Эта ценная информация стала доступна нам благодаря работам сахалинского исследователя Игоря Анатольевича Самарина, автора множества статей и книг по истории японского присутствия на Сахалине и островах Курильской гряды. Конечно, данный географический расклад определялся прежде всего тогдашней политической ситуацией и условиями жизни на Карафуто.
В тридцатые и сороковые годы XX столетия японское правительство широко использовало государственные рычаги для утверждения и пропаганды синтоизма.
Синто переводится как путь богов, в основе этой религии лежат традиционные японские верования в души предков. Возведенный в ранг национально-государственной идеологии, синтоизм призван был служить укреплению и сплочению японского общества с опорой на традиции, историю и мифологию Японии. По сути, это было переосмысление и приспособление старой религии к новым задачам, стоявшим перед японским правительством.
Будучи уже школьницей, я ходила во Дворец пионеров, где сохранился пригорок, обсаженный по кругу японским тисом, с пустым пьедесталом посередине.
— А почему здесь нет памятника? — спрашивала я взрослых.
— А кому памятник-то ставить? Вроде как Сталину раньше был здесь постамент, времена-то сменились…
— А до Сталина? — снова спрашивала я.
— Ну а до Сталина вроде как здесь давно Будда был, — почесывая затылки, словно ища ответ в своей памяти, отвечали мне старожилы.
Очень быстро я обнаружила еще одно такое же место, где высаженный меж огромных, аккуратно уложенных камней японский тис обрамлял, словно оберегая, пустой пьедестал в городском парке им. Гагарина. Это место находилось вдалеке от города, меж двух рек, стекающих в одно озеро, и потому оно казалось мне особенно загадочным. В самом дальнем уголке моей детской памяти осталось воспоминание, как по этому озеру плавали белые лебеди. Тогда же на одном из больших камней, приподняв ветку тиса с яркими красными ягодами, я нашла иероглифы.
Позже я слышала такую историю об этом камне. Вроде бы надпись посвящалась японскому принцу. В советское время камень было приказано выкорчевать и аккуратно перенести в краеведческий музей для сохранения исторической памяти края. Во второй половине дня рабочие на полуметровом расстоянии обнесли камень с четырех сторон дощатой опалубкой и залили в форму бетон, чтобы аккуратно, не расколов камня, вынуть его и отвезти в музей. То ли рабочим в сумерках померещилось, то ли и правда это случилось, но они увидели, как взметнулась перед ними тень самурая с мечом, убежали и вернулись только к утру. Залитый накануне бетон, словно вода, ушел в землю, а камень как стоял, так и стоит на том месте до сих пор.
В моем детском сознании запечатлелись эти следы чуждой, изгнанной культуры, она притягивала, будила интерес и к самой Японии, и к ее религиозным верованиям. Это были сказочные образы, совершенно непонятные, манящие, со своей тайной и историей.
То, что я чувствовала и видела в детстве на Сахалине, то, что воспринимала на уровне сказочных архетипов, по мере взросления перерастало в устойчивый интерес к Японии и истории, а главное, подкреплялось огромным желанием посетить саму колыбель японской культуры с ее центрами в Киото, Нара, Камакуре и Токио, чтобы насладиться этой сказкой в ее наиболее чистом и совершенном виде.
Однажды мне посчастливилось непосредственно соприкоснуться с традицией синто во время Праздника переноса трех святилищ о-микоси, который традиционно отмечается в Асакусе весной. Конечно, я не участвовала в переносе о-микоси в центральном храме, когда в Асакусе собирается до миллиона участников, причем иногда ритуал этот сопровождается несчастными случаями из-за толкотни и давки. Кроме этого ежегодно транслируемого по телевидению центрального события, каждый район в Асакусе также проводит свои празднования и переносит свой маленький переносной храмик, покровительствующий данному кварталу города.
Меня пригласила на праздник переноса о-микоси японская семья. Отец семейства был состоятельным человеком, многие поколения его предков жили в Асакусе и были купцами, он этим гордился. Было очевидно, что в этот день ему и его жене было приятно принимать у себя дома гостей. Стол был уставлен дорогими угощениями и полон молодежи. Приглашение также было на руку членам семьи, которые не прочь были попрактиковаться в английском. У состоятельных японцев в последние два десятилетия ХХ века, да и сейчас тоже, было принято посылать своих детей на курсы английского языка в Оксфорд. Вот оттуда-то и вернулась их младшая дочь Мисато, хрупкая, миловидная девушка. Она с удовольствием общалась с иностранцами и была уже одета к нашему приходу в специальный костюм цвета индиго с белыми волнами. Сын хозяина активно участвовал в общественной жизни района и в этот праздничный день принес несколько костюмов для гостей, чтобы и они смогли понести на своих плечах храм, поскольку участвовать в церемонии могли только те, у кого было соответствующее одеяние.
На развешанных повсюду фонариках значились три иероглифа эн-дзяку-чё — район молодых обезьян, первые два иероглифа «обезьяна» и «молодой» также были написаны на костюмах всех участвующих. О-микоси, храмик черного цвета, был богато украшен: на крыше о-микоси сидели золотые птицы фениксы, обращенные на четыре стороны света, на шелковых жгутах висели бубенцы, а самое главное, по этому великолепному храму «лазали» золотые обезьянки. На вид о-микоси вовсе не казался тяжелым, он стоял на толстых деревянных жердях под лиловым навесом и ждал своего часа, когда десятки крепких рук подхватят его, положат жерди на плечи и под бой барабанов и крики «хэй-хэй!» понесут по улицам района.
У меня мелькнула мысль, что накануне, когда я регистрировалась в университете, мне купили именную печать ханко по первому слогу моей фамилии ко, выбрав из нескольких десятков сочетание комия — маленький храм. Странное совпадение: ханко комия и мое участие в переносе такого же маленького храма в Асакусе неделей позже…
Храм на плечах несли по очереди. Поскольку ноша была тяжела, то люди, его несшие, постоянно подменяли друг друга. Процессия двигалась в едином ритме шагов в такт издаваемым носильщиками звукам. Впереди процессии шли барабанщики и предупреждали свидетелей процессии о приближении о-микоси. Люди верили, что божество, переселившееся в этот священный предмет, исполнит желания и чаяния всех, кто его нес, наполнит их благодатью. Люди верили, и их лица были прекрасны…
Храмик поднесли к главному храму квартала и на какое-то время выставили на всеобщее обозрение, затем убрали до следующего года.
Глава 2
Мифы о Японии, которой нет
Япония вовсе не так однородна и монолитна, как это изображают власть имущие этой страны. Точнее, официальный Токио. Руководство стремится унифицировать языковое и культурное пространство, но это еще не означает, что Япония на самом деле везде одна и та же.
Кроме четырех крупных островных территорий Япония занимает также семь тысяч маленьких, едва заметных из космоса островков. Эти клочки суши с их рыбацкой культурой, малонаселенный и раздольный остров Хоккайдо, совершенно не японский остров Окинава, регион Канто (Токио, Йокогама), с его самурайской культурой, и западный торговый регион Кинки (Осака, Киото, Кобэ) в сумме дают нам то, что принято называть Японией. Однако в качественном отношении это далеко не одно и то же. На деле следует говорить о наличии множества вариантов образа жизни, психологических особенностей, языковых диалектов и культурных ориентиров жителей этих территорий. Даже их антропологические типы разнятся в разных префектурах.
Противопоставление запада и востока, видимо, явление глобальное, не миновало оно и Японию. В феодальную эпоху Эдо Токио был средоточием власти военных правителей — сёгунов, в то время как Осака уже тогда считался известным центром торговли. И до сих пор для Токио характерен самурайский стиль мышления, который выражается в нормализации всех сторон жизни, строгой иерархии, культе субординации и соблюдении принципа сохранения лица. В свою очередь, для жителей Осаки характерны более свободный образ жизни, меньший формализм и свойственные торговому сословию практичность и прагматизм.
На востоке сохранилась патриархальная организация семьи, и статус женщины здесь гораздо ниже. В Киото, официальной столице Японии, вплоть до 1868 года отношения между людьми строились на основе невмешательства в приватную и деловую жизнь, на добровольном делегировании обязанностей и взаимном уважении личности, в то время как в Токио превыше всего ценилась тотальная лояльность по отношению к руководству, а также приветствовалось выполнение долга любой ценой. В конечном счете восток одержал верх. Победил Токио, и токийские нормы культуры постепенно стали доминирующими.
