Сам Зичи охарактеризовал свои отношения с Ферзеном в сценке “Ферзен и его тень” (“Le comte Fersen et son ombre”), где изобразил действительно тень рисующего художника возле фигуры егермейстера (шестерка бубен). Ферзен был и главным заказчиком, скорее всего определявшим сюжеты акварелей, и главным их судьей, что видно из юмористической сценки “Ферзен и мой рисунок” (“Fersen et mon dessin”, двойка червей).
Кроме членов императорской семьи, сопровождавшие Александра II генералы и гости, которые именовались в отчетах “лицами, имеющими счастье быть приглашаемыми на производимые в Высочайшем присутствии охоты , были почти всегда одни и те же. Каждый раз сопровождал императора генерал-адъютант Николай Александрович Огарев, судя по зарисовкам Зичи, добродушный толстяк, не раз попадавший в смешные ситуации, которые составляют сюжеты наибольшего числа карточных юморесок.
Например, в зарисовках, отражающих проезд охотников от станции к месту привала, мы видим тучного Огарева, вывалившегося в снег из саней, и кучера, виновато приподнявшего картуз (четверка пик). Н.А. Огарев служил предметом насмешек и на охоте, и в повседневном быту. На одной из юморесок он изображен вместе с генералом графом И.К. Ламбертом, который жарит макароны на кухне, видимо решив перекусить, не дожидаясь обеда. Макароны они, естественно, сожгли, повергнув в ужас появившегося в дверях метрдотеля (тройка треф).
Походный быт охотников Зичи отразил и в сцене сна на складных кроватях, которые, как и продукты, доставлялись заранее из Петербурга. Здесь
Огарев так храпит, что его сосед Петр Карлович Мердер, старый друг государя и сын его воспитателя, в отчаянии сел на кровать, зажав уши (валет пик). Подобные неудобства охотничьего быта приводили к тому, что не выспавшиеся генералы засыпали у штандов, сидя на снегу в ожидании зверя. Так изображен спящим генерал-адъютант, светлейший князь Семен Михайлович Воронцов, сын знаменитого наместника Кавказа – боевой генерал не вынес тягот охотничьего быта.
Увлекающимся охотником был Александр Аркадьевич Суворов, светлейший князь Италийский и граф Рымникский, внук великого полководца. Суворов являлся не только участником всех войн, которые вела Россия во второй четверти XIX века, но и активным сторонником Александра II по проведению всех его реформ. Один из виднейших деятелей александровского царствования, он всего лишь однажды зарисован Зичи для колоды. С криком “Куда!” Суворов замахивается фуражкой на пробирающегося среди деревьев медведя (шестерка треф). Здесь своеобразие ситуации заключается в невозмутимости охотника, не растерявшегося перед идущим на него зверем.
Зато второй светлейший князь Варшавский, граф Эриванский Федор Иванович Паскевич, тоже сын известного полководца, стал предметом нескольких забавных сценок. В одной из них непомерно тучный генерал, проезжая в санях мимо группы крестьян, вызвал удивление деревенского мальчика: “Вишь какой толстый барин” (тройка бубен). Среди персонажей, всегда узнаваемых (участников охоты или приглашенных), Зичи зарисовал А.Ф. фон Герздорфа, генерал-майора свиты, а впоследствии егермейстера, графа К.К. Ламберта, генерал-адъютантов И.В. Зиновьева и А.А. Зеленого, адъютанта великого князя Михаила Николаевича П.Н. Слепцова и других. Все они – участники обычных охотничьих сцен – стоят, прицеливаясь, у штандов, шагают по лесу, увязая в снегу, вырубают кустарник для удобства стрельбы, любуются охотничьими трофеями.
Есть в колоде и юморески, отражающие забавные ситуации охоты, но не акцентирующие внимания на каких-либо персонажах. К ним относится, например, изображение длинной вереницы охотников, уходящих в лес к штан- дам. Акварель сопровождает выразительная сочувственная надпись художника: “Бедные медведи” (Pauvre ours; десятка бубен). Забавна и сценка "Незваные гости”: накрытый в заснеженном лесу стол для завтрака и трех егерей, отбивающихся сковородками от огромных лосей, привлеченных запахом съестного (пятерка бубен). По воспоминаниям одного из егерей А.И. Михайлова, эти охотничьи завтраки в лесу были очень живописны: “Государь выезжал всегда вечером по вторникам, ночлег имел где-нибудь по соседству охоты и в среду утром, после чая, отправлялся на охоту; завтракал большею частию в лесу. Это была прекрасная картина, достойная кисти художника, да, вероятно, известный художник Зичи и не пропускал этой возможности. Государь его любил и брал с собой на охоту” 4* .
После окончания охоты егеря чистили шкуры убитых медведей и грузили их в вагон (девятка бубен; дама червей).
Главного участника охоты – императора – Зичи не поместил в колоду, предметом изображения стали сани Александра II с кучером, сидящим спиной к зрителю, сопровождаемые многочисленной детворой и крестьянами, бегущими вслед (семерка червей). Для крестьян окрестных деревень приезд императора на охоту был огромным событием. По свидетельству современников, он беседовал с ними, иногда дарил деньги георгиевским кавалерам, принимал подарки или прошения. Для крестьян, которые участвовали в подготовке охоты, устраивали специальное угощение, им доставались и остатки царственного пиршества.
Завершает колоду охотничьих карт одна из самых выразительных миниатюр: сам Зичи, галантно наклонясь, держит в одной руке фуражку, а другой рассыпает колоду, падающую на “Album de Chasse” (король червей). Название альбома как бы предопределило судьбу всех карточных миниатюр: они действительно были помещены в “Охотничий альбом” Александра II и никогда не публиковались. Сам художник, видимо, ожидал для зарисовок иной судьбы – он хотел увидеть их изданными. В его списке придворных заказов после перечисления сюжетов 52 карточных миниатюр мы читаем: “Tous ces dessins on ete presentes a l’Empereur… Apres ils ont ete places dans un Album a photographies – depuis ils paraissent etre egares” (Все эти рисунки были подарены императору… Затем они были помещены в альбом фотографий, вскоре их след затерялся) 5* .
Художник, преподнесший акварели Александру II, так ничего и не узнал об их судьбе. Акварели же остались в “Охотничьем альбоме”, который хранился в Кабинете Александра II в “Тумбе под касками, полка 1”, как значится на его переплете. В 1927 году при разборе материалов Библиотеки, альбом был передан в собрание рисунков Эрмитажа.
Хотя издание акварелей в виде колоды карт так и не состоялось, надеяться на их публикацию Зичи мог, так как карточная игра при Дворе, и особенно во время охотничьих выездов, была очень популярна. Вот один из эпизодов, увиденный и записанный егерем А.И. Михайловым: “Была назначена охота на медведя, довольно далеко от Петербурга, по Николаевской железной дороге. На станции, где должен был выйти Государь, я дожидался прибытия его. Поезд плавно подъехал; обер-кондуктор подбежал к двери вагона, ухватился за ручку, по дверь не отворяется. Проходят две-три минуты ожидания. Оказалось, что Его Величество играл в карты, и делали расчет. Дверь открылась, и я вижу стол с зеленым сукном и около стола обер-егермейстера барона Ливена с мелком в руках, проверяющего счет. Государь, проходя мимо стола к выходной двери, обернулся к барону и сказал: – «Что же ты еще считаешь?» – Да что, государь, кажется, меня обсчитали. Государь улыбнулся и, сказав, «Не может быть», вышел на платформу” 6* .
Почему именно сюжеты охоты 1860 года привлекли внимание Зичи? История придворной охоты отмечает этот зимний сезон как особенно удачный. Он был знаменит не только числом убитых медведей, лосей и оленей, но и впервые со времени Екатерины II возобновившейся охотой в Беловежской пуще. За хорошую организацию охоты в пуще в этот сезон многие члены императорской охоты получили награды. “Денежной награды” удостоился и художник-академик Зичи; по распоряжению егермейстерской конторы ему было выдано 600 рублей “за представленные Его Величеству три рисунка с изображением некоторых эпизодов охот, произведенных в Высочайшем присутствии” 7* .
За миниатюрные юморески-карты Зичи, видимо, денег не получил, во всяком случае сам он пишет, что преподнес их как подарок. И они действительно остались замечательным подарком, с которым мы с удовольствием знакомимся через 145 лет. Прежде всего потому, что в них воплотилось блестящее мастерство Зичи рисовальщика-акварелиста. Сценки исполнены легким акварельным штрихом без карандашного контура. Тончайшим пером нарисованы лица, в которых художник уловил не только замечательное портретное сходство, но и удивительно тонкую мимику. На них читаются раздумье, сосредоточенность, испуг, уныние, самодовольство, добродушие, гнев, осуждение, возмущение.
Хорошо построена и композиция каждой миниатюры – будь то интерьер, сани, окруженные людьми, или фигуры в лесу. В сценках много разнообразия и живого наблюдения. В интерьерах мастерски передается перспектива, освещение, детали убранства. В пейзажных рисунках запечатлен зимний лес; скромность его колорита компенсируется нюансами светотени и многообразием задних планов – это полянка или куща, лес за забором или редкий кустарник, или сплошные стволы. Зичи – удивительный виртуоз и в изображении жанровых сценок: все они непосредственны, но художественно совершенны.
