Прошло полчаса — медленные и тягучие. И прежде чем Крис осознал, что делает, ноги уже сами понесли его назад к карусели. Он увидел Эмили на том же месте, где и оставил, — она сидела, скрестив ноги, на дощатом полу, зажав в ладонях пистолет. Она гладила дуло, как будто играла с котенком, и плакала так горько, что задыхалась.
Но вот Эмили заметила его у карусели и подняла глаза. Они были красные, из носа у нее текло.
— Я не могу, — пожаловалась она, слова душили ее. — Я велела тебе убираться к черту, я сколько угодно могу кричать и утверждать, что хочу умереть, но выстрелить не могу.
С бешено бьющимся сердцем Крис помог Эмили встать. «Это знак, — подумал он. — Скажи ей, что он означает».
Но Эмили, как только оказалась на ногах, тут же вложила пистолет ему в руку. Кольт был скользким от пота и теплым от рук Эмили.
— Я настоящая трусиха и не могу себя убить, — прошептала она. — Но продолжать жить боюсь еще больше. — Она подняла глаза. — Куда мне идти?
Все слова застряли у Криса в горле. Он понимал, что если захочет, то отберет у Эмили пистолет и выбросит его так далеко, что она никогда его не найдет. Он сильнее, чем она… в этом-то и суть. Он сможет пережить страдания, всегда мог. Именно поэтому он умел плавать таким стилем, как баттерфляй, именно поэтому умел ждать в засидке на уток при нулевой температуре по нескольку часов; именно поэтому позволил Эмили уговорить себя дать ей возможность умереть. Но даже когда они были совсем крошками, когда Крис видел на теле Эмили симпатические синяки, он страдал намного больше, чем от собственной боли. Он умел переносить боль. Свою. Он только не мог переносить ее боль.
Крис остолбенел от муки, которую увидел на лице Эмили. В чем бы ни заключался ее секрет, он ее убивал. Медленно и намного болезненнее, чем мог убить кольт.
Громкий звук, вспышка света — и в голове Криса внезапно прояснилось, как бывало, когда он разрезал поверхность воды в последнем, победном гребке. И все встало на свои места. Эмили не боялась умереть. Она боялась остаться жить.
В это мгновение, в обступившей их ночи, Крис уже не думал о том, чтобы убежать, позвать на помощь, выиграть время. Были только они, он и Эмили, больше никого — и впервые он понял, что чувствовала Эмили.
— Прошу тебя… — прошептала она, и Крис понял, что его единственным желанием в жизни было служить Эмили.
Он взял в левую руку пистолет и обнял ее.
— Ты этого хочешь? — прошептал он.
Эмили кивнула в ответ. В его объятиях она успокоилась, и этот маленький признак доверия заставил его произнести:
— Я не могу так с тобой поступить.
Эмили положила свою руку на его и прижала пистолет к виску.
— Тогда сделай это ради меня, — попросила она.
В этом положении она не могла видеть его лица, но оно стояло у нее перед глазами. Она представляла себе Криса таким, каким он был этим летом, на школьном теннисном корте. На улице стояла удушающая жара, и одному Богу известно, почему они решили поиграть в теннис. Они оказались на корте — Эмили со своими безумными подачами, когда мяч улетал на соседнюю площадку, и Крис, бегущий за мячами, со своим так же далеко летящим смехом.
Она вспомнила, как он стоял спиной к солнцу. Ракетка в левой руке, правой он подбрасывал теннисный мячик. Он вытер пот со лба и широко улыбнулся Эмили. Его голос… Такой сиплый и глубокий, такой родной.
— Готова? — спросил он.
Эмили почувствовала, как пистолет коснулся виска, и затаила дыхание.
— Давай, — выдохнула она.
«Давай, Крис, давай».
Он слышал эти слова, которые били его под дых, но его руки снова дрожали. Если он нажмет на спусковой крючок, то может попасть в себя. А разве это плохо?
«Давай. Давай».
Он уже не мог сдерживать рыданий. Краешком глаза Крис взглянул на Эмили, ее лицо дрогнуло, и он поверил, что уже начал ее забывать. Но он смахнул слезы — и она опять была красивой и спокойной. Она ждала, чуть приоткрыв рот, как иногда делала это во сне. Она открыла глаза, и единственное, что он увидел, — непоколебимую решимость.
— Я люблю тебя, — сказал он.
По крайней мере, ему показалось, что сказал, но Эмили все равно его услышала. Она подняла правую руку и положила на его, ее пальцы обхватили пальцы Криса, побуждая его выстрелить.
Она сжала его руку, палец надавил на спусковой крючок…
Крис оглох, у него закружилась голова, и он упал, продолжая сжимать Эмили в объятиях.
Май 1998 года
Крис замолчал. Присутствующие оцепенели — он дал ответы на все вопросы, которые возникли во время суда. Джордан встал и первым нарушил молчание. Крис склонился над трибуной, руки опущены, дыхание затруднено.
Оставался единственный способ спасти дело. Джордан точно знал, что скажет обвинение, он сам много лет это говорил. И единственный шанс одержать победу, спустить паруса Барри Делани — это самому выступить в качестве обвинителя, прежде чем подойдет черед прокурора.
Джордан подошел к свидетельской трибуне, намереваясь самолично, безжалостно порицать своего подзащитного.
— Зачем вы туда поехали? — задал он циничный вопрос. — Вы планировали совершить самоубийство или зачем?
Изумленный Крис посмотрел на адвоката. Несмотря на произошедшее за последний час, Джордан все еще должен был оставаться на его стороне.
— Я думал, что смогу ее остановить.
— Правда? — хмыкнул Джордан. — Вы думали, что сможете ее остановить, но вместо этого застрелили. Зачем вы принесли две пули?
— Я… не знаю. Честно, — ответил Джордан. — Просто взял две.
— На тот случай, если промажете?
— На случай… я не думал об этом, — признался Крис. — Просто взял две пули, и все.
— Вы потеряли сознание, — решил сменить тему Джордан. — Вы знаете это доподлинно?
— Я очнулся на земле, из головы текла кровь, — сказал Крис, — это все, что я помню.
И внезапно в его памяти всплыли слова, произнесенные Джорданом несколько месяцев назад: «Свидетельская трибуна может быть очень уединенным местом».
— Вы были без сознания, когда прибыла полиция?
— Нет, — ответил Крис. — Я уже сидел, обнимая Эмили.
— Но вы не помните тот момент, когда потеряли сознание. Вспомните, что произошло до того, как вы отключились.
Крис открыл и закрыл рот, подбирая слова.
— Мы оба сжимали пистолет, — выдавил он.
— Где были руки Эмили?
— Поверх моих рук.
— На пистолете?
— Не знаю. Скорее всего.
— Вы можете припомнить, где именно?
— Нет, — ответил Крис, все больше раздражаясь.
— Тогда почему вы уверены, что ее руки находились поверх ваших?
— Потому что я продолжаю чувствовать ее прикосновение даже сейчас, когда вспоминаю об этом.
Джордан закатил глаза.
— Да бросьте, Крис! Давайте без этого киношного бреда. Откуда вы знали, что руки Эмили на ваших руках?
Крис бросил на адвоката сердитый взгляд, лицо его побагровело.
— Потому что она пыталась заставить меня нажать на спусковой крючок! — выкрикнул он.
Джордан повернулся к подзащитному.
— Откуда вам это известно? — не унимался он.
— От верблюда! — Крис вцепился в свидетельскую трибуну. — Потому что именно так и было! — Он прерывисто вздохнул, пытаясь справиться с собой. — Потому что это правда!
— Да? — спросил Джордан отшатнувшись. — Правда? А почему мы должны верить этой правде? Правда у каждого своя.
Крис начал медленно раскачиваться на стуле. Джордан предупредил его, что он испортил всю защиту, и Крис понял, что собственный адвокат заставляет его расплачиваться за это. Если кто и покинет зал суда с видом полного идиота, то это будет сам Крис.
Неожиданно Джордан снова оказался рядом с ним.
— Ваши руки были на пистолете?
— Да.
— Где?
— На спусковом крючке.
— Где находилась рука Эмили? — спросил он.
— На моей. На пистолете.
— Так где? На вашей руке или на пистолете?
Крис опустил голову.
— И там, и там. Не знаю.
— Значит, вы не помните, как потеряли сознание, но помните, что рука Эмили лежала и на вашей руке, и на пистолете. Как такое может быть?
— Не знаю.
— Почему Эмили положила свою руку на вашу?
— Потому что хотела, чтобы я ее убил.
— Откуда вы знаете? — продолжал ерничать Джордан.
— Она говорила: «Давай, Крис, давай». Но я не смог. Она продолжала просить, а потом положила свою руку на мою и надавила.
— Она надавила на вашу руку? Надавила на палец, лежащий на спусковом крючке?
— Не знаю.
Адвокат наклонился к нему.
— Она надавила на запястье, чтобы передвинуть вашу руку?
— Не знаю.
— Ее палец касался спускового крючка, Крис?
— Не уверен.
Он покачал головой, чтобы в ней хоть немного прояснилось.
— Ее рука давила на ваш палец, лежащий на спусковом крючке?
