Он завел машину и, проехав квартал или около того, остановился у своего гаража.
Вскоре он лежал под «Студебеккером», один в сыром полуосвещенном здании, где тишину нарушало только радио на полке. Что такое я здесь делаю, подумал он, начиная снимать поддон картера. Лежа на спине, под машиной… один в мастерской, и никто даже не знает, где я. Для чего все это?
Но он продолжал откручивать болты. Трудясь на износ. Это чтобы тот парень смог забрать свою машину завтра? — спросил он у самого себя. Чувство долга по отношению к моим старым клиентам? Может, и так. Он не знал. Знал он только одно: у него не было другого места, куда бы он мог пойти, где бы мог находиться. Фактически никакого вопроса и не было, потому что он явился сюда непреднамеренно: он приехал сюда потому, что всегда сюда приезжал. Когда нечего было смотреть по телевизору, или когда Лидии не было дома и не с кем было поговорить, или когда в клубе «Динь–Дон» было довольно–таки скучно.
Поработаю с часок, решил он. А потом позвоню домой, проверю, вернулась ли Лидия. Много времени эта работа не займет.
Элу Миллеру казалось совершенно очевидным, что вскоре ему придется распроститься со своей стоянкой. Его участком завладеют с какой–нибудь грандиозной целью: новый хозяин снесет автомастерскую и воздвигнет супермаркет, или мебельный салон, или многоквартирный дом. Уже несколько лет в Окленде и Беркли действовали по такому шаблону. Сносили старые здания, даже церкви. Уж если старые церкви пускали под снос, то, конечно, не миновать этого и мастерской Фергессона. И «Распродаже машин Эла».
В подавленном настроении поехал он на следующий день по Сан–Пабло в риелторскую контору, к женщине, с которой имел дело в прошлом. Миссис Лейн была негритянка: он познакомился с ней через Дулитлов. Это она раздобыла для миссис Дулитл несколько ее доходных домов. Она специализировалась на недвижимости в не предназначенной только для белых — и, добавил он мысленно, захудалой — части Окленда. Он понимал, что не может рассчитывать на нечто лучшее. Чем была стоянка для подержанных автомобилей, как не олицетворением той части Окленда, что не «только для белых»?
С такими мыслями он вошел в «Недвижимость Лейн» и приблизился к лакированному дубовому прилавку. Справа от него, на столе, располагался горшок с каучуконосом, повязанным шафрановым бантом. Рядом с горшком лежала стопка газет «Сатердей ивнинг пост» и стояла пепельница. Все оборудование конторы составляли письменный стол, пишущая машинка и висевшая на стене карта Ист–Бэя. Миссис Лейн сидела за столом и печатала, но, как только заметила его, встала и подошла, улыбаясь, к прилавку.
— Доброе утро, мистер Миллер, — сказала она.
— Доброе, — сказал он.
— Чем могу вам помочь?
У миссис Лейн был низкий бархатистый голос. Она была одета в черное платье, а на пальце у нее красовалось большое золотое кольцо. Волосы у нее были зачесаны кверху, и на лице было много косметики; она, как всегда, выглядела очень впечатляюще. Ей, по его прикидкам, было около сорока пяти или пятидесяти лет. Она могла бы быть успешной администраторшей или клубной активисткой где угодно, подумал он, если бы, конечно, не была цветной. И если бы еще не то обстоятельство, что, улыбаясь, она обнаруживала большие золотые коронки на передних зубах: тоже, как и кольцо, — драгоценности, на левой из которых была выгравирована бубна, а на правой — трефа.
— Я ищу новое место, — сказал Эл.
— Понимаю, — сказала миссис Лейн. — На Сан–Пабло? У меня есть участок на Телеграфной авеню.
Она окинула его изучающим взглядом, желая разобраться, чего он хочет.
— Мне все равно, где это, — сказал Эл. — Лишь бы место было хорошим.
Он не мог придумать, как лучше изъяснить свою мысль; напрягал мозг, но более вразумительного выражения не находил. Женщина сочувственно ему улыбнулась; она, вне всякого сомнения, хотела ему помочь. Ее работа в этом и состояла. И она вкладывала в свою работу всю душу. Он это чувствовал.
— Думаю, вы не хотите заходить слишком уж высоко, — сказала миссис Лейн. — В отношении стоимости аренды.
— Так и есть, — согласился он.
— Я могла бы отвезти вас к тому участку на Телеграфной, — сказала миссис Лейн. — Чтобы вы на него взглянули.
— Он мне не нужен сию же минуту, — сказал он. — У меня около двух месяцев. Спешить не надо. Я хочу быть уверенным, что беру что–то подобающее.
— Да, это важно, — согласилась миссис Лейн.
— Бизнес с подержанными машинами приносит не очень–то большой доход, — сказал он.
— Должно быть, он похож на бизнес с недвижимостью, — сказала миссис Лейн, улыбнувшись.
Может, и так, подумал Эл. Мы с ней в одной лодке. Или, может, я обхожусь с тобой несправедливо, помещая тебя рядом с собой? Такую привлекательную женщину, как ты. Кем бы ты была, если бы родилась белой? Председательницей местного отделения Республиканской партии? Женой какого–нибудь промышленника? А кем был бы я, если бы родился негром? Просто ничтожеством. Еще одним ничтожеством без каких–либо перспектив.
— Мистер Миллер, — сказала миссис Лейн своим глубоким бархатистым голосом, — вы сегодня выглядите таким печальным…
— Так и есть, — подтвердил он.
— Не печальтесь, — сказала она. — Взгляните на яркую сторону. — Она отступила к своему письменному столу и достала из выдвижного ящика связку автомобильных ключей. — Почему бы мне не отвезти вас к участку, о котором я говорила? Я буду рада вам его показать.
— Может быть, позже, — сказал он.
— Почему не сейчас?
— Не знаю, — сказал он со смирением, слышным ему самому. — Мне надо вернуться на свою стоянку.
— Вы можете упустить хорошую возможность, — сказала она.
— Может, и так, — сказал он, чувствуя себя усталым и подавленным.
— Послушайте, мистер Миллер, — мягко сказала она, опуская на прилавок свои оголенные округлые коричневые руки. — Вам надо действовать, иначе вы проиграете. За годы работы с недвижимостью я научилась одной вещи: если хочешь чего–то добиться, то нужно использовать предоставляющиеся возможности и пошевеливаться. Знаете об этом? — Она ждала ответа, но он ничего не говорил; он смотрел в пол, испытывая опустошенность и неспособность что–либо сказать. — Делай — или тебя сделают. Я имею в виду, вас обставят. Быть энергичным совсем не дурно. — В ее голосе была теплая, нежная терпеливость, он звучал едва ли не наставительно, по–матерински наставительно. — Вы никому не причиняете вреда. Я думаю, вас именно это смущает: вы боитесь кого–либо в чем–нибудь ущемить. Потому что вы в таком бизнесе, где каждый так или иначе это утверждает.
Он кивнул.
— Я разговаривала с вами раньше, — сказала миссис Лейн, — и отметила и для себя, и для мистера Джонса, который мне здесь помогает. Вы очень подходите для того, чтобы работать с мистером — как, бишь, его? — мистером Фергессоном. Он тоже абсолютно честен. Я отвожу к нему свою машину… — Она осеклась. — Ну, вообще–то у меня имеется свой механик.
Механик–негр, подумал Эл. Она не посмела бы пригнать свою машину к Джиму Фергессону, каким бы честным он ни был. Потому что он, вероятно, не стал бы с ее машиной работать. Может, стал бы, а может, и нет. Но она не может рисковать. Дело того не стоит.
— Могу я показать вам этот участок? — спросила миссис Лейн, поднимая связку ключей.
— Нет, — сказал он. — Как–нибудь в другой раз.
Выйдя из риелторской конторы, он увидел, что она смотрит, как он уходит; она следила за ним, пока торец здания не скрыл их друг от друга.
Вернувшись, он сказал через порог:
— Может быть, через пару дней. Когда мои планы более определятся.
Миссис Лейн улыбнулась ему. Сочувственно, подумал он. Сочувственно и понимающе. Тогда он снова пошел прочь. Обратно к своей машине.
Она просто хочет что–то мне продать, думал он. Но он знал, что дело здесь в чем–то большем; собственно, совсем и не в этом. В чем же в таком случае? В любви, подумал он. В любви к нему. Крупная и привлекательная деловая негритянка, средних лет и со светлой кожей. Может, хочет меня усыновить. Он чувствовал уныние, но в то же время ему казалось, что от части своего бремени он избавлен. Ему уже не было так плохо, как раньше. Да, подумал он, элегантная женщина, толковая продавщица; уж она–то знает свое дело. Настоящая профессионалка. Я вернусь. Ей это прекрасно известно.
Эта деревенщина, пьяный кретин, старая задница Фергессон, это он довел меня до такого состояния, подумал Эл. До состояния, в котором мне не на кого надеяться, кроме как на какую–нибудь женщину, испытывающую ко мне жалость. Из которого у меня нет иной возможности выбраться; у меня нет другого способа выжить, нет своей собственной системы безопасности. Мне приходится взывать к мягким чертам характера какой–то торговки недвижимостью.
