– А ты не хочешь потанцевать? – вкрадчиво спросил он.
– Нет, – коротко ответила Даша.
Но Игорь, обойдя ее кресло, вдруг рывком поднял девушку на ноги, и по его горячему коньячному дыханию на собственном затылке, по непримиримой жесткости рук, словно капканом обхвативших ее, Даша поняла, что и он уже, пожалуй, перебрал и теперь не склонен выслушивать возражений. Даше не хотелось сейчас скандала. Повернувшись и в упор взглянув в его немигающие глаза, она все-таки уступила, позволив вывести себя в центр комнаты.
Пары двигались в медленном, разнеженном танце; мужчины лениво перебрасывались случайными фразами, женщины молчали. Лицо хозяйки дома было грустным; она полузакрыла глаза и словно отрешилась от всего происходящего рядом, будто все это было страшно далеко от нее и не стоило ни внимания, ни усилий, ни доброго слова. Даша и хотела бы поступить так же, но это было невозможно: ей приходилось удерживать Игоря, который буквально падал на нее, отводить в сторону его слишком уж настойчивые руки, отворачиваться от почти грубого прикосновения губ. «Вот они, молодые годы… – нарочито громко шептал где-то рядом Павел, бывший ничуть не старше Игоря. – Вот она, любовь-то, что делает. Цени, Дашуня…»
Ситуация становилась все двусмысленней и гаже, и дело было вовсе не в откровенности Игоревых объятий, а в их нарочитой публичности и клоунской браваде. Он словно демонстрировал право собственности на Дашу, и, не выдержав наконец, она резко высвободилась и отошла в сторону.
– Я – покурить, – бросила она через плечо, не глядя ни на кого, и, аккуратно обойдя хозяйскую пару, скрылась на кухне.
Там, уютно устроившись с ногами на низеньком угловом диванчике, Даша подцепила несколько глянцевых женских журналов, небрежно оставленных на полу, и раскрыла первый попавшийся из них. Курить на самом деле не хотелось, как не хотелось ни есть, ни пить, ни разговаривать. Вечер вообще не задался, и Даша жалела, что поддалась на уговоры и не осталась дома. Ей снова хотелось остаться одной, посидеть в тишине, подойти к бабушкиному трюмо и, может быть… может быть, снова обрести свой негаданный сон, принесший ей такое чувство освобождения и покоя. Неожиданно для себя самой Даша заплакала, не вытирая слез, – и все-таки закурила, ощущая, как осень снова навалилась на нее своей свинцовой тяжестью, не давая вздохнуть полной грудью.
– Ты здесь? – прощебетала Светка, заглядывая в дверь. – Отдыхаешь? Это ты хорошо придумала. Ну их, мужиков, надоели. Кстати, мы им, по-моему, тоже: они там занялись какими-то проблемами, Пашка рисует всякие дурацкие юридические схемы на листочках, а твой Игорь ему что-то с увлечением объясняет. И заладили как попугаи: фонд, фонд… Какой там фонд, зачем, кому?! Как им только не надоест заниматься делами?
Даше вдруг стало смешно. Милой, безалаберной, пустоголовой Светке, конечно, этого не понять – сама-то она делами давным-давно не занималась, потому что дел в социальном смысле этого слова у нее давно никаких не было. И неожиданно для самой себя Даша, исключительно редко вмешивающаяся в чужие дела, сказала:
– Ребенка бы тебе надо, вот что…
– С ума сошла? – Светланина реакция оказалась неожиданно острой, глаза заледенели, а губы резко сжались. – Я только месяц как после аборта.
– Аборта?! Светка, ты же говорила…
– Ну да, уже четвертый. Опасно, конечно, а что сделаешь. Павел ни за что не хочет детей…
– Светочка, милая, ну разве ж так можно? – Даша почему-то разволновалась так сильно, что задрожали руки и упала в пепельницу недокуренная сигарета. – Разве ты не понимаешь? Грех такой, и даже не в церковном смысле, а попросту, по-человечески… Ведь все у вас хорошо – прочная пара, благополучная жизнь… Почему, почему?
– Не знаю… – Светлана вздохнула, и лицо ее как-то разом побледнело и словно даже осунулось. – Павел говорит, дети мешают карьере, делам, спокойной, размеренной жизни. А я не настолько сильно хочу иметь ребенка, чтоб рисковать своими браком и достигнутым уровнем жизни. Понимаешь?..
Даша не понимала. Это была другая жизнь, другая логика, другие правила игры. Но, зная, что самой ей неуютно в этой жизни и этой логике, Даша в то же время видела: Светлана изо всех сил обустраивает свой мирок, личный рай, куда Дашу было бы не затащить никакими коврижками, ищет свою собственную, Светкину, правду… И укорять, выговаривать, мешать ей Даша, конечно же, не могла, потому что никто и никому не должен мешать в этом странном, жестоком человеческом мире. Хотя бы не мешать…
* * *
Они сидели, не глядя друг на друга и не разговаривая. Светланино лицо снова смягчилось, стало беззлобным и безмятежным, как обычно. А Даша, переживая, что невольно огорчила хозяйку дома своим бестактным замечанием, уже придумывала, как бы понезаметней, без лишнего шума ускользнуть отсюда. Может быть, сослаться на головную боль?.. Если Игорь действительно решает там с Павлом какие-то деловые вопросы, то он не сразу хватится ее. А потом, наверняка обидевшись на то, что Даша ушла, не предупредив его, уже не будет пытаться возобновить общение – ни сегодня, ни завтра. Решено, так она и поступит…
Даша быстро поднялась, но в этот момент в кухне появился Павел и слегка капризным тоном, так не вязавшимся с его грузной, солидной фигурой, заявил:
– Мы без вас скучаем. Коньяк разлит, музыка звучит, а дамы сбежали от кавалеров…
– Ладно, давай без твоих вечных шуточек. На самом деле все гораздо серьезней. – Лицо Игоря, выглядывавшее из-за плеча хозяина, действительно было деловым и собранным. – Даша, нужно поговорить. И прошу тебя, отнесись к этому спокойно и здраво.
Когда они снова уселись в гостиной, Павел придвинул к себе какие-то исчерканные листочки и, проведя пухлой рукой по лицу, словно смахивая с него невидимую паутину, торжественно начал:
– Видишь ли, дорогая, дело, конечно, непростое, но шансы на выигрыш, по-моему, очень весомы. Разумеется, ситуацию сильно осложняет то, что ты не являешься близкой родственницей, да к тому же существуют прямые наследники, но если они люди неглупые и поймут, что лучше поделиться, нежели влезать в судебные тяжбы и рисковать своей репутацией, то…
– Подождите, подождите! – почти вскрикнула Даша. – Какое дело, чем делиться?!
– Павел, постой. – Игорь мягко, но настойчиво взял дело в свои руки, остановив приятеля движением руки. От его недавнего опьянения, казалось, не осталось ни малейшего следа. – Давай объясним ей все по порядку. Понимаешь, нам с тобой повезло, что нет официального завещания. Зато есть (и это знают многие, практически вся родня) – неофициальное… А кстати, ты сохранила этот листочек с последней бабушкиной волей, тот, что вручил тебе дядя?
– Нет, – отрезала Даша, глядя на Игоря с раздражением, почти с ненавистью. – Не сохранила, и слава богу! Так что можете сразу распрощаться с вашими грандиозными планами.
– Так это же замечательно, что завещания больше нет! – расхохотался Игорь, обводя всех присутствующих победоносным взглядом. – Это значит, дорогая, что сегодня уже никто не сможет с точностью сказать, что именно там было написано. Может быть, как и уверял Сергей Петрович, бабушка оставила тебе только трюмо. А может быть, кроме него – беккеровский рояль и библиотеку. А может быть… Может быть, там было и словечко по поводу какого-нибудь колье, или браслета, или, на худой конец, пары серег?.. Ты понимаешь, какие это открывает перед нами возможности? Кроме тебя и твоего дяди, текст завещания никто не видел. Помимо этого мы знаем то, что пока, похоже, не знают твои родственнички. И это обстоятельство – когда оно наконец вскроется – скорее всего, тоже заставит их быть посговорчивее. А значит…
– Ты, Игорь, не торопись, – рассудительно остановил Павел. – Пока это еще ничего не значит. Я же тебе говорю, дело непростое. Но попытаться, естественно, стоит. Многого не получим, но с паршивой овцы хоть шерсти клок, так ведь? Если растолковать им, что подобные дела о спорных наследствах могут длиться годами, и при этом они даже не смогут вступить в свои законные права – нужно будет дожидаться окончательного решения суда… О, тут иногда люди способны пойти на самые неожиданные уступки!
– За это следует выпить. – Светлана, сидевшая все это время раскрыв рот, словно оглушенная неожиданно открывшимися перспективами превращения подруги в богатую наследницу, вспомнила о своих обязанностях хозяйки дома и потянулась к бокалам. – Игорь, Паша! Разливайте. Я несу горячее. Дашуня, ты мне поможешь?..
Ничего не говоря, девушка поднялась и, отведя руки потянувшегося было за ней Игоря, вышла из гостиной. Ей казалось, что она чего-то не понимает, что смысл происходящего ускользает от нее и что остановить всю нелепость этого происходящего можно только молчанием – полным, безоговорочным, презрительным. Если начать сейчас спорить, доказывать им, что она никогда не пойдет на подобный подлог, что не станет заниматься сутяжничеством, не будет судиться с родственниками и обманом выуживать у них бабушкины бриллианты, если начать все это объяснять, то у Игоря может сохраниться иллюзия, что рано или поздно он сумеет ее переубедить, уговорить, заставить. Даша прекрасно знала и его настойчивость, и способность долго давить на человека, и извечный кураж во что бы то ни стало настоять на своем… Нет-нет, только не это. Не спорить, ничего сейчас не говорить – молча уйти и никогда, никогда его больше не видеть…
