Ознакомительная версия.
А сейчас – что? Ну что? Ну, хеппи– энд, что ли? Все участники альманаха являются ныне полноправными членами общества, официальный Союз писателей расползся, как тришкин кафтан, В.П.Аксенову вернули нагло отобранное гражданство страны СССР, которой больше не существует, Ахмадулина, Битов, Искандер, Лиснянская, Липкин, Рейн получили Государственные премии, Владимиру Высоцкому поставили памятник, Марк Розовский держит популярный театр «У Никитских ворот», Виктор Тростников стал религиозным философом, принужденный к эмиграции и возвратившийся в Россию Юрий Кублановский – одним из крупных русских лирических поэтов, историк культуры Леонид Баткин издал несколько замечательных книг, сходил в «большую политику», но, кажется, в ней разочаровался, Виктора Ерофеева повадились хулить и бранить коллеги-критики, но без его имени не обходится ни одна статья о «новой литературе», «Метрополь» вышел шикарно оформленный в московском издательстве «Текст», об альманахе пишутся исследования, снимаются фильмы…
Однако… однако ВРЕМЯ ПРОШЛО, и все, включая самого юного автора альманаха ленинградца Петра Кожевникова постарели ровно на 20 лет. Иных уж нет (Б.Бахтина, В.Высоцкого, Ю. Карабчиевского, Г.Сапгира), иные далече (В.Аксенов и Ю. Алешковский – в США, Ф. Горенштейн и В.Ракитин – в Германии). ВРЕМЯ УШЛО, как вода уходит в песок, и все ТО, ЧТО БЫЛО, смыто теперь новым «бурным потоком», и возникли новые реалии, в которых мы теперь и живем. Водевиль под названием «Ты этого хотел, Жорж Данден, или За что боролись, на то и напоролись» опять с успехом идет на русской сцене. Нравится нам это или нет, но нынче властям до писателей нет решительно никакого дела.
Все смыто. Но остались два текста. Альманах «Метрополь» и роман «Скажи изюм», посылом для которого послужила ИСТОРИЯ С «МЕТРОПОЛЕМ».
И хотя Аксенов честно просил, чтобы читатели не охотились за прототипами, как за ведьмами, не высчитывали, как соотносятся с персонажами-фотографами Огородниковым, Древесным, Лионель, Пироговой, Германом, Охотниковым, Пробкиным и т.д. писатели-участники альманаха «Метрополь» – первые читатели романа, вышедшего по-русски в том же «Ардисе» (1985) и тут же нелегально ввезенного в СССР, этому предложению не вняли. По Москве поползли слухи, что Аксенов «залудил» злобную карикатуру, обделал не только коммуняк, но и «своих». То, что – «и себя тоже», якобы «обделанных» не утешало.
Вот почему натуральная цель моего «послесловия» – свидетельствовать, хотя бы и через двадцать лет, что ИСТОРИЯ С «МЕТРОПОЛЕМ» не имеет, как нынче выражаются, ЭКСКЛЮЗИВНЫХ взаимоотношений с романом «Скажи изюм».
Ибо искусство и жизнь – две вещи несовместные, а может быть, и взаимоисключающие. Я, знающий всех участников «Метрополя», утверждаю, что «Скажи изюм» – всего лишь фантазия на «метропольские темы». А если мрачная, убийственная или сардоническая, то уж извините автора, такова его жизнь, такова наша жизнь, и требовать от художника какой-то там ОБЪЕКТИВНОСТИ может только полицейский или идеолог, что в данном контексте одно и то же.
Главный герой романа «знаменитый советский фотограф «новой волны» Максим Петрович Огородников, временами подозрительно смахивающий на знаменитого советского писателя «новой волны» Василия Павловича Аксенова, декларирует: «Фотография – это связь видимой реальности с астралом. Тайна эмульсии непостижима. Суть фотопроцесса скрыта в перемещении космических и астральных сил. Нам надо лишь по-детски радоваться этой, одной из малых тайн, приоткрытых нам Высшей Милостью, благоговейно предполагать за этой малой сонм великих, а мы объясняем фотографию какой-то механической дурью».
Поэтому в романе – не жизнь, не натура, не отражение, а нечто принципиально иное. Я догадался. Это – вертеп.
Вертеп не в смысле «Притон, скрывище каких-либо дурных дел» (В.И. Даль), а «Нар. укр. кукольный т-р, получивший распространение в 17-19 вв. Куклы, укрепленные на проволоке внутри 2-ярусного ящика – В., приводились в движение в е ртепщиком (разрядка моя. – Е.П.). Сцены на библейские сюжеты, сатирич. интермедии сопровождались музыкой, осн. на нар. мотивах (опять разрядка моя. – Е.П.). Большой Энциклопедический словарь, М. 1998.
Куклы, или, если угодно воспользоваться терминологией знаменитого английского режиссера Гордона Крэга, «сверхмарионетки», – вот что такое персонажи «Изюма». Усы Генриха Сапгира приклеиваются на гладко выбритое лицо Юза Алешковского. Князь Чавчавадзе родился в Москве, а не на Кавказе, как Фазиль Искандер, или, к примеру, в Одессе, как Семен Липкин. Андрей Древесный в качестве фотографа-космонавта летит «для отмазки» на Венеру. Да разве ж такое мыслимо, граждане, и при чем здесь наконец ИСТОРИЯ С «МЕТРОПОЛЕМ»?
Более того, человек, хорошо осведомленный в культурной жизни официальной и неофициальной Москвы 60-80-х, непременно заметит, что куклам приданы определенные черты не только «метропольцев», но и вообще многих известных, а также «широко известных в узких кругах» личностей той эпохи. Я не говорю о Фотии Фекловиче Клезмецове, первом секретаре Союза советских фотографов Российской Федерации. Сей персонаж «с улыбкой всесильного подлеца» вечен, как дуб, и прозрачен, как продукт Ваковского завода резиновых изделий. Или о «трешке любителей народной правды». Или в конце концов о «снайпере партии» Матвее Грабочее, о котором автор меланхолически сообщает (с фотографической точностью), что «в былые времена боевая его голова многим напоминала порядочный пенис». Я о настоящих ТВОРЦАХ и настоящих, со всеми их слабостями и недостатками, ЛЮДЯХ, которые всего лишь певцы, всего лишь поэты, всего лишь фотографы, всего лишь ХУДОЖНИКИ, а не «борцы за права человека» или народные герои из песни «Коммунисты схватили мальчишку». Многие из них еще живы, и я не стану разводить турусы на колесах, намекая на WHO IS WHO и отбивая хлеб у грядущих литературоведов. Бог рассудит, «кто мы и откуда».
Я лучше вспомню фразу Резо Габриадзе, гения созданного им Театра марионеток, который как-то коротко объяснял зрителям, что не каждый человек может стать собственной куклой, а лишь значимый человек. Не значительный, а ЗНАЧИМЫЙ. И если в куклах вертепщика Василия Аксенова угадываются участники «Метрополя» или продажные «борцы за нравственность», то из этого следует – сии персоны суть ЗНАКИ, вне зависимости от их подлости или благородства. А нравственность тут не требуется искать, потому что, увы, нравственно только само искусство, любое искусство, и никогда – его творцы, любые творцы. И если кто не верит моим словам, то пусть почитает мемуары великих прошлого века или поговорит на эту тему с женой любого нашего знатного современника, предпочтительно – бывшей. Аксенов не злобствует и не жалеет. Аксенов – внутри процесса. Аксенов – писатель, и его дело писать, НАПРИМЕР, такую фразу, которую никто, кроме него, не способен написать: «Он говорил тоном обиженной бабы, у которой тесто убежало, и сам был похож одновременно и на бабу, и на тесто».
И еще. Василий Аксенов традиционно считается «западником». Уже в самом начале перестройки известный журнал «советской сатиры» презрительно именовал его «штатником» и спустил на него традиционную свору собак, организовав «гневную отповедь простых читателей эмигранту и отщепенцу». Я же полагаю, что он в своем творчестве столь круто рванул из душного эсэсэсэровского пространства на Запад, что и сам не заметил, как проскочил круглое пространство и опять попал на Восток, в Россию.
Ведь все эти знаменитые аксеновские брутальности, непристойности, эротика плюс иррационализм ведут свое происхождение, скорее, от русского лубка, анекдота, частушки, чем от дедушки Фрейда, игристой ного дяденьки Генри Миллера или ученого кузена Леви-Стросса.
Я люблю этот город бязевый.
Пусть обрнпг он и пусть одрях.
Золотая дремотная Азия
Опочила на куполах, -
цитирует есенинскую строчку персонаж «Звездного билета», книги, сделавшей Аксенова в начале 60-х бесспорным лидером «новой прозы». И не случайно в подзаголовке «Изюма» значится – РОМАН В МОСКОВСКИХ ТРАДИЦИЯХ.
Аксенова весело читать и весело слушать. Выпихнутый из страны «кумир поколения», регулярно выступая в начале 80-х по «Голосу Америки», обращался к землякам, очумевшим от «зрелого социализма» или как там все это называлось, с уважительным «господа».
Это обращение, ставшее ныне расхожим до пошлости, и тогда воспринималось некоторыми как некая ироническая вычурность. Я же полагаю, что это было подлинной сутью его отношения к НАРОДУ, тому самому народу, именем которого вершились и вершатся мерзости и убийства, к народу, о котором так любили потолковать советские идеологические бонзы, передавшие свою эстафету новым правителям страны или по крайней мере тем из них, для кого человеческая жизнь по-прежнему – копейка, кадры по-прежнему решают все, а слова песни «жила бы страна родная» по-прежнему означают «даешь Империю» или «ты умри сегодня, а я – завтра».
Ознакомительная версия.
