В. В – в.
Монгольфьер, Монгольфьер (Mongolfier): 1) Иoсиф Мишель (1740 – 1810) – изобретатель воздушного шара. Вместе с братом своим Жаком Этьенем посвятил себя изучению математики и физики, вместе с ним потом принял в управление бумажную фабрику отца в Аннонэ и в 1783 г. построил первый шар, поднимавшийся нагретым воздухом, так назыв. мотольфьер. В 1784 г. он изобрел парашют, в 1794 г. особый аппарат для выпаривания, а в 1796 г. с Аrgand'ом гидравлический таран. Во время революции он перешел в Париж и сделался здесь администратором консерватории искусств и ремесел и членом совещательного бюро по искусствам и мануфактурам. 2) Жак Этьен или Стефан М. (1745 – 1799), брат предыдущего, был архитектором, сочинениями Пристлея был приведен к мысли о воздухоплавании и участвовал потом во всех изобретениях и предприятиях брата. Сочинения обоих братьев: «Discours sur l'aerostat» (1783), «Les voyageuis aeriens» (1784), «Memoire sur la machina aerostatique» (1784). Памятник обоим братьям открыт в Аннонэ в 1883 г.
Монизм (от греческого monoV – единый) – обозначает собой философское направление, признающее только один принцип бытия; в этом смысле М. противоположен как дуализму, допускающему два противоположных принципа бытия, так и плурализму, допускающему бесконечное множество качественно различных субстанций (монады Лейбница, "гомойомеры Анаксагора). Как материализм, так и идеализм представляют собой системы монистические. Впервые М. был противопоставлен дуализму Вольфом, который себя причислял к дуалистам. Термин М. получил распространение лишь в применении к гегелевской философии и в особенности в современной натурфилософии (Геккеля, Нуаре и др.), для которых духовное и материальное представляются не самостоятельными началами, а чем-то неразрывным. В этом направлении вновь проявляются древние гидозоистические представления. Таким образом значение термина монизм изменилось. Вольфова школа видела в монизме смешение понятий материи и духа и требовала их разделения; если же в современной философской литературе и восстают против М. (Геккеля), то в сущности лишь для того, чтобы на место натуралистического понимания поставить иной М., исходящий из гносеологических воззрений, по которым материя и дух являются лишь различными сторонами одного и того же бытия, зависящими от субъективного понимания. Не может быть никакого сомнения в том, что истинная философия может быть только монистической: основное требование всякой философской системы заключается в проведении единого начала, и отказаться от этого требования, значит отказаться от возможности понять мир как целое, как космос (порядок). Не всякий М., однако, имеет философское значение. Материалистическому М. вполне справедливо противопоставляют дуалистическое миропонимание, которое, как критический прием, как анализ понятий, имеет полное значение. Но на дуализме остановиться нельзя: поняв различие духа и материи, нужно искать объединения в высшем понятии в идеалистическом М., который субстанциальное значение признает лишь за духом, а в материи видит феномен, всецело объяснимый деятельностью духовного начала. Вся новая философия, начиная от Декарта, шла по этой дороге и нужно полагать, что по этому направлению пойдет и будущая философия, пользуясь результатами идеализма XVII в. и начала XIX в.
Монограмма (от греч. слов: monoV = один и gramma = буква) – знак, составленный из соединенных между собой, поставленных рядом или переплетенных одна с другой начальных букв имени и фамилии, или же из сокращения целого имени. Чаще всего мы встречаем подобные знаки на произведениях искусства. Многие художники, преимущественно живописцы и граверы, выставляли и выставляют их на своих работах вместо подписи. Иногда, для такого обозначения принадлежности работы именно ему, художник помечает ее где-либо, не на особенно видном месте, какой-либо, всегда одной и той же фигурою, напр., изображением крылатой змейки (Л. Кранах), цветка гвоздики (Б. Гарофало), очков (П. Бриль), насекомого ихневмона (Чима де Конельяно), совы и т. п. Существует несколько сочинений, посвященных указанию на важнейшие М. художников; главные в их числе – Ф. Брюильо: «Diclioiinare des Monogrammes» (1817 – 18, 2 т.), его же: «Table generale des monogrammes» (1820) и Г. К. Наглера: «Die Моnogrammisten» (1858 – 76, 5 т.). Должно, однако, заметить, что М. называется, кроме того, начертание вообще всякого имени в сокращенном виде. Сюда, между прочим, относятся вензеля и марки, которыми в Средние века; начиная с VII ст., папы, короли и важные особы скрепляли свои грамоты и которые приказывали вырезать на своих печатях, а также сокращенный надписи, исстари помещаемые на иконах и некоторых предметах церковной утвари. О важнейшей из М. этого последнего рода – М. имени Христова – «М. Иисуса Христа».
А. С – во.
Монодия (от греч. monos – один, ode – пение) – одноголосное пение. Мольеровского Альцеста или Грибоедовского Чацкого, или Гоголевского городничего в «Ревизоре» («Чего смеетесь?... над собою смеетесь!»). В особенности процветает этого рода М. в новейшей парижской комедии на «злобы дня» Дюма-сына, Сарду и т. п. Они влагаются в уста так наз. «резонера» комедии, заменившего древний комический хор.
Вс. Ч.
Монолог – речь наедине, произносимая действующим лицом в драме, а также рассказ или торжественное обращение к другим лицам. Вообще под М. подразумевается эпизодическое появление в драме отрывков эпического или лирического характера, побуждающих зрителя к некоторому размышлению, к остановке на данном моменте действия. М. не есть неизбежная часть драмы; развитие его представляется неравномерным, отчасти случайным. Древне-классическая драма не способствовала развитию М. Аристотель в своей «Поэтике», говоря о главных элементах драмы, отводит М. последнее место. Он является у древних или в виде монодрамы, или в виде лирических отступлений, вложенных в уста хора (пессимистические размышления о жизни в «Эдипе в Колоне» Софокла), или в виде рассказов так наз. вестников (как в «Антигоне» Софокла). Иногда, впрочем, М. в современном значении слова встречается и в античных драмах. Аристотель жалуется на то, что более ранние поэты зачастую влагали в уста своих лиц М. политического характера, а современные философу драматурги – М. риторические, адвокатского пошиба. Более правильное развитие М. мог получить лишь при смене античной «драмы положения» новейшею «драмою характеров», когда главным содержанием драмы стало действие, происходящее в душе человека. Даже у Корнеля и Расина встречается лирический М., явно противоречащий основам ложноклассической трагедии. Вполне свободно и сознательно пользуется М. Шекспир; в особенности богат монологами «Гамлет». М. «Быть иль не быть» до того часто выделяли из трагедии, что, по замечанию Льюиса, даже актеры перестали обращать внимание на его значение в действии и читают его так, как будто это просто прекрасное рассуждение о жизни и смерти, излюбленное публикою. Верный взгляд на М. выказали в своих драмах Шекспир и Гёте, старавшиеся примирить «драму положения» с «драмой характеров»; М. в этих драмах, как и у Шекспира, никогда не выходит из границ характеристики действующего лица. Напр., лирический монолог Иоанны в «Орлеанской деве» Шиллера («Молчит гроза военной непогоды») есть одно из самых драматических мест трагедии, так как на глазах зрителя из столкновения внутренних чувств долга и страсти возникает как бы ропот против небесных сил, постепенно растущий и достигающий все большого напряжения. При дальнейшем развили лирического элемента в европейской драме М. получил еще более важное значение, особенно в драмах романтиков начала и первой половины XIX в. Так, байроновский «Манфред» состоит почти целиком из одних М.; в «Вильяме Ратклифе» Гейне, трагедиях Грильпарцера, драмах Виктора Гюго М. играет первенствующую роль. Из романтической трагедии М. перешел и в мелодраму. Русская драматургия XVIII и XIX в. отчасти отражала в себе направления европейской драмы и, сообразно этому, менялись взгляды авторов на роль М. В общем, русская драма не злоупотребляет М.: так, в «Борисе Годунове» Пушкина М. не выходит из пределов характеристики, а Островского (напр. в комедии «Не было ни гроша, да вдруг алтын» М. скупца в последнем акте) М. есть в то же время монодрама. В. новейшей европейской драме, под влиянием натурализма уклоняющейся от психологии и незаметно возвращающейся к типу античной драмы (на этот раз роль «рока» играют бессознательные инстинкты, «природа»), М. перестает играть существенную роль и даже совершенно упраздняется у Ибсена, Гауптмана, Стриндберга; то же замечается и у нас («Доктор Мошков» Боборыкина). Это явление знаменует лишь реакцию против злоупотреблений лирическим элементом драмы, а отнюдь не полное упразднение М., являющегося, как с точки зрения сценического эффекта, так и с точки зрения поэтических требований, одною из законных условностей драматического искусства. Монологам тенденциозного характера, с намеками на современность, особенно благоприятствует комедия. В греческой комедии (Аристофан) хор в известном месте обращался к зрителям с так наз. «парабасой», т. е. беседой, не имевшей прямого отношения к действию комедии: о текущих делах республики, об общественных нравах и т. п. Роль таких «парабас» в новой комедии играют М. личностей в роде Мольеровского Альцеста или Грибоедовского Чацкого, или Гоголевского городничего в «Ревизоре» («Чего смеетесь?... над собою смеетесь!»). В особенности процветает этого рода М. в новейшей парижской комедии на «злобы дня» Дюма-сына, Сарду и т. п. Они влагаются в уста так наз. «резонера» комедии, заменившего древний комический хор.