Удивительно, но все эти значения как нельзя лучше подходят нашему сооружению: оно возводится пришлыми, и именно с их точки зрения должно обозначать Красивый, Могучий.
А местные жители так не считают.
Точнее, так считают не все. Есть у нашей «елды» и яростные сторонники. Им очень хочется, чтоб «вознесся он» или, вернее, «она».
Петр Первый строил этот город на костях и в болоте. И тут без высших покровителей не обошлось. Иначе – разрушение, поглощение, затопление.
И покровители появились – над городом должен был постоянно реять ангел – ангел Петропавловской крепости, а выше – только Бог.
И как только установился именно такой порядок– город воздвигся.
Теперь хотят все поменять.
Вот такая елда, елдан ее побери!
* * *
Мысли о правительстве вызывают напряжение шерсти по всему тому пространству на котором на теле моем имеется шерсть. А еще у меня растут ногти. Только я подумаю о каком-либо страдальце из числа ведунов Отечества нашего любезного, как сейчас же и растут. Особенно на ногах – острые такие, загнутые на концах, протыкающие носки.
Так что не думаю я о правительстве.
Из гигиенических соображений.
* * *
Отклик на недавнее фотографирование заката с Троицкого моста в Петербурге спикером Совета Федерации господином Мироновым.
* * *
Знаете, все время хочется говорить о блуждающих огнях. Не о тех огнях, что блуждают наобум, а о тех, что несут в себе прекрасные порывы.
Пусть эти строчки будут эпиграфом к последующим.
* * *
Все, что я могу сказать о нем, так это то, что он человек безупречной нравственности и железной логики, вроде той, что у всех теперь на устах.
Ну захотелось ему. Ну ехал он по мосту а тут вдруг закат.
Представьте себе закат потрясающей красоты, немедленно все и вся вокруг очищающий. Один только вид его порождает в человеке желание остаться с ним навсегда.
Тот закат меняет все – отношение к месту и событиям.
Все становится вдруг незначительным и мелким рядом с этим закатом.
А люди – это ж такие невыразительные насекомые, неспособные понять высокие порывы, что и дало столько поводов для двусмысленных толкований, и тут надо полагаться только на чистоту воображения наших читателей, способных понять и оценить сам порыв. Каково! Закат, минуту превращающий в вечность!
Тут я вижу целых два смысла. Первый – дороги. У нас ужасные дороги, мешающие наблюдать закат. Хочется быть с ним, а дороги все никак не отремонтировать так, чтоб, значит, ездить по ним без сопровождения ГАИ, которое, в случае чего, и обеспечит тут минуту, в течение которой и можно будет безо всякой суеты наблюдать закат.
Второй смысл – это мусор. У нас столько мусора, столько, что невольно взор твой – едешь ты в машине с сопровождением или без сопровождения – все равно устремляется в небо.
Просится он туда, хочет, очень хочет, потому что мусор – он же оскорбляет. Он все сводит до себя. И вот уже ты и все сделанное тобой кажется этим самым мусором, потому он внутри, он в сознании, если там есть еще что-то внутри и не погасло сознание!
Ну сколько можно ездить по мусору! Сколько можно есть мусор, спать на мусоре, дышать мусором! Невольно напрягаешь выю так, чтоб, значит, плоскость подбородка, если у него осталась хоть какая-то плоскость, изменила свой угол, и ты уже смотришь вверх, только вверх, туда – а там закат.
Боже ж ты мой! Господи! Ты, Ты один все понимаешь!
* * *
В четверг на прошлой неделе малый противолодочный корабль (МПК-192) при попытке подстрелить воздушную цель в ходе учений подстрелил прибрежное садоводство «Зеленая роща», что в районе Выборга под Петербургом.
Примерно в десять часов утра. Дачники продумали, что салют, и бросились по подвалам. Перепуганное население тем не менее, не разучившись считать, насчитало целых два залпа – девятью снарядами и пятью. Крыши побило немного осколками да у автомобиля разбилось от переживаний, конечно, лобовое стекло. Незащищенного внука дед прикрыл собственным телом, так что никто не пострадал.
Военные, подумав, признались в содеянном только через сутки, и такую скорость мышления наших военных лично я почитаю за огромное достижение.
И сейчас же набежали комиссии и ну проверять.
А я считаю, что то, что могло порадовать нас пятью тысячами выстрелов в минуту, выпустило сущую ерунду, – о чем вообще речь-то идет?
Хотите, чтоб вас защищали, не мешайте тренироваться.
Кстати, всеми любимый Петр Великий, тренируясь, стрелял репками. И попадала такая репка иногда по головушке – вот где были настоящие потери. Зато Петербург отстроили, Орешек захватили – вон он до сих пор гниет. Так что сделано было немало.
А все почему? Потому что тренировались.
Так что во всем этом я вижу целых три повода для абсолютного счастья.
Первый – вышли в море. Вдумайтесь! Сами, не под руки, не на буксире, не абы как, а вышли и пошли, пошли, пошли себе, родимые.
Второй – сами выстрелили. Не просто так, с перепугу: «Опять у вас киргизы стреляют?!!» – а совершенно сознательно, потому что киргизы теперь живут в отдельном государстве.
И третий повод для счастья – никого не убили.
Я считаю, что это самый главный повод. Так что всех обстрелянных поздравляю с настоящим днем рождения.
* * *
Милостивое небо, избавь меня от всех этих несносных людей, которые совершенно не считаются со всеми моими импульсивными движениями и во всем у меня видят подвох, проказу, каверзу или же каверну.
* * *
Пусть, пусть, пусть никогда не доведется мне отдыхать под шатрами у людей неблагородных, порабощенных властью привычек, привитых воспитанием, или же предубеждений, унаследованных от предков.
Дай мне, Боже, расположиться у людей щедрых не только на посулы, но и на бойкое швыряние честно заработанных денег, которые они тратят на благие дела, из которых самым благим почитается мое содержание.
* * *
Мы совершенно оставили чиновников.
Мы забыли о них, рыщущих в поисках чужого. И я теряюсь в догадках, пытаясь определить, какое же их количество я тут имею в виду, потому как нельзя остановить вирус для счета его поголовья, потому что такая остановка будет сродни остановке самого времени.
* * *
Но как все продумано в природе! Как все в ней великолепно устроено! И сам вирус, проев все, позже проедает уже самого себя, умирая от этого в том самом теле, в котором по его милости угасла жизнь.
* * *
Верно ли то, что я думаю о нашем чиновничье как о паразите?
Совершенно неверно, потому что я все время думаю о балансе, о его сохранении, о распространении опыта по его сохранению на те места, где его отродясь не водилось. Эксцентричность моего ума и вся его сила в последнее время направлены только на этот баланс.
Для всего остального мой ум уже не пригоден.
* * *
Многое он всосал с молоком матери. Не будем уточнять какой.
Гракх Бабеф (вроде бы).* * *
А один московский начальник задекларировал только квартирку в Москве и несколько ульев. Бедняга. Вот так и живет – все для людей, все для людей. А люди-то какие неблагодарные – все найти хотят, что там и как. А я как-то встречал его в Испании, в Порто-Бонус, там он был без кепки, лысый и с супругой. Я его даже сначала не узнал. Вилла там у него.
* * *
Догмат о преимуществах государственной службы я начал писать совсем недавно.
Но вот что я немедленно обнаружил, приступив к этой работе: все, абсолютно все, о чем я писал ранее, тут подходит. И то подходит и это. Потому что ради чего же люди идут на эту нелегкую службу как не ради высокого чувства корысти.
Потому что за низкое чувство корысти и посадить могут, тогда как за высокое – никогда.
* * *
Тихонько-тихонько, осторожненько, мой дорогой читатель. Веди себя осторожно. Оглядывайся, озирайся, старайся ступать по земле неслышно, потому что это не твоя земля, и у нее может вдруг отыскаться хозяин.
* * *
«Как такое количество мерзавцев смогло занять весьма высокое положение в нашем королевстве? Это одна из величайших загадок нашей с вами гражданской жизни».
Не пугайтесь. Это надпись на могиле. Думаю, что она вполне подошла бы могиле любого из ныне здравствующих политиков.
* * *
Премьер на очередном заседании отведал российского молочка. Заседание было посвящено нашему сельскому хозяйству потому и молочко. Я же, видя все это по телевизору, ощутил себя на балу, где все-все одеты в костюмы одного покроя, все осторожно галсируют со стаканами молока, все в белых рубашках и галстуках.
Я хожу от одного гостя к другому, и они, выпивая молоко, зачитывают мне наизусть цитаты из «Большой советской энциклопедии», мол, сельское хозяйство – это такая часть экономики, которая и прочее.