Фьораванти решал задачу принципиально иначе, чем некогда строители владимирских храмов и боголюбовского замка. Аристотель стремился наилучшим образом «вписать» здание собора в реальное пространство площади – вернее, поскольку площадь еще не завершена, своим решением Фьораванти задавал ее характер на века вперед. Если речь шла о соборе на площади, значит и о связи собора с будущим дворцовым комплексом. Архитектор работал над южным и западным фасадами Успенского собора так, как если бы оба они были главными.
12 августа 1479 года храм был освящен митрополитом Геронтием. Современники, торжественно праздновавшие освящение собора неделю или даже две, отметили, что собор снаружи «как един камень», что внутри он отличается «величеством, светлостью, звонностью и пространством». Сегодняшние оценки, в общем, не расходятся с впечатлениями пятисотлетней давности, и формы собора кажутся совершенными.
Еще не освятили собор, а Фьораванти начал возводить Пушечный Двор. А в 1478 году мастер заведовал артиллерийским обозом в походе на Новгород. В том походе архитектор построил прочный понтонный мост через Волхов, о чем подробно повествует летопись: «Декабря 6 велел князь велики мост чинити на реце Волхове своему мастеру Аристотелю Фрязину под Городищем, и той мастер учинил таков мост под Городищем на судех на той реце, и донележе князь велики одолев возвратися к Москве, а мост стоит».
Фьораванти начальствовал над «нарядом», то есть над артиллерией и при походе против Казани в 1482 году. Фактически он был главным инженером московского войска.
Некоторые ученые считают, что Фьораванти был главным проектировщиком новой московской цитадели. Вот что говорит, например, В. Лазарев: «Имеются серьезные основания полагать, что Фьораванти принимал участие в предварительных обсуждениях перестройки Московского Кремля».
Тем временем в России все сильнее разгоралась неприязнь к иноплеменникам. В 1484 году врач, не сумевший вылечить служилого татарского царевича Каракучу, был «выдан головою» семье царевича и «зарезан под мостом аки овца», как меланхолично констатирует летопись. О Фьораванти сообщается тогда же: «Аристотель боялся того же, начал проситися у великого князя в свою землю; князь же велики пойма его и ограбив посади на Онтонове дворе за Лазорем святым». Наказание столь явно не соответствовало «вине» престарелого просителя, что следует подозревать за ним очередную смену настроений Ивана III, который то сближался с княгиней против завистников, то вместе с ними готов был покарать ее и ее людей опалой.
Неизвестно, качнулось ли вновь настроение русского царя либо перевесили соображения военной необходимости, но только в 1485 году имя Фьораванти вновь было упомянуто в летописи. Как начальник артиллерии мастер участвовал в походе на Тверь, окончившемся, как известно, ее бескровным покорением.
После его след теряется. Фьораванти мог умереть в походе или по возвращении, мог прожить еще немного, помогая молодым мастерам. Но осталась слава, надолго пережившая архитектора-инженера.
Браманте открыл краткий период так называемого римского классического искусства.
Донато ди Аньоло ди Паскуччо, прозванный Браманте, родился в Монте Асдруальдо, близ Урбино, в 1444 году. Родители его были людьми бедными. Тем не менее в детстве он обучался не только читать и писать, но и арифметике. Отец, видя его большую любовь к рисованию, рано приобщил его к живописи. Первоначально Браманте готовился к деятельности живописца у фра Карневале, возможно, встречался в Урбино также с Пьеро делла Франческа и Мелоццо да Форли.
Увлечение архитектурой привело его в Ломбардию. Он переезжал из города в город. Однако его труд не приносил ему ни больших денег, ни высокой чести, так как Браманте не имел еще ни имени, ни положения. Наконец он решил ехать в Милан.
Вначале Браманте выступал главным образом как художник и с этих позиций подходил к проблеме архитектурного пространства. В Милане он перестраивал старинную церковь Санта-Мария прессо Сан-Сатиро. Браманте стремился к тому, чтобы купол собирал и завершал своей полусферой равноценные пространственные отрезки, а поскольку ограниченная площадь церкви не давала ему возможности развить хор пропорционально протяженности главного корабля и трансепта, он создал видимость хора из искусственного мрамора (стукко), умело используя иллюзионистские возможности перспективы. Кажущаяся глубина как визуальная данность тождественна глубине реальной: пространство для Браманте являлось уже не универсальной структурой, а грандиозным слепком с действительности.
В 1488 году он вместе с другими мастерами участвовал в строительстве собора в Павии. Ему, несомненно, принадлежит идея создания купола, возведенного на трех нефах, с тем чтобы свести воедино весь пространственный объем здания.
Последним и наиболее значительным строительным предприятием Браманте в Милане является хор в церкви Санта-Мария делла Грацие, хотя здесь его идеи были плохо поняты торопливыми и недостаточно подготовленными исполнителями. Купол, опирающийся на высокий барабан, украшенный галереей со спаренными арками, чередующимися с пилястрами, возвышается над огромным кубом главного объема, стороны которого (за исключением той, которая ведет в главный неф) переходят внизу в широкие полукружия трех апсид. По замыслу зодчего стены служат тонкими перегородками между внутренним и внешним пространством. Создается впечатление, будто воздух, заключенный во внутренних помещениях, давит на оболочку стен и выходит наружу через многочисленные проемы. Монументальное сооружение как бы на глазах увеличивает свой объем. Оно облегчается большими окнами, которые разрежают внизу стену, а вверху – круговой лоджией барабана. Мелкие же украшения образуют складки на поверхностях, щедро обращенных к свету.
Между двумя крайностями Браманте не искал средних пропорциональных величин, а старался создать впечатление непрерывности перехода, используя для этого способность человеческого зрения переходить как это случается, например, при созерцании природных явлений, от большого к малому и от малого к большому. Для достижения такой непрерывности или возможности перехода от одной величины к другой Браманте стремился к унификации масс, к построению здания как единого природного организма. Это та же самая тема, которую Браманте развивал в миланских постройках и которую он последовательно реализовал в Риме при проектировании перестройки собора Святого Петра.
Оставив Милан в 1499 году после его захвата французами, Браманте обосновался в Риме. Он привез из Ломбардии кое-какие деньги, которые тратил с величайшей бережливостью, так как хотел жить независимо. Приступив к обмеру древних построек города, он вел жизнь уединенную и созерцательную. Прошло немного времени, и Браманте добился своей цели.
В Риме Браманте прожил до конца своих дней. Сначала он служил помощником архитектора при папе Александре VI. В 1503 году папой был избран Юлий II, и с того момента зодчий работал главным образом для него. Лишь изредка он предпринимал кратковременные поездки: в 1506—1507 годах в Болонью и Урбино, в 1508 году – в Чивитавеккиа, в 1509 году – в Лорето на строительство собора Святого Петра и перестройку ватиканских дворцов.
Вообще папа всячески ему благоволил Юлий II, отмечавший мастера и за личные качества, нашел его достойным должности хранителя свинцовой печати. В этом качестве Браманте соорудил прибор для наложения печати на папские буллы, действовавший при помощи очень искусно сделанного винта.
Перелом в стиле Браманте после его переезда в Рим не столь разителен, как это принято считать. Классическая культура Браманте сложилась в Урбино. Он долго работал в Ломбардии, где сильны были консервативные художественные традиции. Речь идет скорее о заключительном, венчающем все творчество этапе его гуманистической культуры, хотя и вдохновленном непосредственным контактом с античностью. В Милане он органически вписывал свои творения в позднеготическую ткань городской застройки, в Риме же он стремился сочетать их с подлинно историческим обликом города, каким он представлялся на основании древних руин и, разумеется, трактатов Витрувия. Но и тут он ставил перед собой скорее задачу воссоздания внешнего облика, чем выявления внутренней взаимосвязи. Главной своей целью он считал упрощение, очищение представления об античности, замутненного и искаженного в поздние времена, о чем свидетельствовали сохранившиеся документы.
В клуатре церкви Санта-Мария делла Паче (1500—1504), этом первом его римском творении, он говорит еще на языке своих ломбардских построек, но синтаксис его речи становится более римским. Вопреки всем строительным нормам он не удержался от искушения изменить светотеневое соотношение между двумя ярусами галерей, поставил над нижними арками дополнительные колонки, членящие лоджии второго яруса ради уменьшения эффекта их глубины. С точки зрения канонов статической структуры и пластической формы, это было абсурдно, с точки же зрения визуального равновесия светотеневых эффектов двух ярусов – необходимо.
