— Вы держитесь, духом не падайте, — говорил он Касуми. — Я тоже буду продолжать поиски.
— Спасибо, — благодарила она и начинала рыдать.
Красивая женщина, но выглядела сильно осунувшейся — горе не прошло для нее бесследно. Бедняжка! Скорее бы уж нашли тело и завели уголовное дело по факту убийства, размышлял Вакита, но проблема заключалась в том, что сам он обнаружить тело не мог. Ответственным за расследование был назначен некий Асанума из управления, и дело продвигалось крайне вяло. Лучшего варианта для него, как преступника, и придумать было сложно, но при этом он был недоволен: слишком уж беспечно он себя чувствовал, зная, что с Асанумой полиции никогда не выйти на его след. Вот если бы такой человек, как Уцуми, возглавлял расследование, тогда другое дело, размышлял Вакита. Потому что Уцуми был таким же, как он сам.
Когда расследование окончательно зашло в тупик, Вакита получил радостное известие: приказ о новом назначении. Его начальник, который обратил внимание на его работу во время следствия, перетащил его с собой в отделение в Бибае. Вакита стал следователем — его заветная мечта осуществилась. В день отъезда с Сикоцу Вакита в последний раз оглянулся на гору Энива, у подножия которой он захоронил девочку. Вспомнил, как дрожал руль у велосипеда и скрипели тормоза, когда он катился тем ранним утром вниз по склону.
— Нет, быть этого не может! — придя в себя, закричал Уцуми.
Что за дурной сон! Неужели этот сон и будет последним сном в его жизни? Уцуми заплакал. Сердце его уже останавливалось, и только сознание по-прежнему оставалось ясным.
— Что случилось? — склонившись над ним, Касуми заглядывала ему в глаза. — Чего не может быть?
От собственного крика сердце Уцуми почти перестало биться. Он тяжело дышал, а по щекам его продолжали катиться слезы. Невыносимая печаль переполняла его. Видимо, Касуми взяла его за руку, но Уцуми уже не узнавал ни ее прикосновения, ни ее лица. Только чувствовал ее присутствие. «Прости», — он пытался попросить у нее прощения, но голоса не было. Ему казалось, будто это он своими руками убил Юку. Только сейчас Уцуми открылась его истинная сущность. Он несколько раз покачал головой и умер.
Вместе с долгим и глубоким вздохом жизнь покинула его тело. Она сразу поняла это. Его ясные, полные странной силы глаза утратили свой блеск, зрачки стали абсолютно черными. Рука, будто пытающаяся сказать ей что-то и до последней минуты хватающаяся за воздух, безвольно повисла. Это была смерть. Мысли Уцуми с резким щелчком разорвались и теперь пытались раствориться в воздухе. Касуми непроизвольно посмотрела на покрытый копотью потолок. Может, душа Уцуми еще витает где-то рядом с его телом? Вряд ли было что-то, о чем захотел бы ей сказать ставший духом Уцуми. А если даже и было, то теперь, вместе с его смертью, это испарилось. Конец, подумала Касуми. Странное у нее было чувство: будто она что-то безвозвратно потеряла, но одновременно почувствовала облегчение оттого, что все наконец закончилось. Касуми обернулась к стоящей позади нее матери.
— Умер. — Собственный голос показался ей неестественно оживленным, вразрез тому, что творилось у нее в душе.
Мать со вздохом, тихонечко кивнула головой.
— Умер. Что же теперь делать? — застонала Касуми.
Его смерть будто застала ее врасплох.
— Ничего уж тут не поделаешь. Как тяжело-то болел. Теперь ему легче.
Мать, не вставая с колен, пододвинулась к Уцуми и, будто видя его впервые, пристально стала рассматривать его лицо. Тронув его тонкие веки узловатыми пальцами, она ловко закрыла ему глаза. На Касуми навалилась усталость, она отодвинулась в угол и прислонилась к фанерной стене. Откидывая назад голову, ударилась — раздался глухой звук. Так она просидела некоторое время, уставившись на мертвое тело. Ей казалось, будто Уцуми, приняв снотворное, просто впал в забытье: рот приоткрыт, глаза закрыты.
— Когда издалека смотришь, кажется, что живой.
— Касуми, надо позвонить доктору, — резким голосом перебила расстроенную дочь мать.
— Зачем?
— Нужно получить свидетельство о смерти. Иначе не оформишь разрешения на погребение.
— А, понятно.
Касуми наконец смогла подняться с пола. Посмотрела на часы. Двадцать восьмое октября, вечер, девять часов двадцать минут. Она постаралась запомнить время смерти Уцуми.
— Ладно, врачу не звони. Попрошу этим заняться Комуру. Ты лучше позвони его жене.
— Хорошо.
Состояние Уцуми было неважным с самого утра, поэтому мать закрыла бар и весь день провела у его изголовья вместе с Касуми. Добросердечный по натуре, Комура в тревоге бродил по дому, время от времени поднимался на второй этаж и заглядывал в комнату, иногда засыпал, уронив голову на барную стойку, — казалось, он не знал, куда ему приткнуться. Касуми стояла рядом с футоном, на котором лежало тело Уцуми, и смотрела на него. На щеках остались влажные разводы. Касуми опустилась на колени и кончиком языка слизнула слезинку, застывшую в уголках глаз. Слезы были безвкусными.
— Интересно, почему он плакал?
— Кто знает. — Мать пыталась сложить безжизненные руки Уцуми на груди. — Говорят, все плачут, когда умирают.
— Отец тоже плакал? — продолжая смотреть на Уцуми, спросила Касуми.
— Я забыла, — сухо ответила мать и посмотрела на дочь. — Поторапливайся, надо быстрее сообщить его жене. Ты же ведь не собираешься здесь ему похороны устраивать.
Их глаза встретились. На лице матери она прочитала облегчение — наконец-то дочь уедет. Мать, возможно, была бы и рада прогнать блудную дочь, вернувшуюся домой спустя двадцать лет, но не смогла только потому, что та приехала с тяжелобольным человеком. Ей хотелось скорее получить обратно свою тихую, безмятежную жизнь с Комурой. Касуми вновь ощутила тяжесть оставшихся за ее плечами лет.
— Хорошо. Пойду позвоню.
— Я побуду с ним.
— Будь добра. — Касуми поклонилась матери, словно посторонний человек сделал ей одолжение, и спустилась по лестнице.
В полумраке с краю барной стойки сидел Комура и, подперев щеки руками, со скучающим видом смотрел портативный телевизор. Касуми жестом показала на второй этаж. Комура вскочил со стула.
— Уцуми-сан? Что случилось?
— Только что, — с трудом выдавила Касуми и опустила голову.
Комура поспешил наверх. Касуми подошла к старому розовому телефонному аппарату и набрала номер больницы, где работала Кумико. Номер был прямой, на сестринский пост в хирургическом отделении. Через несколько минут к телефону подошла Кумико. Говорила она в нос, видимо, была простужена.
— Уцуми-сан только что скончался.
— Понятно. Спасибо за все.
Касуми ожидала услышать высокомерный тон, но Кумико была на удивление вежлива и сказала, что завтра же приедет забрать тело.
— Хоронить где будете?
— В Саппоро. Мы же официально еще были супругами, я должна распорядиться телом. Вряд ли он хотел бы, чтобы его похоронили в месте, с которым его ничто не связывает.
— Хорошо, будем вас ждать.
Касуми объяснила, как добраться, и повесила трубку. Разговор между ними вышел каким-то деловым. Кумико даже не спросила, как все случилось. Может, просто потому, что ей часто приходилось сталкиваться со смертью на работе. А может, потому, что Уцуми отказался от ее помощи. Но скорее, просто все давно знали, что он умрет, и в его смерти не было ни малейшего элемента неожиданности. Именно это больше всего и пугало умирающего Уцуми: окружающие, украдкой поглядывая на него, думали: «Ну, этому недолго осталось». Должно быть, Уцуми было обидно, что именно ему досталась судьба, когда ты не можешь выбирать, как тебе умереть, а люди, знавшие о его болезни, были в сговоре с реальностью, с которой сам Уцуми не хотел мириться. Только Касуми, ищущая своего ребенка, была другой. На глаза невольно навернулись слезы. Она положила трубку, толкнула дверь и вышла на улицу. Холод пробирал до костей. Улица была темной — горели только вывески питейных заведений, — вокруг ни души. На противоположной стороне лежал пустырь, заросший сорняком. Там, качаясь на ветру, шелестела засохшая трава. Небо в россыпи звезд, издалека доносится глухой рокот — то ли прибой, то ли дальние раскаты грома.
«Этого не может быть!» — кричал Уцуми. Что он имел в виду? То, что он умирает в этой глуши? Или сам факт, что он умирает? Сколько ни думай об этом, теперь, когда он покинул этот мир, ей никогда не узнать. «Юка, наверное, тоже умерла», — внезапно подумала Касуми. Раньше она не допускала этого даже в мыслях. Сегодня вечером, когда умер Уцуми, мысль о смерти дочери, как ветер, проникающий за пазуху, украдкой прокралась в сердце без ее на то ведома. Какими были последние минуты жизни Юки? Этого ей тоже никогда не узнать. Теперь нет ни Уцуми, ни Юки. Исияма тоже в прошлом. Не осталось никого, кто мог бы ее утешить. С моря налетел леденящий порыв ветра, пронесся по пустынной дороге. От холода у нее стучали зубы. Касуми крепко обхватила себя обеими руками. Пока она стояла на ветру, дрожа от холода, слезы на лице высохли. Все чувства ее были обострены до предела, она трепетала от нетерпения. Как же ей жить дальше?
