В глазах многих у себя в стране и за рубежом Хайле Селассие представал то тщедушным человечком, то могущественным самодержцем, то ненавистным и беспощадным тираном, каравшим за любое проявление инакомыслия, то растерявшимся, безвольным царьком, молчаливо принимавшим удары судьбы, но всегда осторожным, умным, хитрым, ловким и злопамятным. Он отли чался мягкостью манер, набожностью. Показательно замечание английского ученого А. Дж. Баркера, что этот вежливый, благородный, с чувством собственного достоинства и доступный человек небольшого роста (157,45 см) временами наводил ужас на своих министров. Притчей во языцех стала его старческая привязанность к маленькой японской собачке Люлю, смерть которой вызвала неописуемое горе монарха. И это — в то время, когда он сам чистосердечно признавался «Мы никогда не боялись быть суровыми. Мы не страдаем, когда выносим приговор, так как мы уверены в его справедливости».
Нельзя отказать Хайле Селассие в искусстве политического перевоплощения, в умении использовать демократическую фразеологию. После подавления декабрьского (1960) антиимператорского выступления Мэнгысту Ныуая и его сторонников Хайле Селассие пытался представить эту попытку переворота как дело рук «небольшой изолированной группы офицеров», объявивших о своем желании покончить с деспотизмом и нищетой, что перекликалось, по словам монарха, «с осуществлением программы прогресса в области просвещения, здравоохранения и общественного благополучия, которая уже давно выполняется», то есть цели заговорщиков якобы совпадали с уже реализуемы ми императорским режимом задачами, а потому и оснований для их акции не было.
В борьбе за власть Хайле Селассие выработал определенные стереотипы мышления и поведения в отношении многочисленных заговоров и даже военных выступлений. Когда же он столкнулся в 1974 году с массовым народным движением и переходом армии на революционные позиции, традиционные методы выхода из острой ситуации оказались непригодными. Он шел даже на значительные уступки военным, соглашаясь с теми или иными их действиями: арестом видных сановников его ближайшего окружения, крупных правительственных чиновников, включая министров и бывших премьеров, роспуском его личной канцелярии, охраны, военного штаба при нем и т. д. и т. п.
Ничто не помогло. Тем не менее, судя по всему, он не оставлял надежды на лучший для себя исход. Возможно, он был убаюкан верноподданническими заявлениями армейских подразделений и ККВС, неоднократно раздававшимися в феврале (когда началось революционное движение) и до сентября 1974 года. Тем более что ему были известны разногласия в армейской среде, в том числе в ККВС, по поводу его судьбы. Под давлением обстоятельств он создал в 1974 году комиссию по пересмотру конституции, которая и представила в августе проект, содержавший положения о значительном ограничении монаршей власти Но было уже поздно.
12 сентября 1974 года, в 8 часов утра в одном из дворцовых залов военные объявили Хайле Селассие низложенным, сославшись на его «духовную и физическую немощь» и неспособность вывести страну из тяжелого положения. Днем раньше в канун нового года, по эфиопскому летоисчислению, ККВС заявил по радио, что «Хайле Селассие не заслуживает более доверия эфиопского народа». Монарх тогда же был обвинен в коррупции и финансовой, нечистоплотности, а также в том, что отказался сотрудничать с ККВС, отвергнув требование военных о возвращении эфиопскому народу огромных средств, хранящихся на его личных счетах в иностранных банках. В 1974 году эфиопская пресса, ранее воспевавшая императора, теперь обвиняла Хайле Селассие в казнокрадстве, в коррупции, в забвении интересов народа, в преступном пренебрежении к государственным делам, в узурпации власти. В антиимператорскую кампанию, развернувшуюся с лета 1974 года, были вовлечены даже оставшиеся в живых сыновья Лиджа Иясу, проведшие почти 30 лет под домашним арестом. В сообщении, переданном 1 декабря 1974 года по радио, они обвинили Хайле Селассие в преднамеренной клевете на их отца с целью захватить трон. В интервью Менелик Иясу осуждал монархический режим и лично Хайле Селассие I.
Немало негативного тогда прозвучало в адрес Хайле Селассие и со страниц зарубежной печати. Сообщалось, например, что Хайле Селассие в 1941–1974 годах раздал знати 577 строений, сооруженных на государственные средства либо оставшихся в стране после изгнания итальянских оккупантов и построенных ими, что он изымал из казны в свою пользу ежегодно по 500 000 долларов, что его семья присвоила почти все земли в плодороднейшей долине реки Аваш, назывались суммы личных вкладов монарха в зарубежных банках от 3 до 10 млрд долларов и даже 50 млрд долларов. Государственный или смешанный статус ряда предприятий, компании служил порой прикрытием для предпринимательской деятельности членов императорской фамилии, аристократии, высшей бюрократии и самого монарха. Хайле Селассие уже в 30-е годы владел одним частным банком в Аддис-Абебе, имел крупные капиталовложения в мусульманских магазинах, открывшихся в разных городах страны, а также ссужал правительственным учреждениям деньги под высокий процент. В мировой прессе появлялись и положительные оценки деятельности Хайле Селассие.
Президенту США Джону Кеннеди принадлежали сказанные в 1962 году слова, что Хайле Селассие гарантировано определенное место в истории.
Полярные оценки за рубежом и внутри страны обусловлены были резким контрастом между высоким престижем Хайле Селассие в мировом сообществе и консервативностью его режима, социально-экономической отсталостью Эфиопии.
Многообразие внешних контактов Хайле Селассие фактически вывело страну из изоляции. Но, увы, это не спасло императора от критики за дорогостоящие зарубежные поездки (13,2 млн долларов только в 1967–1973 годах), за пышные приемы, организованные в Аддис-Абебе в честь приезда высокопоставленных иностранцев, за предпочтение, отдаваемое императором международным делам. Свои внешнеполитические инициативы Хайле Селассие пытался использовать для «улаживания дел» внутри страны, «обуздания» сепаратистских движений, смягчения этноконфессиональных разногласий.
Сконцентрировав свое внимание на международной деятельности, Хайле Селассие рассчитывал снискать признание как активный поборник мира, как миротворец в конфликтных ситуациях. В Аддис-Абебе с большим огорчением восприняли отказ присудить Хайле Селассие Нобелевскую премию мира за 1964 год. Его посредническая деятельность повышала не только личный авторитет императора, но и престиж самой Эфиопии. Известны его инициативы по налаживанию связей с Советским Союзом. Он совершил четыре официальных визита в нашу страну (1959, 1967, 1970, 1973), был награжден орденом Суворова, ему презентовали самолет «ИЛ-14», который по его повелению оборудовали как специальный императорский авиалайнер.
За рубежом преобладали высокие оценки международной деятельности Хайле Селассие, и прежде всего в Африке. День его 80-летия в 1972 году ОАЕ объявила торжественным днем по всей Африке, а в сентябре 1973 года в Алжире, на первом заседании IV конференции неприсоединившихся стран, по предложению президента Замбии К. Каунды зал стоя приветствовал Хайле Селассие как виднейшего деятеля движения неприсоединения и борца за свободу Африки.
Не раз Хайле Селассие беспощадно карал руководителей многочисленных заговоров против него. Достаточно вспомнить судьбу командующего императорской гвардией бригадного генерала уже упоминавшегося Мэнгысту Ныуая, который совместно с братом Гырмаме возглавил попытку государственного переворота в декабре 1960 года. Мэнгысту, тяжело раненного в ходе подавления восставших частей императорской гвардии, схватили, вылечили, предали суду, а потом повесили на рыночной площади в столице. Немало участников неудавшегося переворота было отправлено в тюрьмы на длительные сроки, на каторжные работы; в армии, полиции и службе безопасности произвели чистку. Всех подозреваемых в соучастии или в сочувствии выслали в отдаленные районы.
Как бы жестоко ни подавлял Хайле Селассие все выступления, в правящих кругах всегда находились силы, которые стремились его сместить. По сути дела, всю политическую жизнь императора сопровождали заговоры. Став абсолютным монархом, он не переставал укреплять репрессивный аппарат, при помощи которого подавлял любое инакомыслие, любую критику в свой адрес, любой намек на посягательство на монаршую власть. Самодержавие всячески препятствовало демократизации общественной жизни. «Провозглашение гражданских свобод по новой конституции (1955), — писал Э. Лютер, живший в Эфиопии в пятидесятые годы, — в значительной степени уступка цивилизованному миру. Ни один эфиоп в здравом уме не отважился бы… публично потребовать отставки какого-либо должностного лица. Ни один эфиоп, какое бы он ни получил образование, не рискнул бы написать письмо в газету скритикой государственного чиновника или правительственной политики в целом, и ни одна газета не напечатала бы такое письмо, даже если бы и получила его».
