Квартира Фатер долгие годы использовалась только в качестве склада. Даже сейчас в ней иногда пахло сыростью и плесенью, а иногда тянуло духом старых журналов и влажных картонных коробок, которые пребывали здесь десятилетиями, никем не потревоженные. Эти женщины не могли себя заставить что-либо выбросить, особенно если за ту или иную вещь они уплатили хорошие деньги, пусть даже многие годы назад.
Единственная причина, по которой они отремонтировали свой полуподвал, состояла в том, что их адвокат сообщил им: если они его восстановят, то смогут сдавать квартиру, но налога на доход от нее не платить, потому что им обеим было более шестидесяти пяти. В течение нескольких дней после этого откровения журналы и коробки уступили место съемщикам, хотя никто из них не задерживался там слишком долго.
Обеим старухам Фатер Ландис очень и очень нравилась, но они не предпринимали никаких попыток сделать ее квартиру или ее в ней проживание хоть сколько-нибудь приятнее. Им нравился и Лоцман, потому что он был спокойным, серьезным псом и отличался хорошим поведением. Они даже не возражали, когда собака садилась на небольшой клочок травы перед дверью Фатер, греясь на солнце. Им хотелось бы, чтобы Лоцман был немного дружелюбнее и признательнее, когда они его гладили, но всего сразу получить невозможно.
Вернувшись этим утром от Бена, Фатер вставила ключ в замочную скважину и начала бессознательно горбить плечи. В квартире звонил телефон. Она едва не споткнулась о букву «Д», так как положила ее на землю, чтобы управиться с ключом. Терпеливо ожидая поблизости, Лоцман поднял на нее взгляд, но его выражение ни о чем не говорило. Выражения всех собак ни о чем не говорят, но в морде Лоцмана присутствовало нечто, что обычно сообщало ей, о чем он думает. Или, по крайней мере, она так считала.
Фатер наконец открыла дверь, оттолкнула с дороги проклятую «Д» и быстро пошла к телефону. Лоцман последовал за ней. Оказавшись внутри, он первым делом поднял голову и принюхался, проверяя, не появились ли в воздухе какие-нибудь новые интересные запахи. Затем пес направился к своей миске. Время от времени там появлялись вкусные кусочки.
Слегка запыхавшись, она сказала в трубку:
— Алло?
— Нам надо поговорить.
Ее глаза расширились от удивления. Она бессознательно положила другую руку на столик.
— Бен?
— Нам надо поговорить.
— Я же только что у тебя была. Почему ты не поговорил со мной тогда?
Он громко вздохнул, но ничего более. Она ждала, чтобы он продолжил.
— По телевизору показывали тот фильм.
— Какой фильм?
— Старую комедию с Кэри Грантом и собакой — мистером Смитом. Что за смешное имя для собаки! Как это умно.
— Ты имеешь в виду тот фильм, где они не могут расстаться из-за собаки?
— Да.
— Глупый фильм, я помню.
— Согласен, но диктор сказал, что это одна из «великих классических комедий». Ее как раз показывали. Как только ты ушла, я включил телевизор, а там идет эта чертова картина. Смешно, да? Ты выходишь из дверей с нашей собакой, а эту штуковину как раз крутят по ТВ. Слушай, нам на самом деле надо поговорить.
Этого фильма по ТВ не показывали. Лин специально запустило его, чтобы Бену стало плохо: привидение было очень зло на него из-за того, что он так по-идиотски вел себя по отношению к Фатер. Теперь они вдвоем сидели за кухонным столом, глядя прямо друг на друга. Бен, конечно, этого не знал. Он как раз думал, что находится там один и говорит по телефону с женщиной, которую так сильно хотел вернуть в свою жизнь, что готов был отдать за это половину Вселенной.
Фатер отвечала решительно и раздраженно:
— Мы уже говорили обо всем, Бен. Больше говорить не о чем.
— Нет, есть. Есть… кое-что.
Она замотала головой и укусила ноготь большого пальца. Нахмурилась. Ей это не нужно. Ни сейчас, ни вообще когда-либо.
— Кое-что? Это мне мало что проясняет, Бенджамин.
Ее утомляла его манера говорить, особенно о вещах, действительно имевших значение. Это доводило ее до изнеможения.
Лин понимало, что происходит что-то очень важное. Сумеет ли Бен Гулд справиться с этим? Скажет ли ей?
— Нам действительно надо поговорить, Фатер.
Теперь пришла ее очередь вздохнуть. Его голос начинал звучать как испорченная пластинка, и это было странно.
— Ты, Бен, сказал это уже несколько раз. Но мы уже обо всем говорили, ты понимаешь, что я имею в виду?
Она старалась, чтобы ее голос звучал по-доброму, но это было трудно.
— Нет, это другое. Это совсем-совсем не то, что ты думаешь. Могу я попросить об одном последнем одолжении? Всего об одном?
Она посмотрела в потолок.
— Что за одолжение?
— Я хочу, чтобы ты встретилась со мной. Согласна?
— Когда? Где?
— Андерхилл-авеню, сто восемьдесят два. Через час. Ты согласна сделать это для меня? Ради того, что у нас когда-то было?
Она колебалась, ее поразило то, какие слова он использовал. Серьезной причины отказаться не было, поэтому она неохотно согласилась. Но в голосе ее явно слышалось неудовольствие. Она приведет с собой Лоцмана, потому что от ее дома до Андерхилл-авеню было недалеко. По крайней мере, они немного прогуляются.
— Хорошо, я там буду.
— Спасибо, Фатер. Огромное спасибо.
* * *
После несчастного случая, в котором она должна была погибнуть, Даньелл Войлес увлеклась чтением Библии. Она не особо об этом распространялась. Каждое утро перед завтраком она читала по меньшей мере пять страниц. Затем закрывала глаза и размышляла над тем, что только что прочла. Усердно размышляла. Прежде Даньелл никогда не читала Библию от корки до корки. До сих пор этот опыт был по большей части скучным, но она намеревалась его завершить. А после того, как управится, она хотела следующим делом прочитать Коран. До несчастного случая она не проводила много времени в думах о Боге, но в эти дни она, конечно же, о нем думала.
Однажды Даньелл со своим парнем отправились на пикник. С давних пор они много ссорились, и им требовалось некоторое время, чтобы все уладить. В противном случае, как они оба понимали, их отношения оказались бы под серьезной угрозой. Место для пикника находилось в получасе езды от магистрали. День стоял прекрасный, и дорога была пуста. Когда они были на полпути, Даньелл что-то краем глаза заметила. Когда она повернула голову, то увидела маленький одномоторный самолет, круто пикировавший в каменистое поле сбоку от шоссе, очень близко от них.
Впоследствии Даньелл говорила, что ей не запомнилось ничего, кроме звуков. Сначала она услышала долгое громкое бу-у-у-у-ум, когда самолет ударился о землю. Затем — скрежет металла и звон стекла. Вот и все, но это было огромным благом, если учесть то, что случилось дальше.
Разбившись вдребезги при ударе, взорвавшийся самолет выпустил по всем направлениям сотни горящих осколков, расплавленной резины и всего прочего, подобно шрапнели. Кое-что из этого достигло дороги, потому что она проходила близко. Два куска от фюзеляжа угодили в машину. Колесо шасси ударило в капот, разбив фару. Колпачок шариковой ручки из нержавеющей стали, валявшейся забытой на полу самолета, пробил ветровое стекло машины и угодил в лоб Даньелл как раз над правой бровью.
Существуют раны, которые должны нас убить, или эпидемии, ужасные катастрофы. Когда величайших экспертов на земле спрашивают, как такое возможно, они могут только обследовать выжившего, пожать плечами, как все остальные, и неловко улыбнуться. Чудеса иногда все-таки происходят.
Изучив тяжелое ранение в голову, полученное Даньелл Войлес в результате несчастного случая, доктора были уверены, что она умрет вне зависимости от того, что они для нее успеют сделать. Во время крайне опасной шестичасовой операции колпачок ручки был извлечен из ее мозга. Никто из медицинской бригады не ожидал, что она доживет до утра.
Полугодом позже она сидела на велотренажере в гостиной своей квартиры, медленно, но упорно вращая педали и читая между тем журнальную статью об обретении внутреннего мира.
Когда позвонили в дверь, она удивленно подняла голову. Она никого не ждала, потому что была суббота и она не назначала никаких встреч и не строила никаких планов. Спустившись с велотренажера, она подтянула свои спортивные штаны, имевшие обыкновение сползать всякий раз, когда она занималась. Направилась к двери, отчасти еще погруженная в статью, отчасти недоумевая, кто бы это мог к ней пожаловать. Даньелл была женщиной дружелюбной. Она открыла входную дверь без мысли о том, что находившийся по ту сторону, кем бы он ни оказался, мог причинить ей вред.
Там стояла очень высокая женщина в желтой бейсболке, державшая на поводке собаку. Ни собаку, ни ее хозяйку Даньелл никогда прежде не видела.
— Здравствуйте. Вы Даньелл Войлес? — спросила женщина, нерешительно улыбаясь.
