известного под именем Тони Ягуар.
— Кого-кого?
— А, sfacim', - пожал плечами Ди Прессо и сплюнул в кильватер. «Параноики» запели на мотив Adeste Fideles:
Эй, цивильный мужичок, мы свистнули твой ка-атер
Эй, цивильный мужичок, мы свистнули твой катер…,
прихватывая друг дружку и пытаясь выпихнуть за борт. Испуганно отодвинувшись, Эдипа стала наблюдать за Ди Прессо. Если он и в самом деле, как утверждал Мецгер, играл его роль в пробном фильме, то подбор актеров был типично голливудский: ни внешностью, ни манерами они ни капли не походили друг на друга.
— Итак, — сказал Ди Прессо. — Кто такой Тони Ягуар. Большая шишка в коза ностре, вот кто.
— Ты же актер, — удивился Мецгер. — Какие у тебя с ними дела?
— Я — снова адвокат. — ответил Ди Прессо. — Тот пробный фильм, Мец, и так никогда бы не купили — разве что сделать что-нибудь по-настоящему зрелищное, в духе Дэрроу. Чтобы вызвать интерес у публики — например, сенсационным процессом.
— Типа чего?
— Ну, скажем, типа тяжбы по имуществу Пирса Инверарити. — Сохраняя, по возможности, спокойствие, Мецгер вытаращил глаза. Ди Прессо рассмеялся и стукнул Мецгера по плечу. — Верно, дружище.
— А что, кто-то чего-то хочет? Хорошо бы тебе пообщаться и с другим душеприказчиком. — Он представил Эдипу. Ди Прессо в знак вежливости прикоснулся к своим очкам. Воздух вдруг стал прохладным, на солнце наползли облака. Они втроем одновременно подняли глаза в поисках возможной угрозы и взглядом уперлись в бледно-зеленый павильон для посетителей — его островерхие окошки, кованые железные цветы, тяжелая тишина, — создавалось впечатление, будто он их ждал. Дин, «Параноик» у штурвала, аккуратно подвел катер к небольшому деревянному причалу, все спустились на берег, а Ди Прессо нервной походкой направился к пожарной лестнице. — Хочу проверить машину, сказал он. Эдипа и Мецгер со всякой утварью для пикника проследовали вверх по ступенькам, по балкону, вышли из-под сени здания, и, в конце концов, поднялись по приставной металлической лестнице на крышу. Это походило на прогулку по коже барабана: внутри полого здания они слышали отзвук своих шагов и восторженные возгласы «Параноиков». Сверкающий скубо-костюмом Ди Прессо вскарабкался по стенке купола. Эдипа расстелила покрывало и разлила выпивку по стаканчикам из белого ноздреватого пенопласта. — Пока стоит, оповестил Ди Прессо, спускаясь. — Мне надо сматывать удочки.
