Нижеследующие заметки вместе с тем адресованы не этой троице заинтересованных наблюдателей, но шестерым вышеупомянутым родственникам, чье присутствие вокруг этого стола мы уже установили. И как же, спросите меня вы, могу я выводить подобное заключение с такой уверенностью? Какая сила способна заставить шестерых людей, ведущих настолько напряженный и достославный образ жизни на мировой арене, отбросить все свои дела по малейшему уведомлению и прибыть в это одинокое, забытое богом место — место, спешу добавить, пренебрегать которым не составляло для них труда, покуда его хозяин был жив? Ответ прост: привлекла их сюда все та же сила, что неизменно и даже исключительно — управляла их карьерами. Я, разумеется, говорю об алчности: неприкрытой, когтистой и грубой алчности. Совершенно неважно, что за этим столом сегодня собрались шестеро из богатейших людей страны. Неважно, что им прекрасно известно: мое личное состояние составит лишь незначительную долю их собственных богатств. Алчность настолько вошла в плоть и кровь этих людей, стала настолько привычным состоянием ума, что я уверен: они не смогут бороться с соблазном подобного путешествия хотя бы для того, чтобы соскрести все остатки ила с гнилой бочки, только и оставшейся от моего наследия“.
— Вот стих на старика напал, — произнесла Дороти, похоже совершенно не обескураженная тоном документа.
— Хотя иногда он путается в метафорах, — заметила Хилари. — Ил ведь только со дна бочек выскребают, разве нет? Да и вообще, какой там может быть ил, если она гнилая?
— Если мне позволят продолжить, — сказал мистер Слоун, — остался лишь один абзац.
Упало молчание.
— „Посему с немалым удовольствием я хочу объявить всем этим паразитам — этим пиявкам в облике человеческом, — что все их надежды тщетны. Я умираю в такой нищете, вообразить которую им не удастся никогда. Всю нашу долгую и счастливую жизнь в браке мы с Ребеккой провели отнюдь не мудро. Все, что у нас было, мы растратили. Вне всякого сомнения, нам следовало копить деньги, вкладывать их, приумножать и заставлять работать на нас или всю нашу энергию посвящать тому, чтобы разнюхивать, где таятся еще большие их залежи, и накладывать на них лапы. Но не такова, боюсь, наша философия. Мы предпочли наслаждаться; следствием же стали долги, и долги эти остаются неоплаченными по сей день. Долги настолько значительные, что даже продажи этой проклятой резиденции — разумеется, при том условии, что найдется глупец, согласный ее купить, — окажется недостаточно, дабы их покрыть. Таким образом, я завещаю эти долги шестерым вышеозначенным членам моей семьи и доверяю им разделить их между собой поровну. Полный список прилагается к сему заявлению. Мне остается только надеяться, что все вы проведете безопасный и приятный вечер вместе под крышей этого дома.
Датировано одиннадцатым числом января месяца одна тысяча девятьсот девяносто первого года. Подпись — Мортимер Уиншоу“.
Грянул еще один раскат грома — на сей раз ближе и продолжительнее. Когда рокот наконец умолк, Марк произнес:
— Разумеется, все вы понимаете, что юридически ему это с рук не сойдет. Мы не несем никаких обязательств перед его кредиторами.
— Вне всякого сомнения, ты прав, — сказал Томас, вставая и направляясь к графину с виски. — Но суть едва ли в этом. Суть, я полагаю, в том, чтобы сыграть с нами хорошенькую шутку: и в этом отношении, осмелюсь сказать, он весьма неплохо преуспел.
— Ну, по крайней мере, это признак того, что старина сохранил запал, — сказала Хилари.
— А вам он сколько платил? — рявкнул Генри, вдруг повернувшись к Фиби.
— Прошу прощения?
— Наш парень утверждает, что у него не осталось денег. Как же он мог держать вас своей личной сиделкой?
— Ваш дядя платил мисс Бартон, — ответил адвокат, стараясь маслом усмирить бурные воды, — из средств, полученных по закладной этой недвижимости. — Он улыбнулся разгневанным физиономиям. — Он в самом деле был человеком бедным.
— Ну, не знаю, как насчет всех остальных, — сказала Хилари, вставая и дергая за шнурок колокольчика, — а я не отказалась бы от какого-нибудь ужина, раз уж нам пришлось выслушать все это. Уже одиннадцатый час, а у меня за весь вечер во рту не было ни крошки. Посмотрим, что нам может предложить Гимор.
— Неплохая мысль, — подтвердил Родди, смещаясь к шкафчику с крепкими напитками. — И попроси его спуститься в винный погреб.
— Черт бы побрал эту погоду, — сказала Дороти. — Я бы доехала до своей фермы к полуночи, но рисковать на дорогах сегодня явно не стоит.
— Да… Похоже, мы здесь надолго застряли, — согласился Томас.
Табита с трудом поднялась со стула.
— Надеюсь, никто не станет возражать, — сказала она, — если я займу свое прежнее положение? Кресло такое удобное, и вы просто не представляете себе, какое это удовольствие — сидеть у настоящего огня. Моя комната в клинике, изволите ли видеть, довольно промозгла даже летом. Вы не присоединитесь ко мне, мистер Оуэн? Я так давно не имела счастья насладиться обществом настоящего литератора.
Майклу пока не удалось поговорить с Фиби — он собирался заново представиться ей и постараться выяснить, помнит ли она их предыдущее знакомство; но и отказаться от приглашения своей патронессы он также не мог, а потому направился к очагу. Усевшись, он поднял глаза на портрет, висевший над камином: интересно, смотрит ли из-за него пара настороженных глаз? Но это, приходилось признать, было маловероятно: картина принадлежала кисти Пикассо, поэтому оба глаза были изображены на одной стороне лица.
— Скажите, — начала Табита, положив свою сухонькую руку ему на колено, — удалось ли вам опубликовать еще какие-либо очаровательные романы?
— Боюсь, что нет, — ответил он. — Похоже, вдохновение бежит меня в последнее время.
— О, какая жалость. Но ничего: я уверена, оно возвратится. По крайней мере, в литературных кругах у вас прочная репутация, я надеюсь?
— Ну, видите ли, прошло столько лет с тех пор, как…
— Хорошо ли вы известны группе Блумсбери[108], к примеру?
Майкл нахмурился:
— Я?.. Блумсбери?
— К моему сожалению, наша переписка прервалась несколько лет назад, но мы с Вирджинией некогда были очень близки. И с моей дорогой Уинифред, разумеется. Уинифред Холтби. Вы знакомы с ее работами?
— Да, я…
— Знаете, если бы это как-то могло помочь вашей карьере, я с легкостью представлю вас интересным людям. Я располагаю определенным влиянием на мистера Элиота. Сказать по правде, если вы, разумеется, способны хранить секреты… — тут она понизила голос до шепота, — мне рассказывали, что он был в меня довольно сильно влюблен.
— Вы имеете в виду… Т. С. Элиота? — запнувшись, вымолвил Майкл. — Автора „Бесплодной земли“?
Табита рассмеялась звонко и мелодично:
— Ах вы глупенький! Вы разве не слыхали? Он уже много лет как почил в бозе!
Майкл тоже неуверенно хохотнул:
— Да, разумеется.
— Надеюсь, вы не позволите себе насмешек над пожилой леди. — И Табита игриво ткнула его вязальной спицей под ребра.
— Кто? Я? Разумеется, нет.
— Я имела в виду, — объяснила старушка, — мистера Джорджа Элиота. Автора „Миддлмарча“ и „Мельницы на Флоссе“[109].
Табита вновь взяла в руки свой клубок и принялась за вязание; с лица ее не сходила милостивая улыбка. Ошарашенное молчание Майкла она смогла прервать, лишь неожиданно сменив тему разговора:
— Когда-нибудь летали на „Торнадо“?
* * *
Ужин в Уиншоу-Тауэрс в тот вечер отнюдь не был жизнерадостным событием и состоял, по существу, из холодного мяса, пикулей, сыра и посредственного шабли. За столом собралось лишь восемь гостей: Генри с Марком предпочли остаться в комнате наверху и посмотреть по телевидению новости. Похоже, оба с минуты на минуту ожидали объявления американского воздушного удара по Саддаму Хусейну. Остальные скучились с одного края огромного стола; негостеприимную столовую продували сквозняки. Радиаторы почему-то не работали, а в электрической люстре не хватало нескольких лампочек. Несколько минут все ели почти в полной тишине. В такой обстановке Майкл никак не мог завести разговор с Фиби наедине, а самим Уиншоу, похоже, сказать друг другу было уже нечего. Несмолкаемый вой ветра и грохот дождя по подоконникам тоже не поднимали настроения.
Скуку прервал громкий стук в парадную дверь. Немного погодя все услышали скрип створки и какие-то голоса в вестибюле. Шаркая, в столовую вошел Гимор и сообщил — ни к кому в особенности не обращаясь:
— Там снаружи некий господин утверждает, что он из полиции.
Майкл подумал, что известие прозвучало довольно драматично, однако остальные не выказали интереса. В конце концов Дороти, сидевшая ближе всех к двери, поднялась со своего места со словами:
