— Не понял. Как похитили?
— Очень просто. Отследили до дома, подождали, пока выйдет, оглушили и увезли в какую-то деревню. Там опять били, надеясь, что он деньги заплатит, а он, похоже, седьмая спица в колесе десятой колесницы.
— Где он сейчас?
— Не знаю, но я рекомендовал отвезти его домой. Они вроде согласились, но кто их разберет. Они друг перед другом выпендриваются. Представляешь… На полном серьезе обсуждают, не надо ли его убить. Милиции панически боятся. Да и вообще, мне показалось, что каждый из них трус. Держатся только за счет стада, как животные.
— Это же дикий криминал. Он тебя видел?
— Болгарин-то? Видел. Я с ним разговаривал.
— Да-а-а… Не надо было этого делать.
— Конечно, но выбора не оставили. Будем надеяться, что он в милицию не побежит. Да и доказать все это сложно. Алексея с его бригадой он не знает, а мое присутствие как подтвердить? И факт похищения доказать надо? Полагаю, что обойдемся без милиции, но вот на нас они попытаются давить обязательно. Похоже, все болгары — действующие сотрудники их КГБ. На наше активное действие должно последовать противодействие. Так что стоит приготовиться к неожиданностям.
— Еще хуже…
— Не думаю. Может быть, даже лучше. В конце концов, они виновная сторона. Даже если судиться — то штрафы, бесспорно, с них, но судиться они не станут, им огласка не нужна. Во всех случаях у нас имеются документы, в соответствии с которыми мы с ними находимся в серьезных коммерческих отношениях. Поэтому любой факт моей встречи с ними можно объяснить совершенно легальными обстоятельствами. Надо продолжить на них давить. Чем сильнее, тем лучше. Они могут либо признать силу, либо не желать шума. Будем ждать их приезда.
— Слушай, а почему, куда ни плюнь — в кагэбиста попадешь?
— Очень просто. Денег хотят. На службу давно положили большой розовый. Однако информацией и известными возможностями все же владеют.
— Наверное, так. Тогда могут заявить. Не в милицию, а в другую службу.
— Тем более следует гнуть нашу линию. Скажем, что это клевета с целью ухода от штрафов. Не волнуйся… Утро вечера мудренее. Что тут в мое отсутствие происходило?
— Время встречи по камням я Лене подтвердил. Так что тебе надо спешить на камнерезку, а то опоздаешь. Звонила Окса, у нее какие-то вопросы. Я ничего не понял. Пожалуй, все.
— Хорошо. Я поехал резать камни. Если Окса снова позвонит, скажи, что я сам с ней свяжусь.
В час печальный бесцельной смуты, когда все на одно лицо, самозванцы и баламуты почитаемей мудрецов.
Э. Севрус
— Окса, привет!.. Не спишь? Что-то опять случилось?
— Ужас… Сегодня утром ко мне приехали…
— Постарайся сформулировать — кто, зачем?
— Ну, в общем, утром шум. Во двор понаехала куча машин. В подъезде тарарам. Все решили, что памирцев ищут или заложников берут. Ко мне в дверь позвонили. Я перепугалась и не хотела открывать… Потом все же открыла… А они очень вежливые, хотя и с автоматами. Как раньше. Извиняются, разрешения войти спрашивают. Апа, — говорят.
— Ближе к делу. Что произошло?
— Тебя сам Сафаров разыскивал…
— Какой еще Сафаров?
— Ну сам Сангак… Главный среди этих юрчиков.
— Ничего не понимаю. Попытайся внятно объяснить.
— Не знаю… Я не все поняла. Он искал тебя, передал конверт.
— Что в конверте?
— Я не знаю.
— Открой…
— …Тут деньги. Много денег…
— Интересно… А что говорил?
— Я же объясняю… Тебя видеть хотел, а когда узнал, что ты в Москве, отдал конверт, и они все ушли… Еды много оставили. Ко мне соседи приходили, расспрашивали…
— Сафаров, Сафаров… Я только одного Сафарова знаю… В связи с хищением у нас денег из сейфа. Последний раз я его видел на суде. Он что-то по поводу возврата денег говорил. Наверное, это он. Пожилой такой?
— Пожилой, конечно. Я тебе говорю — сам Сангак… Самый главный…
— Это вам в Душанбе все известно, а я ваши обстоятельства столь подробно не знаю. Мне что Сангак, что другой кто… Ладно, разберемся. Позвоню Абдулло Рахимовичу и Абдужаллолу, они мне все разъяснят. Как твое самочувствие?
— Все хорошо. Ты обещал, что мы поедем отдыхать. Может, выкупить путевки в Стамбул? На пароходе по Черному морю прокатимся, по Стамбулу погуляем.
— Обещал — значит поедем. Потерпи день-два, я определюсь.
— Путевки надо срочно оплачивать. Желающих много.
— Пусть подождут. Откуда желающие-то?
— Тут ажиотаж, все уезжают…
— А при чем тут путевки? Ведь не в Турцию они уезжают. Уезжающим не до туризма, а богатые таджики отношения выясняют. Вон генерального прокурора убили. Им тоже туризмом некогда заниматься. У остальных денег на этот туризм нет.
— В основном едут в Стамбул за вещами, потом продают. Желающих много, но тебя по поездке в Токио помнят и придерживают путевки.
— Так и скажи, что ты уже обо всем договорилась и тебе неудобно дать задний ход. Не бери в голову. Несколько дней потерпят. У меня тут проблемы.
— Ты обещал…
— Вот заладила. Повторяю: поедем! Сергею Викторовичу привет передавай.
— Сергей Викторович заявление об уходе принес. Он с женой в Россошь перебирается.
— Я ему позвоню. Может, чем-то помочь надо.
— Ты Шиву склеил?
— Ох, забыл я про нее. У меня дел полно. Мне кажется, что ты не все кусочки привезла. Я тут пытался их состыковать. Не получилось.
— Ну конечно. Потерял, наверное. Лучше бы я тебе не отдавала. Она у меня на счастье.
— Ничего я не терял. Сегодня займусь твоим талисманом. Ломать не надо было. Ну давай не грусти. Целую!
— Целую.
Разъединив линию, Родик, не кладя трубку, набрал по междугородному коду воронежский номер Абдужаллола. В трубке послышался знакомый голос:
— Салом! Что-то тебя давно не слышно, — отозвался друг.
— Дела… Что не приезжаешь? Как Оля поживает?
— Все по-старому. Трудимся…
— Окса звонила. К ней некто Сафаров приезжал. Помнишь, ты расследовал дело с хищением из моего сейфа? Там фигурантом был Сафаров, а потом он на суде свидетелем выступал…
— Конечно, помню. Он теперь один из самых популярных лидеров Таджикистана. Судьбы людей вершит. Есть сведения, что без суда и следствия расстреливает, лично.
— Значит, у меня правильно все ассоциировалось, но ведь он уголовник…
— Тебя это удивляет? Разве я тебе не пояснял?
— Конечно, но как…
— Вспомни, что я тебе еще в Душанбе говорил. Не телефонный разговор. Буду в Москве — обсудим.
— Понял. Когда будешь?
— Точно не знаю, но в сентябре… Странно, что Сафаров о тебе вспомнил, с чего бы это?
— Он перед судом попросил меня вора не топить. Я и выступил мягко. Хотя сделал это больше не для него, а для себя. Судья это учла, и ему дали срок условно.
Сафаров меня поблагодарил и обещал пропавшие деньги вернуть. Я благодарности его не принял, высказав свое неприятие воровства. На этом и расстались. А сегодня он приехал к Оксе с деньгами, да не один, а с целой сворой вооруженных таджиков, всех перепугал. Хотел со мной повидаться…
— Интересно, хотя это в его стиле. Ты знаешь, я всю жизнь задумываюсь над уголовной этикой и пытаюсь соединить уголовные понятия и устои нашего общества. Раньше это сделать было невозможно, а в последнее время они все ближе друг к другу, иногда даже соединяются. Обрати внимание: в нашу повседневную лексику входит феня, уголовники идут в бизнес и политику, хотя это запрещено всеми их законами. Это очень опасно. Уголовник во власти или около власти хуже, чем возврат к рабовладению. Банда не имеет горизонтальных связей, а государство держится именно на них. Даже тоталитарное государство.
— Тебя в философию потянуло. Чую дух государственного мужа, радеющего за отчизну. Хотя, как говорится, между воронами и сорока по-вороньи каркает. Ты еще третью звезду не получил?
— Я же не такой, как у твоих родителей сын. Ты узнал бы об этом одним из первых.
— А почему тянут? Должность у тебя полканская.
— Спроси что-нибудь полегче. Тут как бы имеющиеся не потерять. Ты же видишь, что творится.
— Ну, ваша контора непотопляема, хотя многие бегут в разные нелегкие.
— Давай сменим тему. Как Окса поживает?
— Да так… Хочет отдыхать со мной поехать. Я ей обещал. Да и сам бы не прочь, но дела держат. Тут твои протеже мне задачку подкинули. Твой совет, вероятно, понадобится, а может, и помощь. Хотя лучше бы обойтись…
— Всегда готов сделать для тебя все возможное.
— Я тоже. Надо тебе из этой тьмутаракани выбираться в Москву. Будем чаще встречаться, а то Олю я уже сто лет не видел. Да и тебя все реже…
— Да… Эта перестройка всех нас перетасовала. Не поверишь, я до сих пор не могу обжиться в Воронеже. Работа есть, круг общения — есть, а все не то. Головой соображаю, что в Душанбе полный кошмар. Война или хуже войны, а вот тянет туда. Все материалы читаю и перечитываю. Информации очень много. Осознаю, что изменить ничего нельзя, а вчитываюсь, анализирую, стараюсь, не сочти меня за идиота, что-то сделать, чтобы все вернулось и я вернулся. Душа болит.
