И вдруг мысль, которая беспокоила его, когда он бродил по улицам, которая давала надежду, оформилась четко и ясно: поиски Кати нужно начинать оттуда, где они жили раньше, до ареста отца…
СОЛНЦЕ, пробившись к полудню сквозь тяжелое тучи, скользило по окнам, окрашивая их в золотистый слепящий цвет. Большой серый дом стоял на своем месте и выглядел чуточку вычурно и нелепо рядом с другими, неказистыми старыми домами. Высокие узорчатые ворота были распахнуты настежь, и Андрей беспрепятственно прошел во двор.
Возле своей парадной он остановился, понимая, что подниматься в квартиру незачем. И тут ему повезло. Из соседней парадной вышла дворничиха. Он сразу узнал ее — это была та самая, довоенная, дворничиха.
— Можно у вас спросить?..
— Чего еще? — Она недружелюбно, подозрительно смотрела на Андрея. Он был чужой.
— Вы давно здесь работаете? — на всякий случай спросил он.
— А хоть бы и давно, так что?
— Мы когда-то жили в этом доме…
— Не припомню что-то… — Дворничиха внимательно смотрела на Андрея, — В какой квартире жили?
— В девятой.
— В девятой? А фамилия как?
— Воронцовы.
— Воронцовы, Воронцовы… — пробормотала дворничиха, разглядывая Андрея, — Постой-ка, тебя не Андреем ли звать?
— Да.
— Как же, помню. — Она кивнула. — Я всех тут помню. И которые сами съехали, и которых… Господи, жизнь наша грешная. Сколько людей погибло! А вы-то где теперь? Вас вроде выселили?..
— Выселили, — подтвердил Андрей. — А я вот вернулся.
— А родители?
— Отец — не знаю, а мать умерла.
— Царствие ей небесное. Не помню, как ее звали.
— Евгения Сергеевна.
— Так, так. И я одна осталась. Мужик тоже сгинул, а сыночек, помнишь ли его?.. Помер в блокаду. — Дворничиха всхлипнула. — Вместе же озорничали.
— Помню.
— Ох-хо-хо. Сюда-то чего пришел? По делу или так, посмотреть?
— Домработница у нас была, хочу ее найти. А где искать, не знаю.
— Екатерину Ивановну? — воскликнула дворничиха. — Да жива-здорова она. И живут они совсем тут рядом.
— А вы не знаете ее адрес? — Нет, на такое везение Андрей не рассчитывал.
— Да как же не знаю, знаю. За углом. Выйдешь из наших ворот, свернешь налево за угол, так второй дом от угла ихний. Седьмой номер. А вот квартиру не знаю, не буду врать. Парадная-то первая, отсюда если идти. Спросишь, каждый укажет.
— Я не знаю ее фамилии, — признался Андрей.
— Антоновы их фамилия. Ступай, ступай, это у тебя хорошее знакомство.
Никого спрашивать не понадобилось. В парадной висел список жильцов, первым в котором значился С. С. Антонов. Правильно, все правильно, черт возьми, думал радостно Андрей, медленно поднимаясь по лестнице. Катиного мужа зовут Сергей. Все сходится.
Дверь открыла девочка лет пяти-шести.
— Вам кого, дяденька? — спросила она, рассмешив Андрея. Дяденькой его еще никто не называл. А девочка с любопытством смотрела на него.
— Екатерину Ивановну, — сказал Андрей. — Она здесь живет?
— Конечно здесь, это же моя мама. Вам ее позвать?
— Позови.
— Мама, мама, к тебе пришли! — крикнула девочка.
— Кто пришел? — раздался голос из глубины квартиры, и это безусловно был голос Кати. Андрей сразу узнал его.
— Дяденька какой-то, — ответила девочка. С Андрея она не спускала глаз. Но в глазах ее не было страха, только любопытство.
— Пусть войдет.
— Он зовет тебя.
Катя, Екатерина Ивановна, вышла из кухни в прихожую, вытирая фартуком руки, и Андрей понял, что узнал бы ее, даже случайно повстречав на улице, в толпе. Узнал бы и спустя еще много лет. Чуть пополнела, округлилась, а вообще совсем прежняя Катя, которая рассказывала ему сказки и защищала от гнева матери. Она несколько удивленно смотрела на Андрея, то ли не узнавая его, то ли не доверяя своим глазам.
— Андрей, — наконец тихо, почти шепотом проговорила она. — Ну конечно, Андрей. Ты же вылитый Василий Павлович. Откуда ты?
— Приехал вот в Ленинград…
— Да, приехал. Разумеется, приехал. — Они стояли друг против друга, не двигаясь с места, а девочка вовсе уж с нескрываемым интересом разглядывала Андрея, — Как же ты нашел?
— Дворничиха из того дома подсказала.
— Ты был там?
Андрей кивнул. Что-то насторожило его в поведении Кати, но что именно, он не мог понять. Может быть, ее явная растерянность? Но растерянность легко объяснить его неожиданным появлением. Что же тогда?.. Кажется, в ее вопросе «Ты был там?» послышалось удивление, почти испуг…
— Да-да, Полина Андреевна, — проговорила Катя, кивая головой. — Ты, значит, и ее помнишь. Ну проходи, что же мы стоим в дверях. Я рада видеть тебя. Ты стал совсем взрослый. Сколько же тебе?..
— Семнадцать.
— Бежит время. — И вдруг, словно спохватившись, спросила: — Ты один?
— Один.
— А мама?.. — Это был не вопрос, Андреи почувствовал это.
— Она умерла.
— Несчастье-то какое! О Господи. Проходи в комнату, я сейчас.
В комнате Андрей растерялся. Все здесь было большое, солидное, даже картины, которыми были увешаны стены, покоились в массивных, как в музее, рамах.
Катя вошла следом.
— Садись, — пригласила она, показывая на обитый кожей диван с полочкой на спинке, где тесно расположились фарфоровые статуэтки, — Как же это Евгения Сергеевна?..
— И снова Андрею показалось, что известие о смерти матери не новость для Кати. Более того, теперь он был почти уверен, что Катя даже знает, как умерла мать…
И он сказал:
— Она повесилась.
— Что же она наделала?.. Молодая ведь еще, жить и жить. Ах, Евгения Сергеевна, Евгения Сергеевна! И придумала же такое… Ну, а ты как?..
Сомнений не было — Катя все знала о матери. Но откуда? Впрочем, сейчас это не имеет значения. Сейчас важно другое, подумал Андрей: если она знает про мать… И он признался, что сидел и что освободился из колонии. Хотел рассказать, что Енот встречался в лагере с отцом, но почему-то удержался, промолчал.
— Нехорошо получилось, — сказала Катя с сожалением. — В Колпине был?
— Там все умерли, а дом сгорел. И Анна Францевна, наша соседка, тоже, наверное, умерла. И нашего дома тоже нет.
— Анна Францевна, это старушка такая?.. Помню, помню. Приятная была старушка. Выходит, ты один остался. Но ничего, ты уже взрослый, самостоятельный мужчина, в твоем возрасте… Про Олега Кошевого слышал? Какой герой!..
Катя продолжала что-то говорить, задавала какие-то вопросы и, не дожидаясь ответа, говорила снова, и Андрей чувствовал, что разговор у них получается ненужный, пустой получается разговор, что Кате он совсем не интересен, она просто поддерживает беседу — не молчать же, в самом деле, — а сама чего-то напряженно ждет… И когда в прихожей зазвонил телефон, она быстро вскочила, и было заметно, слишком даже было заметно, что звонок обрадовал ее.
— Все в порядке, — сказала она кому-то по телефону. — Вот гость у нас… Андрей… Ну какой Андрей — Воронцов!.. Нет, только что пришел, еще не успели… Будем ждать, пока. — Вернувшись в комнату, она вздохнула с облегчением и сообщила, что звонил Сергей Сергеевич, что он скоро придет. — А ты помнишь его?
— Помню. Он мне конструктор подарил.
— Конструктор? Хорошая у тебя память. Да, ты кроме Колпина был где-нибудь?
— На Газа.
— А больше нигде?
— Нет. Я вчера только приехал.
— Ладно, ты посиди, поскучай, а я займусь обедом.
Неловко чувствовал себя Андрей в этой огромной, но
тесной комнате, заставленной старинной и, должно быть, дорогой мебелью. Он сидел на краешке дивана, зажав коленями ладони, и все сильнее было желание встать и потихоньку уйти. Почему-то казалось, что его появление не только не обрадовало Катю, но озадачило и встревожило.
Напольные часы с ажурными стрелками и бронзовым маятником пробили пять раз. Мелодичный их звон надолго повис в комнате.
Может, действительно уйти?..
Его ждали здесь. Это он понял. Но ждали с надеждой, что он все-таки не придет. А если так, в чем Андрей уже нисколько не сомневался, то и знают о нем все. Конечно, это невозможно — откуда Катя могла бы узнать о нем? Однако интуиция подсказывала, что в данном случае невозможное — возможно…
Интуиция не обманула Андрея. Катя и Сергей Сергеевич, ее муж, действительно знали все. И о самом Андрее, и о том, что Евгения Сергеевна покончила жизнь самоубийством в далекой Койве. Они знали гораздо больше, чем можно было бы допустить, — например, что жив Василий Павлович и находится в лагере на Севере. А дело в том, что Сергей Сергеевич Антонов служил в органах и, будучи в звании подполковника, занимал довольно высокий пост. Его всегда тяготило то обстоятельство, что он был знаком с женой «врага народа» Воронцова, бывал у них в доме, а жена его и вовсе хорошо знала эту семью, и он понимал, что при умелой подаче какого-нибудь недоброжелателя (а их хватает) это обстоятельство может сильно подпортить его карьеру, а может и прервать ее. Ведь он нигде, ни в одной анкете не указывал, поступая в органы, что сам и члены его семьи имели связи с «врагом народа», приговоренным «особым совещанием» к расстрелу и чудом избежавшим смерти, а сокрытие такого факта из биографии — уже, в сущности, преступление. Ибо напрашивается естественный вопрос: почему, с какой целью скрывал?.. Именно поэтому он интересовался судьбой всей семьи Воронцовых, благо получить такую информацию при его положении было несложно. Один-два запроса — и вся информация у него перед глазами.
