Он мог бы сказать, к примеру, следующее, причем без привычного употребления формы третьего лица:
– Уважаемые собравшиеся! Извините за наивность, но все очень просто, если совместить логику политическую с человеческой, что традиционно считается невозможным, а это не так. Я бы предложил всем встретиться в Донбассе. В полном составе правительствующих лиц. И, конечно, представители Донецка и Луганска. Именно там встретиться, в Донецке или Луганске, а не в Минске или еще где-то. И никаких больше сторон, никакой Европы и Америки, только свои.
– Там война и стреляют! – возможно, напомнил бы кто-то.
– Поэтому туда и надо, – ответил бы Евгений. – Уверен, стрельба тут же прекратится. Сесть – и говорить. Долго говорить, пока не договоритесь. А народ, конечно, соберется у того места, где вы будете заседать, много придет народа. Живого и конкретного. Будет ждать, когда вы выйдете и что-то объявите. И пока не объявите о безоговорочном и категорическом мире с ясными определениями статуса регионов вплоть до автономии при условии единства Украины, что приемлемо и для нее, и для России, подавляющей внутри себя любые намеки на сепаратизм, пока не признаете взаимные ошибки ради восстановления дружбы и не скрепите это договором, народ вас не отпустит! Вот и все.
Так мог бы сказать Евгений, если бы он был здесь, но он в это время находился в Грежине и чувствовал себя удивительно спокойным и ясным, будто нашел наконец свое предназначение в этой жизни: воевать за правду не только словом, но и делом.
Кто знает, как отреагировали бы на это собравшиеся, удивились бы, возмутились, вознегодовали, озадачились, невольно согласились, – гадать не хочется, мы все-таки рассказываем о том, что было, а не о том, что могло быть.
Добавим только, что совещания и консультации, вызванные грежинскими событиями (и не только ими, но и новой серьезной вспышкой конфликта на юго-востоке), проводились и в Донецке, и в Луганске, и в правительственных кругах США, но, чтобы не перегружать наше все-таки преимущественно художественное повествование, упомянем только одну цитату – высказывание тогдашнего президента США Барака Обамы: «Америка друг каждой нации и каждого мужчины, каждой женщины и каждого ребенка, который стремится к мирному и достойному будущему, и мы готовы вести мир вперед опять».
Перевод, возможно не точный стилистически, но другого не нашлось, а исправлять автор не решился.
И еще одно известно точно: кто-то среди ночи позвонил Аугову и сказал:
– Ростислав, ты где? Звонил в Грежин, ты будто бы уехал?
– Я недалеко, в Харькове. В соответствии с планом…
– Какие еще планы, мотай в Грежин немедленно! В украинский причем. Нам нужна достоверная информация о развитии событий, а именно: дошло ли до вооруженного столкновения с третьей силой, которая, как выяснилось, виновата во всем, что там произошло и происходит?
– Считаете, что надо, чтобы дошло? – догадался Аугов.
– Ростик, тебе язык для того, чтобы все вслух проговаривать? Ты там, я вижу, совсем расслабился!
– Прошу прощения. Все понял.
– Точно все?
– Да, конечно. А нашу миссию пока откладываем?
– Какую?
– Подготовку визита.
– Какого визита?
– В Грежин. В связи с проектированием железнодорожного узла.
– Какого узла, какой визит?
– Но вы же сами мне говорили…
– Аугов, еще раз попытаешься валить на меня, накажу! Я что говорил? Я говорил: может быть! Может быть – и будет, есть разница?
– Есть, но…
– Засунь свое «но» себе в задницу! – добродушно посоветовал голос.
– Я просто… Люди занимаются.
– И пусть занимаются, кому от этого вред?
– Понял. Все сделаю. Нужна объективная информация о вооруженном столкновении.
– Наконец-то! Жду!
Глава 33
Знав би, де впасти, пiдстелив би соломки. А iнший i знае, та не стелить
[55]
Этот звонок был очень не вовремя: Аугов находился в это время в номере Светланы, в гостинице «Премьер Палас Отель», и ждал, когда она выйдет из душа. Чтобы занять себя и успокоиться, открыл папку, на которой типографским золотом было тиснение: «Premier Palace Hotel Kharkiv».
Ростислав обожал отели, он был во многих, в том числе известных всему миру: «…» в Барселоне, «…» в Венеции, «…» в Арабских Эмиратах, «…» в Нью-Йорке, да все и не перечислишь, а также в тех, о которых знают лишь знатоки, гурманы комфортных путешествий – небольшие отели-апартаменты, скорее даже пансионы, где хозяева окружают посетителей семейной заботой, через день знают их вкусы и пристрастия, называют по именам и дарят детям дешевые конфетки в ярких обертках. Но эта домашность Аугову как раз нравится меньше, он любил роскошные отели-корабли на сотни и тысячи номеров, и пусть роскошь их довольно стандартизирована и безлика и ты сам становишься анонимен и безлик среди прочих, но в этом-то и прелесть. Вообще Аугов давно понял, что не жаден до славы, ему не требуется признание миллионов или тысяч, он не хотел бы, даже если б мог, стать президентом страны или какой-то крупной корпорации, знаменитым актером, журналистом или блогером, ему было намного приятнее покорять собой конкретных людей и непосредственно видеть их реакцию. В отелях он мимоходом и легко побеждал своим обаянием обслуживающий персонал, но главное увлечение – искать женские объекты. В этих поисках Ростислав исходил из двух простых постулатов:
1. Красивых женщин очень много.
2. (вытекает из первого). Не огорчайся отказом. Единственных и неповторимых женщин нет, найдешь еще лучше.
Любимая его тактика: отыскать красавицу с подругой-дурнушкой или середняшкой и сделать вид, что эта середняшка тебе нравится. Красавица недоумевает, она озадачена, раздосадована и т. п. Даже если она умна и понимает маневр Ростислава, самолюбие почти всегда сильнее ума, оно срабатывает – в пользу Аугова. Начинается второй этап: делаешь вид, что, увлекаясь середняшкой, не в силах устоять перед сокрушительностью красавицы. Желательно, чтобы красавица догадалась, что ты немного подлец (или даже много, не страшно), и, в случае сближения, считала бы, что она выручает подругу, спасает ее от негодяя, закрывая своим телом.
Чем хороши вообще негодяи для женщин, особенно порядочных? – могли бы спросить Аугова друзья, если б они у него были. И он бы ответил: порядочная женщина признает серьезными и ответственными только долгие отношения с порядочными мужчинами, отношения с перспективой. Когда она понимает, что имеет дело с непостоянным и летучим негодяем, то вся ответственность – на нем. С таким долгие отношения невозможны, но в этом не я виновата, в этом только он виноват.
Потом наступает этап непосредственного контакта, который Ростислав любил больше всего, признавая, что наркотически от этого зависим. Знаете, братцы, мог бы он сказать друзьям, которыми, увы, не обзавелся (это «увы» наше, а не Аугова), если бы я был женщиной, я бы наверняка стал проституткой или порноактрисой, настолько тащусь, извините за плебс-жаргон, от этого процесса. Я, мол, читал интервью одной американской звезды гламурного порно, которая признавалась, что в день ей требуется, как минимум, пять контактов, но иногда не хватает и этого, тогда она догоняется с помощью подручных средств. Постой, сказали бы друзья, почему проституткой и порноактрисой, почему не проститутом или порноактером, это ведь вполне для тебя возможно? А потому, ответил бы он, что мужчина, к сожалению, так устроен, что на пять ежедневных контактов его не хватит. Выдержит неделю, ну, две, а потом сложит оружие, даже если молод и горяч.
Занимаясь с женщиной тем, для чего женщина, по убеждению Аугова, природой и предназначена, он, едва начав, уже жалел, что через какое-то время все кончится. Если б мог, зависал бы в таком состоянии и день, и два, и неделю – до изнеможения. Но это фантастика. Поэтому Ростислав всячески ухищрялся, пытаясь продлить очарованье, а когда все же наступал финал, ему, конечно, было хорошо, но грустно, что радость позади, хотелось повторить, а у организма на этот счет свое независимое мнение, однако в организме, кроме чисто телесных приливов и отливов, есть еще мозг, как составляющая его часть, а он у Ростислава излучал такие волны нетерпения, что организм удивленно подчинялся и опять был готов к действию.
