На следующие два года Юра забыл о своих планах и желании найти «Ласточку». Мама медленно угасала, болезнь прогрессировала, лечение не давало ожидаемых результатов.
От мрачной атмосферы, царящей в доме, его спасала только музыка, она стала для Юры якорем, помогла смириться с неизбежностью утраты.
Он окончил обучение на дирижерском, принял предложение ректора занять место одного из преподавателей по фортепиано в консерватории. Днём Юра преподавал музыку и играл для учеников, а иногда по вечерам, приходя в родительский дом, играл для мамы.
Она умерла весной двухтысячного. Болезнь и смерть жены сильно подкосили отца. Он и раньше-то был не особо разговорчивым и открытым, а теперь окончательно ушёл в себя, всё больше молчал и стал часто прикладываться к стакану. А Юра, глядя на него, с горечью понимал, что единственный оставшийся для него родным человек даже после стольких лет и общей потери не принял и не простил сыну его суть.
Время неумолимо бежало вперёд. Оправившись от горя и помня о своей мечте, Юра снова начал выступать с концертами и писать музыку. В его жизни появлялись и быстро уходили из неё отношения, но таких крепких и долгих, как с Йонасом, не получалось. Иногда он встречался со старыми друзьями, которых уже несколько лет как именовал «семьей», виделся с Йонасом.
Возвращаться к нему не хотел, но, уставший от одиночества, ловил себя на мысли, что хочет, чтобы его дом снова стал таким же шумным, как раньше, чтобы часто приходили гости, чтобы пахло вкусной едой и чтобы, засыпая, чувствовать чью-то спину под боком. Пусть часто ссориться с этой спиной, долго и трудно мириться, только бы не ощущать одиночества. Только Юра перешагнул тридцатилетний рубеж, оно стало почти осязаемым, вечным спутником, от которого не способны были избавить короткие отношения и разовые встречи.
Всё это время Юра смотрел со стороны, будто его это совершенно не касается, на то, чем жил Йонас. И ему очень хотелось верить, что именно те его слова, сказанные во время последней ссоры, сподвигли Йонаса на важный и полезный шаг: вступить сначала в «Союз геев и лесбиянок Германии», а позже — в социал-демократическую партию. Но в то же время Юра понимал, что вряд ли имеет к этому отношение.
В конце 2000 года Йонас и его коллеги добились главного: две партии из четырёх проголосовали за введение в стране однополых союзов на федеральном уровне. Им противостояли две другие партии, но закон всё же приняли.
В 2001 году он вступил в силу. Но это был не брак, а права партнерства — пока геям и лесбиянкам был доступен только минимальный набор прав. Но мало-помалу закон расширялся. А совсем недавно, в январе 2005 года, прошло новое расширение: теперь у гомосексуалов появилось право заключать партнерские права с гражданами других государств. Только новости об этих расширениях звучали насмешкой для патологически одиноких людей вроде Юры. Но он не мог не гордиться Йонасом — столь многого он добился.
Две тысячи пятый год ознаменовался для Юры новым витком в карьере: началось планирование первого большого турне по России и странам СНГ, который закончится в Харькове. В прошлом году поехать не удалось, но понимание того, что Юра вернется на Украину, толкнуло его снова попробовать найти «Ласточку».
Не надеясь на успех, он по новой начал изучать российские форумы, по новой писать во флудилках, искать ностальгические сайты. И на одном из них нашел наконец скан путевки в «Ласточку»! У опубликовавшего его человека узнал, что деревня Горетовка на самом деле когда-то была. Правда, точного адреса тот не вспомнил, но в общих чертах объяснил, по какому шоссе и в какую сторону ехать. Дело оставалось за малым: составить маршрут и найти её. В Германии Юра этого сделать не смог: Горетовки не было ни на одной карте. А уже в 2006-м году, оказавшись в Харьковской области, отправился искать ее самостоятельно. И нашёл.
Юра приехал в Харьков с исполненной мечтой — он написал то самое произведение всей жизни, о котором когда-то писал Володе. Не просто красивую, но и наполненную смыслом симфонию. Она была о свободе — Юра позволил себе быть пафосным и старомодным. Симфония начиналась полной тишиной, в которой звучал тихий, сдавленный надломленный мужской голос. С каждой секундой этот голос крепчал, становясь громче и смелее, затем вступал хор, но не перекрывал его, а подчеркивал. Вслед за хором вступали смычковые с фортепианным аккомпанементом, и в самом конце с пафосом и помпезностью на слушателей обрушивались духовые. Управляя всем этим, Юра сам будто бы становился свободным, хотя в центре всего этого был не он, дирижер, и даже не композитор, а тенор с надломленным, сдавленным голосом.
Раньше Юра думал, что на эту симфонию его вдохновил «М. Баттерфляй». Но сегодня, вернувшись в «Ласточку» и вспомнив прошлое, понял, что музой для его главного произведения был не незнакомый герой спектакля, а совсем другой, когда-то близкий человек.
Конец тропинки потерялся в зарослях кустов. Юра ступил на пляжный песок, и ему в лицо ударил смрад от реки. Раньше, особенно после дождя, здесь пахло невероятно вкусно — летней свежестью и грибной сыростью. Сейчас же лес значительно поредел и облез, жухлые, начинающие желтеть листья намокли и отяжелели, а от реки несло тухлой, стоячей водой. Проходя мимо поворота к лодочной станции, Юра нахмурился: в просветах редких деревьев отчетливо виднелась груда досок и хлама — всё, что осталось от станции. Времени сворачивать туда и рассматривать останки места его первого настоящего поцелуя уже не было. Юра пошёл дальше.
Сегодня, только приехав сюда, он боялся, что не сможет перебраться через реку к иве, но все сомнения развеялись, стоило пройти сквозь ржавые сетчатые ворота, которые раньше ограждали пляж от леса. Реки больше не было. От когда-то глубокого и быстрого притока Северского Донца осталось болотце — затянутое ряской, застоявшееся, зелёное. На этом фоне насмешкой выглядел старый советский стенд у входа на пляж: изображение пловцов в волнах и надпись «Берегитесь быстрого течения!».
Как и почему пересохла река, Юра не знал, но подозревал, что всё из-за стройки, развернувшейся на другом берегу. Возможно, река мешала и ей перекрыли русло? Построили дамбу? Чёрт его знает, Юре сейчас было не до этого.
Он свернул влево, очень надеясь, что осталась возможность добраться до брода. Дорожки, которую и раньше-то не считали проходимой, тут уже не было, пришлось пробираться через растительность. Дойдя до тропинки над обрывом, он остановился. Песчаная стена осыпалась и осела, но обойти её тем не менее было возможно. Юра подошёл к самому краю, глянул вниз: метров десять песка, а дальше всё та же ряска и стоячая вода. Он вспомнил ту заводь, куда когда-то они плавали вместе с Володей, тяжело вздохнул — их лилии погибли, ведь мелководная заводь, где они росли, как и река, измельчала и заболотилась.
Юра посмотрел на другой берег. Отсюда, с более высокой точки, было видно не только крыши и стену, ограждающую коттеджный поселок, но и часть домов. Многие из них еще строились, но и было несколько законченных и явно обжитых. Билборд, развёрнутый лицом ко входу в посёлок, гласил: «Продажа элитных коттеджей и таунхаусов. "Ласточкино гнездо" — ваше уютное будущее. ТОВ LVDevelopment». Юрка улыбнулся — наверное, тот, кто придумал название посёлку, знал, что когда-то рядом находилась «Ласточка». Под номером телефона застройщика расположили несколько фотографий весьма странного стиля домов: фасады наружной половины напоминали дома типичного американского пригорода, а другая, укрытая от главной улицы половина дома, выходящая на обширный двор и лес, выглядела как типичная скандинавская — окна от пола до потолка.
Добравшись до брода, Юра остановился в задумчивости. В этом месте вода совсем ушла, что и неудивительно — тут всегда было мелко, но он побаивался, что илистая влажная почва не выдержит его и он провалится. Но выбора не было, нужно было добраться до ивы — не зря же он проделал весь этот путь?
