Но отец пока не собирался сдавать свои позиции. И произнес надменным тоном:
— Еще не время!
— Почему не время? Он взрослый мальчик, купи велосипед, пусть катается. Сколько можно!
То, что мать настаивала на этом деле, говорило о том, что соотношение сил менялось в сторону Мехди. Поэтому отец уже не мог отделаться фразой «еще не время». Он должен был наконец озвучить свой аргумент:
— Пойми, если потакать каждому его капризу, это плохо повлияет на воспитание ребенка. Купим, когда настанет время, пожар, что ли?
Да, если речь заходит о воспитании, то не стоит затягивать разговор с моим отцом. Он учитель и очень хорошо знает, что и как нужно делать в такой ситуации. И знает, возможно, лучше всех в Башкечиде. К тому же он не просто учитель, он директор. Разве человека, не разбирающегося в воспитании и обучении, назначили бы директором целой школы? Нет, конечно!
Из-за отказа отца, я, кажется, расстроился даже больше, чем Мехди. Признаю, хоть я и терпеть не мог Мехди, но тоже с нетерпением ждал дня, когда ему купят велосипед…
* * *
С момента этого разговора прошло около месяца, и за это время Мехди ни разу не заговорил о велосипеде. Но я очень хорошо его знал и был уверен, что он просто так не сдастся. К тому же я не упускал возможности его ужалить, поиздеваться над ним, а то вдруг его каприз пропадет, и он откажется от мечты о велосипеде. Каждое утро, проснувшись, чтобы отец не услышал, вороватым тоном я говорил Мехди:
— Мишель, можно взять твой велосипед? У меня очень срочное дело!
Мехди молчал. А я начинал его якобы поддерживать:
— Ничего, Мишель, подрастешь, заработаешь денег и купишь себе отличный велосипед. Правда, взрослому мужику неудобно на велосипеде ездить. Но что поделаешь, не будешь же ты на него любоваться?..
Он делал вид, что эта издевка никак его не задевает.
* * *
Однажды, сидя под деревом в нашем дворе, я ел грушу. Мехди, держа в руках кусок какой-то помятой бумажки, подошел ко мне. Протянув мне бумагу, сказал:
— На, прочти это.
Я прочел. Это было сложное предложение, написанное на русском языке.
— Что это?
— Можешь перевести? — он внимательно смотрел на меня. На его лице была едва уловимая ирония. Выражение его лица говорило «это тебе не по зубам, дружище».
Заупрямившись, я сказал:
— Да что тут переводить? За две минутки сделаю!
— Переведи. Если сможешь — молодец.
Две минуты продлились два часа. Я собрал все словари, какие были дома. Наконец, кое-как собрал предложение. Хотя на азербайджанском языке предложение получилось не менее сложное, чем на русском. Мехди старательно переписал азербайджанский вариант, положил бумажку в карман брюк и, встав из-за стола, произнес:
— Если мне купят велосипед, будешь кататься, сколько захочешь, даю тебе честное мужское слово!
Наверное, он сказал это в благодарность. Но как я ни пытался, на мои вопросы о том, какое отношение имеет перевод предложения к покупке велосипеда, Мехди ничего не ответил.
* * *
Вечерело. Сидя вокруг кухонного стола, мы пили чай. Тогда беременность моей мамы была не так заметна. Она болтала и шутила с нами. Отец, повернувшись к Мехди, сказал:
— Мехди, когда уроки закончатся, я куплю тебе велосипед. Обязательно куплю, договорились?
Мехди не ответил. Отец, как и все учителя, не любил, когда вопрос оставался без ответа.
— Я тебя спрашиваю, договорились?
— Нет! Я хочу сейчас.
Отец передразнил его:
— Я хочу сейчас. А кто будет за тебя уроки делать?
Мехди не лез за словом в карман:
— Ты же не купил мне велосипед, откуда тебе знать, что если он у меня будет, я буду плохо учиться?
— Если бы не знал, не говорил бы. Эта тема закрыта, летом куплю тебе велосипед.
Мехди заерзал на месте. Словно набирался решимости. Обведя нас всех взглядом, остановил свой взор на отце:
— Папа, знаешь, кто ты?
Отец с большим удивлением посмотрел на него:
— И кто же?
— Субъективный идеалист, упрямо отрицающий объективную реальность и считающий свое мнение единственно верным!
Я застыл на месте. Это было предложение, которое мы с трудом перевели несколько дней назад. На мгновение мне показалось, что все смотрят на меня, и как я ни старался собраться, щеки мои начали дрожать и меня пробил холодный пот. Но все внимание было приковано к Мехди. Отец тоже старался держаться хладнокровно. Немного помолчав, он сказал:
— Вот оно что! Молодой человек, с чего вы взяли, что я крайне субъективный идеалист? — он обратился к Мехди на вы, словно подчеркивая этим свое уважение к нему как к очень серьезному оппоненту.
— Потому что тебя не волнует происходящее вокруг, и обо всем этом происходящем для тебя имеет значение только твое собственное представление.
Мать, как и я, опешив, смотрела то на отца, то на Мехди. Было ясно, что она совершенно ничего не понимает из этого диалога.
— Вот как! Хорошо, а что вы подразумеваете под объективной реальностью? — затянувшись, отец выдохнул дым над головой Мехди.
В этот момент Мехди, как плохо выучивший урок ребенок, смутился и начал запинаться.
— Объективная… реальность… — Он сейчас был похож на певца, который не мог допеть песню, резко взяв высокую ноту.
— Ради бога, о чем вы говорите? — голос матери прервал Мехди. — Да говорите на человеческом языке!
Отец не обратил внимания на ее слова.
— Да так, твой сын хочет сказать: я неправ, что не покупаю ему велосипед… Неважно… Чаепитие окончено.
Выходя из кухни, отец повернулся к Мехди и сказал:
— Мехди, скажешь своему дяде Мемишу, что упрямый субъективный идеалист он сам.
Когда он произносил эти слова, его лицо выражало полное удовольствие. Словно он не дал кому-то обмануть себя.
* * *
Уважаемый читатель, если я сейчас не заговорю о дяде Мемише, несомненно, наш рассказ будет неполным.
Дядя Мемиш — младший брат моего отца. Звали его Магамед, но вся деревня называла его «Мемиш». В отличие от отца, дядя Мемиш — любитель вкусно покушать, выпить и подраться, если попадется удобный случай. Если дядя Мемиш кого и боялся в деревне, то это был мой отец. Деревенские жители периодически жаловались отцу на дядю Мемиша, а отец в свою очередь старался их убедить, что такого больше не повторится. После того как люди уходили, он отправлял за дядей Мемишем меня или Мехди. Дядя Мемиш нехотя, волоча ноги, приходил к нам, и отец, заводя его в дальнюю комнату, вел с ним долгие разговоры. Но это был дядя Мемиш, он был не из тех, кто легко сдавался. После этих разговоров он как ни в чем не бывало садился вместе с нами пить чай, хитро подмигивал нам, прячась от взора отца, слегка кивая в его сторону, исподтишка смеялся. В этот момент моя симпатия к дяде Мемишу возросла раз в десять, мне тогда казалось, что мы создали тайный орден, и никто, кроме нас, об этом ордене ничего не знает. Было еще кое-что, отличавшее дядю Мемиша от деревенских жителей, — это его машина марки «Виллис». Если у человека есть «Виллис», то вы себе даже представить не можете, что это значит. Особенно в зимние месяцы, когда дороги заметает снегом и все оказывается отрезано от большого мира, а приезжающий раз в день ПАЗ застревает где-то в пути. Вот тогда единственным средством передвижения, которое может прийти на помощь людям, оказывался «Виллис» дяди Мемиша. Когда наступала зима, дядя Мемиш сиял от радости. И когда на деревню падали хлопья снега, его удовольствию не было границ. В один из таких периодов дядя Мемиш сказал:
— С неба не снег идет, а манаты, манаты!
Эти слова он произнес неспроста. В снежные зимние дни он рано утром выводил свой «Виллис» прямо в центр деревни и, как опытный рыбак, закинувший в воду удочку, терпеливо ждал. Работающие в райцентре люди, посылая проклятия в адрес водителя автобуса и правительства, расходились. Остальные же были вынуждены обратиться к дяде Мемишу. А его такса всем была известна — за дорогу ценой в 30 копеек он иногда брал ни много ни мало целый манат.
Выражение «с неба не снег идет, а манат» превратилось в крылатую фразу, и как только в деревне начинал идти снег, все друг другу говорили: «Кажется, снова сильный манат пойдет». Помню, как отец жутко разозлился, когда впервые узнал, кому принадлежит это выражение.
«Что за невоспитанный человек, в кого он только такой», — возмущался он.
Больше всего дядя Мемиш дружил с Мехди. Несмотря на недовольство отца, он часто брал его с собой и даже научил держать руль своего «Виллиса». Он говорил, что Мехди похож на него, хотя, сколько я ни присматривался, особой схожести в их лицах не замечал…
Если учесть столь теплые взаимоотношения между Мехди и нашим дядей, то, безусловно, отец не ошибался в своих догадках — Мехди подготовил именно дядя, иначе откуда Мехди мог знать такие выражения, как «объективная реальность», «упрямый субъективный идеализм» и прочие глупости?
