— Рудольф Гакл! Это уже второй знакомый из замка, — вмешался Гронек, который снова откуда-то вынырнул. Он положил на пустой поднос две бумажные салфетки и высыпал на них окурки из пепельницы.
— Мне тоже это имя что-то напоминает, — повернулся к нему Янда, — только никак не могу вспомнить…
— Да ведь «Река»! Она у тебя там, в шкафу.
— Как я мог забыть! — хлопнул себя по лбу капитан.
— Какая-нибудь книга? Уж не написал ли ее Гакл? — спросил недоверчиво Коварж. — Мне он показался глуповатым.
— Отличная книга. Можешь посмотреть ее, даже взять почитать. Только потом, сейчас надо работать. Значит, в восточном крыле комнаты Лудвиковой и Гакла. Остается западная часть замка.
— Здесь, — Коварж нарисовал еще один прямоугольник, — комната не перегорожена, в ней жили вместе Альтманова и Залеска. Но они поссорились. Поэтому Мария собрала вещи и переселилась в соседний бастион. Как и в противоположном крыле, здесь накидана всякая рухлядь, в основном ненужная мебель. Она немного разгребла ее и поставила кровать. В ссоре этих женщин, как ни странно, виноват не мужчина, а кляуза, которую Эмила написала на Марию.
Янда подровнял листы с планами помещений замка и сложил их в синюю папку.
— Хочешь знать, что я нашел в квартире Залеской? — спросил поручик.
— Скорее всего ничего.
— Да, к сожалению. Все прибрано и все в полном порядке. Денег в доме немного, как и на сберкнижке. Вот… взял с собой хотя бы несколько фотографий, чтобы ты составил о ней представление. Альтманова позволила их одолжить.
— Могу я тоже посмотреть? — попросил старый адвокат.
— Почему бы нет? — разрешил Янда.
На большинстве снимков Мария была запечатлена, видимо, во время работы — об этом свидетельствовали разные замки на заднем плане. Наверное, фотографии делал коллега-любитель. Было также несколько портретов анфас и в профиль. И, наконец, пара фотографий — в купальнике у какого-то бассейна.
— Слушайте! — воскликнул доктор Гронек. — Это та женщина, которая изображена на всех портретах Седлницкого! А я еще обвинял его в подражании итальянскому Ренессансу! Но все дело, оказывается, в ней. Обратите внимание, — показал он Коваржу на покатый профиль с тонким носом и выпуклым лбом. — В пятнадцатом веке такой профиль был очень моден, дамы даже выбривали волосы надо лбом. Ей это не надо было делать. Прекрасная женщина. Большой узел волос на затылке… У красоток эпохи Возрождения были золотистые волосы, впрочем, крашеные. Они покрывали кудри специальной мазью, а потом до умопомрачения сидели под полуденным солнцем. У этой же волосы — как воронье крыло…
— А фигура — словно точеная, — Коварж взял в руки снимок в бассейне.
Янда сложил фотографии в папку и отвернулся. Ему хотелось одернуть Гронека и Коваржа, но вместо этого он сжал зубы и нахмурился. С минуту боролся с волнением — глупым и, как считал, непонятным у человека, много лет расследующего убийства. Но как избавиться от него, когда сталкиваешься с насильственной смертью такой красивой молодой женщины! Впрочем, в случаях с пожилыми людьми он чувствовал себя еще хуже. А о детях и говорить нечего! Убийство — самая большая мерзость, на которую способен род человеческий. Как же случилось, что оно не попало когда-то в число смертных грехов? Почему убийство не стало самой отвратительной скульптурой в барбакане замка Клени? «Оно не может там быть, — подумал он вдруг, — и это правильно. Потому что каждый порок может привести к убийству, а в определенных обстоятельствах — все семь…»
— Что ты делаешь? — услышал он вопрос Коваржа.
— Считает что-то на пальцах, — объяснил Гронек. Янда словно очнулся от сна.
— Какие еще открытия ты сделал, герой?
— Ну… главным открытием была квартира. Сама по себе.
— То есть?
— А… ты не любишь панельные дома, — махнул рукой поручик.
В этом Коварж был прав. Некоторое время назад национальный комитет предлагал Янде и Гронеку равноценные отдельные квартиры в новом микрорайоне. Оба дружно отказались. Старый адвокат боялся одиночества, а капитан — новой квартиры. Он привык к своему кварталу с красивыми старинными домами, к большим, но уютным комнатам с массивной мебелью. Он был даже не столько против новых квартир, сколько против обстановки в них — стандартной, безликой, невыразительной. «Это та пани, — говорил он о какой-то женщине, — у которой дома набор мягкой мебели «Дорне» и стенка «Стелла». — «Хотел бы я посмотреть, — защищал ее Коварж, — как ты втиснешься в такую квартиру с чем-нибудь еще». — «Поэтому и не хочу туда», — заканчивал разговор капитан.
— Тебе надо было идти со мной, — заметил поручик, — ты бы изменил свое мнение о панельных домах.
— Так хороша квартира?
— Еще как! Правда, в Богницах, но на самом краю микрорайона. Двухкомнатная, просторная, со вкусом обставлена. А что за вид из окон! Перед домом — ровный травяной газон, площадка для детей, за ней — спуск к Влтаве. Слева видишь центр Праги, Градчаны… изгибы реки… теплоходы на ней… Справа открывается панорама до Розтоков и дальше на север… Сказка!.. Эмила Альтманова, — добавил он неожиданно сухо, — проживает там постоянно полтора года, другого жилья у нее нет. Так что вся эта красота, видимо, останется ей. Cui prodest? Кому выгодно? — говорят юристы. Так ведь, пан доктор?
Какое-то время было тихо.
— Хм… ты прав, убивают и не за такое, — согласился капитан.
— Вот именно. Сразу же имеем мотив. Но их определенно будет больше. Возможно, пять, шесть…
— Семь, — сказал старый адвокат и взглянул на Янду.
— Оставь уж, — проворчал тот, — и иди варить свой грудной чай.
— У меня сложилось впечатление, — продолжал Коварж, — что Альтманова очень дорожит той квартирой, прямо трясется за нее. Может, наша надежда женского футбола надеется с ее помощью и замуж выйти.
— Она что, неинтересная? — полюбопытствовал Гронек.
— Вовсе нет, — поспешно ответил Янда. — Выглядит совсем неплохо. Натуральная блондинка, голубоглазая, высокая, даже немного обворожительная…
— Прекрасная женщина. Если бы вы, пан доктор, смотрели во-он туда, — поручик начал пародировать известного комика, — а она стояла во-он там, — он показал на противоположную стену, — к тому же была на две головы ниже и на десять килограммов легче, и если бы к тому же сгустились сумерки и упал туман, — слово «туман» он подчеркнул, — то у вас возникло бы такое чувство, — Коварж почесал в затылке, — что, возможно, где-то за вами стоит красивая женщина.
Старый адвокат рассмеялся, взглянув краем глаза на Янду.
— Работать Петр любит не спеша, — бросил на это капитан, — но зато с ним не скучно. А что с бывшим мужем Залеской? Они встречались?
— К убийству он абсолютно не причастен. Уже пятую неделю лежит в больнице с раздробленным бедром. С постели еще не встает. Я звонил врачам, мне сказали, что начали с ним заниматься лечебной гимнастикой, но ходить начнет только в начале следующего месяца,
— Авария?
— Да как сказать. Его сын — от второго брака, с Залеской у них детей не было — одолжил у кого-то… ну такую доску на колесиках, на которой катаются.
— Скейтборд, — сказал Гронек.
— Вы прямо энциклопедист, пан доктор.
— Я видел это по телевизору. Вот выделывают коленца!
— Залеский не выделывал. Они только пошли с сыном на улицу попробовать. Отец встал на доску и покатился с небольшой горки. И это все.
— Человек может разбиться и в ванне, — кивнул Янда. — И все же поговори с Залеским.
— Я хотел сегодня, но было уже поздно.
— Можно и завтра. Точнее, послезавтра. Завтра будешь со мной вести протокол, потом постараешься придать показаниям приличную литературную форму. Я пойду в этот институт, охраняющий исторические памятники. Договорись с директором о встрече… скажем, в два часа. Позвони также в отдел кадров, пусть приготовят личные дела тех семерых. Да, самое главное! Пусть в Клени быстро проведут ревизию. Не инвентаризацию, а обычную ревизию, быструю и оперативную. Это задание пометь восклицательным знаком. В замке много такого, что может навести на грех. Еще… Как с ключами?
— Ключи всех видов, — поручик вздохнул, — хранятся у Яна Рафаэля Седлницкого в большой жестяной коробке от голландских сухарей. Каких там только нет! Прямо-таки исторические реликвии, оставшиеся, наверное, от времен короля Артура. Как ты знаешь, в стенах барбакана две дверцы, два замка, к которым соответственно полагается два ключа. Когда началась инвентаризация и одновременно с ней подготовка новой экспозиции, в замке появилось много жильцов, и ключей стало не хватать. У управляющего было всего шесть пар, включая его собственные. Две пары пришлось заказать в городе, в универмаге, где дубликаты делают в присутствии заказчика. Седлницкий клянется, что других ключей не существует — незачем было их делать.
