Оказавшись среди машин, пятилетний Б. пытался обороняться. Он не питал доверия к машинам
Молодой судья рассматривал обвиняемых. Они стояли под присмотром охраны у возвышения. Он заставил себя причислить их к цивилизации, не осуждая их заранее тем, что рассматривает их — таких вот немытых, недостойных этого века, какими они стоят там в оковах, — не как субъектов права, а как случайно попавшиеся вещи. Его внутренний голос говорил ему: 1) «Надо разделаться с ними побыстрее». 2) «Нельзя тот ужас, который описан в их делах, приумножать моим участием».
Жюри заняло места на скамьях. Молодой судья поручил полицейскому вести допрос обвиняемого Макалистера, который, похоже, был предводителем банды.
Полицейский: Вы выстрелили в трех индейцев и убили их?
Макалистер: Да.
Полицейский: Они на вас напали?
Макалистер: Нет.
Полицейский: Вы сняли у двоих мертвых скальпы?
Макалистер: Да.
Полицейский: Третье тело вы взяли с собой? Потом вы прислонили его к дереву. И было это рядом с тем местом, где вы застрелили поселенца по имени ван Терланд? Зачем вы это сделали?
Обвиняемый не отвечал. Тогда к допросу приступил судья.
Судья: Вы стреляли в поселенца?
(Макалистер не отвечает.)
Судья: Вы прислонили индейца-сиу к дереву?
Макалистер: Да.
Судья: Индеец был мертв?
Макалистер: Да.
Судья: Зачем вы прислонили мертвого сиу к дереву? Чтобы все выглядело так, будто это индейцы напали на повозку с поселенцем?
Макалистер: Как скажете.
Судья: Нет. Дело в том, что вы скажете!
Макалистер: Делайте выводы сами.
Судья: Не вы ли застрелили поселенца?
Макалистер: Кто это знает, когда стреляли пять раз?
Судья: То есть это дело либо ваше, либо одного из ваших сообщников?
Макалистер: Получается, что так.
Преступления пяти обвиняемых вызвали войну с индейцами (известную как война Спрингс-Энда), в которой погибло 15 тысяч человек. Судья исходил из того, что эта банда, положившая своими убийствами начало войне, поначалу хотела только добиться более выгодных условий для занятий охотой и звероловством, индейцы мешали им. Потом бандиты попытались скрыть свои преступления, застрелив поселенца. У них была «правовая слепота».
Жюри было под впечатлением событий войны с индейцами. К тому же содержание обвиняемых в вагоне для скота и негативное отношение армии к обвиняемым также повлияло на присяжных. Обвиняемые были осуждены на смерть через повешение. Приговор был в тот же вечер бескровно приведен в исполнение пехотной ротой.
И у преступника есть свое чувство пропорции.
А. С. ПушкинПравление императора Максимилиана подходило к концу. Революционная армия осадила изолированного императора в Керетаро. Его супруга, императрица, предложила способ воодушевить гвардейцев на продолжение борьбы: подбрасывать в воздух золотые монеты во дворе дворца, и если кто-нибудь из гвардейцев сможет прострелить монету, она достанется ему. Однако такие ухищрения успеха не обещают. Роялистские генералы Мексики советовали императору капитулировать. Оставалось одно: упаковать в ящики так называемые сокровища императорской короны, драгоценности и секретные документы и, разделив на несколько партий, тайком вывезти из осажденного города. Речь шла о том, чтобы переправить хотя бы ценности и исторические свидетельства обратно в Вену, откуда и прибыл несчастный император.
Ящик № 6 был поручен чиновнику императорского двора Мартину фон Бернхайму, который во время ночного перехода потерял контакт с сопровождавшими его головорезами, так называемыми гвардейцами. Он не рассмотрел своих спутников как следует, и так случилось, что в ночь на 3 августа он передал ящик, привезенный на муле, вору-карманнику по имени Диего Лопес, который был немало удивлен таким доверием. Немедленно доставьте, сказал ему фон Бернхайм, мула и груз к техасской границе. Доберетесь до Нового Орлеана, сядете там на корабль. Груз надо доставить в Вену, в императорский дворец. Чиновник, уже не понимавший, что происходит, снабдил Лопеса кое-какими деньгами.
Вор-карманник Лопес еще ни разу не получал официальных поручений. Он перешел с мулом и грузом границу и добрался до порта в Новом Орлеане, прибыв в Антверпен, там сел на поезд в направлении Константинополя; проезд он оплатил деньгами, позаимствованными из кармана одного голландца.
Навсегда останется загадкой, как не знающий языков чужестранец, запутавшийся в непривычной для него мотивации, разобрался на континенте в железнодорожных расписаниях и возможностях пограничных переходов. Как и было наказано, он прибыл в императорский дворец через провиантский подъезд и поставил ящик № 6 на пол в главной кухне.
«Я прибыл из осажденного Керетаро, уже павшего, пока я был в пути, чтобы передать этот ящик по поручению чиновника императорского двора Мартина фон Бернхайма, меня зовут Лопес, я прошу выдать мне расписку в получении». Так было написано по-немецки в записке, которую составил для него в Антверпене знавший язык испанец.
Однако никакого известия от чиновника императорского двора Мартина фон Бернхайма в Вену не поступало, и никто не ждал там груза из Керетаро. В то же время содержимое ящика подтверждало, что сказанное посыльным — правда. Дело вызывало интерес. Правда, несколько сомнительно было то, что все расспросы, в том числе и с помощью переводчика, не внесли в историю никакой ясности. Поэтому граф Кароли обратился к начальнику венской полиции, чтобы тот, не раскрывая своей должности, провел с Лопесом беседу, и, если удастся установить достаточно высокий ранг посыльного, предложить ему соответствующее вознаграждение, не оскорбительное для проявившего верность порученца. Однако если начальник полиции, располагавший поддержкой переводчика, не смог выяснить ничего определенного, то Лопес тотчас же почуял, что имеет дело с полицейским, и скрылся.
Случившееся было воспринято при венском дворе с досадой. Не в обычаях австрийского императора было заставлять человека, привезшего реликвии, удалиться без вознаграждения и, возможно, с обидой. Непостижимо, как удалось провезти достаточно приметный ящик, набитый драгоценностями, через края, охваченные революционными волнениями, а потом через половину земного шара. Ни одна из австрийских застав не зарегистрировала въезд человека по фамилии Лопес. Все волшебство заключалось в мотивации. При этом у Лопеса не было никакой причины проявлять верность.
Весомость чувства там, где оно мало что значило
Иньес де Кастро, придворная дама, прибыла в свите испанской инфанты в Португалию. Инфанта Констанца должна была стать супругой наследного принца Педро. Молодой человек влюбился в статную Иньес де Кастро. Год спустя инфанта умерла во время родов. С того времени наследник престола жил в садовом домике под Коимброй в незаконном браке с Иньес, покорившей его сердце. Молодая, наделенная умом дама приблизила к двору своих братьев. Она стала обладательницей титулов, предназначенных для высшего дворянства и членов королевской семьи.
Король, встревоженный мнением знати, которым он не мог пренебречь, созвал государственный совет. Молодая женщина была приговорена к смерти ради защиты государственного порядка. Однажды ночью (Дон Педро, принц, был в это время в отъезде, на юге страны) король с четырьмя свидетелями, палачом и взводом охраны отправился в сад, в котором находилась Иньес де Кастро. На рассвете она была обезглавлена. В таком виде и застал принц предмет своего поклонения. Король совершил ошибку, дав убитой врезаться в память принца.
После непродолжительной войны отец принудил сына заключить мир. Прошло 15 лет. Когда Дон Педро взошел на престол, казалось, что он забыл о казненной возлюбленной. Зачинщики и исполнители убийства, а также его свидетели бежали в Мадрид, как только он пришел к власти. Новый король заключил союзный договор с Испанией.
Свидетели, зачинщики и убийцы, бежавшие в Мадрид, поняли слишком поздно, что целью заключенного союза было соглашение между странами о выдаче преступников. Испания выдала их португальскому королю в обмен на своих дезертиров. С выданных зачинщиков, убийц и свидетелей живьем содрали кожу, на следующий день их обезглавили. После этого были казнены 4000 причастных лиц. Король Педро заслужил прозвище «жестокий». Он велел вырыть из могилы Иньес, забальзамировать под жарким солнцем Лузитании и пронести по стране. Множество подозреваемых обязали целовать мертвой (голову ей пришили) руку.
