Древний Рим. — М.: Учпедгиз, 1955.
Правительство Западной Римской империи имело достаточно сил, чтобы разгромить варваров. Но вместо этого оно готовило войну против восточной империи (Византии). Войска и флот стягивались в Равенну. «В этом городе Стилихон готовился к наступлению в города Иллирика,[70] которые он хотел в союзе с Аларихом оторвать от императора Аркадия и передать император ру Гонорию» — говорит историк V в. Зосим.
Началу войны в 407 г. помешали два обстоятельства: потеря связи с Аларихом (распространились слухи о его смерти) и провозглашение сначала в Британии, а затем в Галлии императором Константина.[71]
Правительство Стилихона оказалось в тяжелом положении. В Галлии для борьбы против врагов нужны были военные силы, тогда как налог из Галлии, естественно, не поступал. Северная Африка платила его неаккуратно. В таких условиях давно задуманная операция по захвату префектуры Иллирик казалась надежным выходом из всех затруднений.
К весне 408 г. все приготовления к войне были закончены, и только отсутствие связей с Аларихом задерживало ее начало.
Тем временем Аларих, не дождавшийся приказа о наступлении, стянул войска в Эмону и потребовал от Равеннского двора ранее обещанных денег. В 402 г. Стилихон предполагал расплатиться за счет ограбления Византии. Теперь пришлось раскошелиться Риму.
Стилихон объяснил римскому сенату, что Аларих готовился к войне против Византии, имея задачу подчинить всех иллирийцев императору Гонорию. Сенаторы решили уплатить требуемую сумму. Зосим утверждал, чтобы оправдать сенаторов, будто большинство их уступило из страха перед Стилихоном, а Лампадий заявил: «Это не мир, а откуп от рабства».
Договор с Аларихом был возобновлен. Но в этот момент пришло известие о смерти византийского императора Аркадия (1 мая 408 г.).
Это обстоятельство давало повод для похода в Константинополь под предлогом зашиты интересов малолетнего наследника престола, хотя его прав никто не оспаривал. Спешно готовилась экспедиция. Стилихон оставил Рим и прибыл в Равенну, а Гонорий направился к войскам в Боннонию и Тицин.
Стилихону было выгодно послать Гонория с частью легионов в Галлию, где его ожидало неминуемое поражение, а самому возглавить поход в Византию, где победа казалась обеспеченной. Стилихон представил Гонорию непомерную смету расходов, предстоящих в том случае, если император станет во главе экспедиции в Византию.
Доводы Стилихона показались убедительными, и Гонорий вручил ему письма на имя Алариха и малолетнего наследника, сына Апкалия Феодосия, а сам отправился к легионам в Тицин, чтобы вдохновить их на войну против Константина.
Оставшись в Равенне, Стилихон занялся перегруппировкой воинских частей, что оттянуло начало похода.
События в Галлии и усиление личной власти Стилихона, закрепившего свое влияние на императора выдачей за него замуж своих дочерей (сначала Марии, а когда она умерла — Терманции), вызвали недовольство староримской знати. Ходили слухи, что Стилихон отозвал легионы из Галлии для того, чтобы с их помощью посадить своего сына Евхерия либо на византийский престол, либо на трон Гонория.
По словам Орозия, «опекун Стилихон, происходивший из племени вандалов, в войнах жадного, вероломного и коварного, мало ценя то, что он властью был равен императору, старался любым способом поставить императором своего сына Евхерия, который еще будучи мальчиком и частным лицом, замышлял уже преследование христианства». Орозий не приводит фактов, подтверждающих его слова. Их, вероятно, и не было. Но главное в рассказе Орозия — это свидетельство об оппозиции к Стилихону значительной части католической знати. Это подтверждается и рассказом Зосима о том, что католическое духовенство вместе с Олимпием вело агитацию против Стилихона, обвиняя его в стремлении возвести на трон своего сына, который будто бы имел намерение, прийдя к власти, восстановить язычество.
Язычники, в свою очередь, возмущались его пренебрежением их верой и древними обычаями. Вспоминали, что после победы над Евгением, Серена, жена Стилихона, сняла украшения со статуи Реи, а Стилихон — массивные золотые пластины с дверей храма Юпитера. Часть знати обвиняла Стилихона в стремлении захватить верховную власть в государстве. И христианские, и языческие писатели позже утверждали, что Стилихон преднамеренно призвал варваров в пределы Империи.
Антиварварская партия языческой и христианской знати обвинила Стилихона в замыслах против их религий и в привлечении варваров в Империю. Чтобы скрыть свою вину в ослаблении государства, этой партии было выгодно приписать все просчеты и неудачи Стилихону.
Пример Восточной империи (Византии), где в 400 г. было покончено с засильем варварской знати при дворе, действовал вдохновляюще. Возник заговор, который возглавил Олимпий, начальник канцелярии императора и его советник. Вокруг Олимпия объединились различные группировки знати, недовольные Стилихоном и. усилением его личной власти.
В Тицине, куда прибыл император Гонорий, чтобы вдохновить легионы на поход в Галлию, Олимпий вел агитацию среди солдат, посещал больных воинов. Когда же Гонорий выступил перед легионерами, призывая их выступить против Константина, они восстали.
Восставшие самым решительным образом расправились со сторонниками Стилихона, поскольку стало известно о его намерении применить децимацию (убийство каждого десятого), чтобы привести их к повиновению. Они убили префекта Галлии Лимения, командира галльских легионов Хариобавда, командира кенийцы Винцентия, начальника императорской охраны Рамориса, квестора Сальвия, казначея Петрония, префекта личной охраны Лангиана и многих других. По словам Зосима, было столько убито, что трудно пересчитать.
Едва о восстании стало известно находившемуся в Боннонии Стилихону, он собрал предводителей варварских вспомогательных войск для обсуждения создавшегося положения. Было решено, что если император убит, то варварские войска должны напасть на легионеров, чтобы привести их к повиновению, а если он жив, то будут наказаны только зачинщики восстания.
Когда стало известно, что Гонорий жив, Стилихон, боясь его непостоянства, решил вернуться в Равенну. Но остгот-наемник Сар с подчиненными ему варварами ночью перебил гуннскую охрану Стилихона и завладел ее имуществом. Стилихон бежал в одну из базилик Равенны.
Вскоре в Равенну прибыл гонец из Тицина с двумя письмами от императора, написанными по совету Олимпия. В первом Гонорий требовал ареста Стилихона и содержания его в почетном заключении. Когда епископ выдал Стилихона прибывшим за ним солдатам, гонец вручил второе письмо, по которому Стилихон должен был искупить свои преступления смертью. Зосим утверждает, что сторонники Стилихона хотели освободить его, но он отговорил их и подставил голову под меч.
Во главе правительства стал Олимпий, получивший пост магистра армии и другие высокие должности.
Интересы обороны страны требовали объединения всех сил. Но правительство Олимпия вновь ухудшило положение, начав преследование сторонников Стилихона и всех инакомыслящих: ариан, язычников, донатистов, манихеев, присциллиан и других, сопровождая это конфискацией имущества. Законы издавались один за другим. Сначала был проведен в жизнь закон, по которому было конфисковано имущество у всех, кто занимал какую-нибудь должность во времена Стилихона. Затем последовали законы конфискации доходов языческих храмов, о запрешении врагам католицизма служить солдатами, законы против еретиков, небопочитателей и др.
Такая политика вела к обострению внутренней борьбы и способствовала дальнейшему ослаблению Западной Римской империи. Именно в это время галльский хронист записал: «Силы римлян, в основном, начали ослабевать».
Сиротенко В. Т. История международных отношений в Европе IV–VI вв. — Пермь: Изд-во Перм. ун-та.,1975.
АЛЬБУИН И РОЗАМУНДА (ПАВЕЛ ДИАКОН[72])
Король лангобардов Альбуин, после трех лет и шести месяцев управления завоеванной, у византийцев Италией, погиб вследствие заговора, составленного его женой. Причина же его умерщвления была следующая: когда он в Вероне, веселясь, остался на пиру дольше, нежели ему следовало, он приказал королеве Розамунде поднести чашу, сделанную из черепа ее отца, короля гепидов[73] Кунимунда, убитого когда-то Альбуином, требуя от нее веселиться и пить вместе со своим отцом.
Чтобы кто-нибудь не счел всего этого невероятным, клянусь Христом, я говорю сущую правду; я сам видел эту чашу, когда по одному торжественному случаю ее держал в руках князь Ратгиз и показывал гостям.
Розамунда, услышав это, была поражена до глубины сердца печалью, и она не могла ее ничем подавить: в ней загорелось желание убийством мужа отомстить за смерть своего отца. Для достижения своей цели она вступила в заговор с Гельмигисом, скильпором, т. е. щитоносцем и молочным братом короля. Гельмигис советовал вовлечь в заговор Переден, отличавшегося необыкновенной физической силой. Но когда Передей не хотел согласиться участвовать в таком тяжком преступлении, королева ночью расположилась на месте своей служанки, которая была его наложницей. Передей уснул рядом с королевой, сам того не подозревая. Когда таким образом, было уже совершено преступление, Розамунда спросила его, за кого он ее принимает. Он назвал имя своей наложницы, но королева, встав, отвечала ему на это: «Я не та, за кого ты меня принимаешь; я — Розамунда. Теперь ты совершил такое преступление, после которого должен или убить Альбуина, или погибнуть от его меча». Тогда он, поняв совершенное им преступление, был вынужден дать свое согласие на участие в убийстве короля, на что прежде не мог решиться с доброй воли. Около полудня, когда Альбуин лег отдохнуть, Розамунда отдала приказание, чтобы во дворце ничем не нарушалась тишина, спрятала всякое оружие, а меч Альбуина крепко привязала к кровати, так, чтобы тот не мог ни схватить его, ни извлечь из ножен. После того, согласно совету Гельмигиса, эта неестественно-свирепая женщина впустила убийцу Передея. Но Альбуин проснулся и тотчас понял угрожавшую ему опасность; он живо схватился за свой меч, но тот так крепко был привязан, что он, не будучи в состоянии оторвать его, овладел подножкой и защищался ею некоторое время. Но, увы! Этот воинственнейший и отважнейший муж ничего не мог сделать против такого врага и погиб как последний; приобретя себе величайшую воинскую славу победой над бесчисленными врагами, он пал жертвою коварства ничтожной женщины. Лангобарды с плачем и рыданием похоронили его тело у одной из лестниц, ведущих во дворец. Альбуин имел гибкий стан, и вообще все его тело было устроено для битвы. В мое время Гизельперт, прежний герцог веронский, приказал открыть гробницу Альбуина, вынул оттуда его меч и все находившиеся там украшения, и после, со свойственным ему легкомыслием, хвастался перед необразованными людьми, будто бы он имел свидание с Альбуином.
