— Нет. Мне нужно поговорить с вами прямо сейчас.
Джордан глубоко вздохнул и поднял голову. Похоже, годы практики сделали его способным умело скрывать свою ярость.
— Ваша честь, я могу к вам подойти?
Барри, совершенно ничего не понимая, тоже подошла к столу судьи.
— Мой подзащитный утверждает, что должен немедленно со мной переговорить, — сообщил Джордан. — Мы не могли бы взять короткий перерыв?
Пакетт нахмурился.
— Лучше пусть это на самом деле окажется исключительно важным! — заявил он. — У вас пять минут.
Джордан нашел для них комнатку в суде, не больше камеры Криса.
— Ладно, — не скрывая раздражения, произнес он. — В чем дело?
— Я не хочу, чтобы мама давала показания, — заявил Крис.
— Очень плохо, черт возьми! — воскликнул Джордан. — Она наш лучший свидетель.
— Уведите ее.
— Остался последний вопрос, Крис. Присяжные должны услышать, как твоя мама скажет, что она представить себе не может, что ее сын убил Эмили Голд.
Крис, как будто не слыша, бросил на Джордана сердитый взгляд.
— Я хочу, чтобы ее увели, — настаивал он, — и вызвали в качестве свидетеля меня.
На мгновение Джордан потерял дар речи.
— Ты дашь показания, и дело проиграно!
Адвокаты, как правило, не вызывают своих подзащитных в качестве свидетелей. Прокурору очень легко запутать и подловить подсудимого. Всего лишь один неверный шаг — один беспокойный взгляд, — и даже самый невинный подсудимый покажется присяжным искусным лжецом.
Однако вызывать Криса в качестве свидетеля нельзя было совершенно по другой причине. По собственным словам Криса, он не хотел себя убивать. Любой мало-мальски хороший прокурор тут же вытрясет из него правду. А вся линия защиты Джордана построена на том, что это было двойное самоубийство, не доведенное до конца. Однако у Джордана было тягостное предчувствие, что рассказать собственную версию случившегося — вот чего хочет Крис.
— Выйдешь давать показания, — предупредил Джордан, и на виске у него запульсировала вена, — сядешь в тюрьму. Все просто. Ты свидетель и обязан говорить правду. Я целых четыре дня убеждал присутствующих, что ты собирался вышибить себе мозги, а ты хочешь встать и заявить всем, что и не думал себя убивать. Что тогда станет с моей защитой?
Минуту Крис помолчал. Потом повернулся и сказал так тихо, что Джордан едва его расслышал:
— Семь месяцев назад вы сказали мне, что решение о том, свидетельствовать в суде или нет, принимаю я сам, только я один. Вы сказали, что если я захочу давать показания, то вы по закону обязаны вызвать меня свидетелем.
Они смерили друг друга взглядом. Патовая ситуация. Потом Джордан поднял руки.
— Отлично! — воскликнул он. — К черту все! — И вышел из комнаты.
Он чуть не наскочил на Селену.
— Что, черт возьми, происходит? — спросила она.
Джордан взял ее за руку и потянул подальше от любопытных зевак, которые уже повернулись в их сторону.
— Он хочет давать показания.
Селена задохнулась от возмущения.
— И что ты ему ответил?
— Что я первый пожелаю ему удачи в федеральной тюрьме. — Он откинул голову назад. — Господи, Селена… У нас были неплохие шансы.
— «Неплохие» мало сказано, — негромко подтвердила она.
— С таким же успехом я могу отвести его к Делани и сказать, что это заранее сделанный рождественский подарок.
Селена сочувственно покачала головой.
— Почему он хочет давать показания? Почему именно сейчас?
— Совесть взыграла. Он виделся с Господом. Черт, не знаю! — Джордан запустил пальцы в волосы. — Он хочет сказать присяжным, что не хотел себя убивать. Он не хочет, чтобы за него это говорила мать. А то, что я и вся наша защита будет выглядеть смешно, на это ему наплевать!
— Ты на самом деле уверен, что он скажет именно это? — поинтересовалась Селена.
Джордан фыркнул.
— Ради всего святого, что может быть еще хуже? — пробормотал он.
Он вернулся в зал суда, где уже спокойно сидел Крис, и швырнул лист бумаги перед ним на стол.
— Подпиши это! — рявкнул он.
— Что это?
— Отказ от права хранить молчание. В документе сказано, что ты добровольно лезешь в петлю, хотя я тебе советовал не делать этого. Чтобы мне не пришлось отвечать в суде, если ты решить подать апелляцию в Высший суд на неумелого адвоката. Может быть, тебе хочется подставлять голову, Крис, мне — нет.
Крис взял протянутую Джорданом ручку и вывел свое имя.
Суд напоминал живой организм, который рвали на части домыслы и предположения. Джордан повернулся лицом к Гас Харт, второй раз занявшую место свидетеля.
— Благодарю, — внезапно сказал он. — Больше вопросов не имею.
Он подумал, что стоило так поступить только затем, чтобы увидеть вытянувшееся лицо Барри. Прокурор, как и сам Джордан, отлично понимала, что бессмысленно вызывать мать подсудимого в качестве свидетеля, если не удается добиться от нее заявления, что Крис никогда бы не смог убить Эмили.
Озадаченная Барри встала со своего места. Она готова была биться об заклад на все свое жалование, каким бы жалким оно ни было, что Крис вскочил с места по одной-единственной причине: он не хотел, чтобы Джордан задавал его матери какой-то ужасный вопрос. В противном случае, зачем бы он стал прекращать допрос на полуслове? Она с опаской подошла к свидетельской трибуне, отлично сознавая, что ступает по минному полю, и не переставая задавать себе вопрос: что, черт возьми, можно выжать из этого перекрестного допроса?
«Что ж, — решила она, — допрошу свидетеля за Макфи».
— Миссис Харт, — начала она, — вы приходитесь подсудимому матерью?
— Да.
— Вы же не хотите, чтобы он оказался в тюрьме, верно?
— Разумеется, нет.
— Для любой матери сложно представить, что ее сын мог кого-то убить, как вы считаете?
Гас кивнула и громко шмыгнула носом. Барри вскинула голову, понимая, что еще один вопрос — и свидетель потеряет самообладание, а она сама предстанет перед присутствующими в образе чудовища. Она открыла было рот, потом закрыла.
— Больше вопросов не имею, — сказала она и вернулась на свое место.
Гас Харт увели со свидетельской трибуны, и Барри принялась просматривать свои записи. Джордан скажет, что защита закончила допрос своих свидетелей, а потом ей уже и карты в руки: в заключительной речи она убедит присяжных в виновности подсудимого. Она уже слышала собственный голос, исполненный убежденности: «И даже его собственная мать… собственная мать Криса Харта… не смогла смотреть сыну в глаза во время дачи свидетельских показаний».
— Ваша честь, — произнес Джордан, — у нас остался еще один свидетель.
— Какой свидетель? — воскликнула Барри, но Джордан уже вызывал для дачи показаний Кристофера Харта.
— Протестую! — негодовала Барри.
Судья Пакетт вздохнул.
— Стороны, встретимся в кабинете. И приведите подсудимого.
Они прошли за судьей в кабинет, Крис упирался, не желая уходить.
Барри заговорила, за ней успела захлопнуться дверь.
— Это полнейшая неожиданность, Ваша честь. Я понятия не имела, что сегодня будет давать показания подсудимый.
— Что ж, вы не одна такая, — кисло ответил Джордан.
— Вам нужен перерыв, Барри? — поинтересовался Пакетт.
— Нет, — пробормотала она. — Но стоит хотя бы немножко соблюдать правила приличия.
Не обращая внимания на ее последние слова, Джордан положил перед судьей отказ от права хранить молчание.
— Я был против того, чтобы он давал показания, это может разрушить всю линию защиты.
Судья Пакетт взглянул на Криса.
— Мистер Харт, адвокат объяснил вам все последствия вашего желания давать показания?
— Да, Ваша честь.
— И вы подписали документ, в котором говорится, что адвокат предупредил вас о возможных последствиях?
— Да.
— Хорошо, — пожал плечами судья.
И первым вернулся в зал суда, за ним последовали остальные.
— Защита для дачи показаний вызывает Кристофера Харта.
Джордан обошел стол защиты, когда представлял своего подзащитного. Он видел, что присяжные подались вперед. Барри была похожа на кошку, готовую проглотить канарейку. А чего бы ей не радоваться? Допроси она Криса хоть на суахили, все равно выиграет дело.
— Крис, — начал Джордан, — вы понимаете, что вас судят за убийство Эмили Голд?
— Да.
— Вы можете рассказать суду, какие чувства вы испытывали к Эмили Голд?
— Я любил ее больше всего на свете.
Голос Криса звучал ровно и четко, Джордан мог им гордиться. Непросто встать в зале суда перед присяжными, которые мысленно, скорее всего, уже осудили тебя, и озвучить свою версию произошедшего.
— Как давно вы знакомы?
Все в Крисе стало мягче и нежнее: контуры его тела, окончания его слов.
