Мало кому не приходилось видеть Амур из иллюминатора самолета, приземляющегося в Хабаровском аэропорту. С низкой высоты взору представляется поразительная, захватывающая дух картина. Необозримые долина и пойма, густо иссеченная прямыми, дугообразными и неимоверно извилистыми протоками и заливами, нет числа старицам и озерам, островам и косам. Берега оконтурены желтыми песчаными косами, полосами и купами пушистых тальников, их плотные шпалеры тянутся вдоль проток и заливов. Лесистые редки, луговые низины, кочкарники… Глаза разбегаются. Пробуешь пересчитать протоки на пойме Амура, что под брюхом самолета, — не успеваешь. И задумываешься: какая же бездна времени потребовалась воде, чтобы размыть себе, разработать такое могучее ложе… И как же коротка человеческая жизнь для того, чтобы разобраться в истории Амура, как мал ее срок рядом с возрастом этой реки!
Ну а если из иллюминатора — не самолета, а космического корабля взглянуть на Амур с высоты этак 1000 километров? Тогда он показался бы нам подобием громадного раскидистого дерева, окруженного большими ветвями от вершины до комля. А все потому, что бассейн этой реки тоже «раскидист»: крупные притоки питают Амур от его верховий до лимана… Для сравнения: если из того же космического корабля мы полюбуемся на Волгу, то ее бассейн уподобится высокой сосне: длинный гладкий ствол, а сверху скромная крона. И в самом деле, ведь на доброй половине своей протяженности Волга ниже Камы без притоков.
Да, тысячи больших и малых притоков питают и освежают Амур родниково чистой, напитанной кислородом водой, на всем его протяжении делая русло с каждым километром, до самого лимана, все многоводнее и многоводнее.
Для преодоления Амурского утеса у Хабаровска река собралась в единый глубокий поток шириной поболее чем в 2 километра, но не сдвинула его и, гневно шумя и клокоча уловами, резко отвернула влево. А за Воронежскими сопками Амур раздробился на множество проток в сторону низкого маристого левого берега, заполняя, через посредство крупных пойменных озер, 50-километровые дали. А по высокому правому — село за селом: Вятское, Челны, Троицкое, Славянка, Иннокентьевка… Их основали русские переселенцы во второй половине минувшего века.
От Елабуги водяная лава откатывается к левому берегу, Амур все круче заворачивает к северу, и теперь он будет сохранять общее северо — восточное направление.
Следуя основным руслом Амура, мы не видели сел Челны, Маяк, Синда, Искра — они стоят на высоких берегах Челнинской и Синдинской проток. Зато мы удивлялись невероятно широкой долине Амура — если в нее включать неоглядную заболоченную низменность, ширина которой до 120 километров. В половодье здесь настоящее море, над поверхностью которого лишь изредка возвышаются отдельные релки, останцы да небольшой горный узел Халхадьян. Но даже в среднюю воду ширина собственно поймы Амура за устьем Анюя и селом Троицким увеличивается до 25–30 километров.
Более всего Амур красив в среднюю воду, и мы могли им любоваться каждый час. В своем раздолье он и ласков, и серьезен, при ветре же становится грозным и опасным. Но нам сопутствует тихая солнечная погода, и мы наслаждаемся глубокой небесной голубизной, украшенной белыми комками, глыбами, торосами и айсбергами облаков, следим за зелеными берегами, золотистыми косами. Днем тихая вода сверкает зеркалами, и мы как бы по небу между облаков лавируем. Пробежит ветерок, зарябит, засвинцует воду, но она скоро опять зеркальна… Случись затянуть плавание до ночи — и тогда лодка словно по звездной и черной, бездонно глубокой космической дороге плывет. Плывет вслепую, и душа невольно трепещет…
Какое же здесь приволье для рыбы! Трудно вообразить, как много ее было еще лет 40–50 назад! На берегу протоки Сий, соединяющей огромное, в 340 квадратных километров, озеро Болонь с амурской протокой Серебряной, мы сделали остановку на ночь рядом с палаткой старика-нанайца. Он много нам рассказал. Озеро мелкое, в малую воду обсыхает, зимой промерзает насквозь. Но большую часть весны и лета даже в среднюю воду здесь очень просторное и прекрасное пастбище и родильный дом для всяких водных обитателей. На подъеме уровня по неширокой протоке прежде в озеро шло так много рыбы, что одним заметом 200-метрового крупноячейного невода брали тонну живого товара — сазана, толстолоба, щуки, сома, крупного карася, верхогляда… «Пошла летом вода на убыль — мы протоку заставляли сетями, и опять ее полно, — рассказывал старик. — А осенью перегораживали по низкому берегу сетями, а по глубокой части — забором. Половину годового плана колхоз ловил тут», — тыкал рассказчик трубкой в протоку…
Такие глухие забойки я видывал в детстве и знаю, как много в них брали рыбы. Но знаю и сколь много ее гибло в пересыхающих и промерзающих озерах и протоках выше городьбы.
На правах нанайца старик рыбачил разрешенными небольшими ставными сетями, и мы вечером и утром любовались его уловом: добрые караси, пара 5-килограммовых сазанов, три толстолоба, хороший верхогляд, белый амур, сомы, косатки, монгольский краснопер. Я откровенно удивился: под Хабаровском теперь такие уловы не взять. Старик ответил: «Скоро и тут будет как там — город рядом, рыбак на рыбаке, гляди, как берега все затоптаны…» До нового города Амурска было полсотни километров, да разве ж это расстояние для лодки с «Вихрем»! До Комсомольска на 40 километров побольше, но рыбаки и оттуда доплывают до Болони за три часа!
Следующим днем мы минуем и Амурск, и Комсомольск. Напротив города юности вплотную подступивший к реке Сихотэ-Алинь вновь стиснул ее до километровой ширины, и стала она здесь глубокой, а течением быстрее почти в два раза. Но вскоре — напротив устья Горина — Амур взял свое, расширив главное русло до 6 километров. А всего через час — опять «труба», такая же узкая, такая же глубокая, такая же быстрая, как в горах Малого Хингана, но более длинная. И теперь Амуру течь по ней около полутора сот километров — до старого села Циммермановка, где он вырвется на широкую Нижнеамурскую низменность. Тоже сильно заболоченную, густо иссеченную протоками и озерами, из которых Большое Кизи и Удыль размером примерно с Болонь.
Озер от Хабаровска до устья Амура много. Мелких пойменных не счесть — их сотни тысяч. Но то и дело встречаются и обширные. Свыше 300 квадратных километров имеют четыре озера, тех же, которые с гектар или с два, — не пересчитать. В Нижнем Приамурье их общая площадь составляет около 15 тысяч квадратных километров.
Для рыб озера в летнюю пору — все равно что сочные луга для скота. Во время паводков на Амуре они наполняются и аккумулируют воду, на спаде уровня — питают реку. Мощный естественный регулятор стока. Жаль только, что преобладающее большинство озер мелки и потому при резких спадах воды обсыхают, а зимой промерзают. Однако, будучи заполненными, они приносят Амуру большую пользу: мелководье для нагула и нереста рыбы — «земля обетованная». Громадное значение озер еще и в том, что они систематически напитывают амурские воды зоо- и фитопланктоном и другим кормом для рыб и прочих гидробионтов.
Палатку поставили, развели костер, насторожили рыболовные снасти на большой, золотистой, за день прогревшейся косе, отделившей от струистой воды широкую тихую заводь. Недалеко за Циммермановкой. На крючок, наживленный черным червем, подцепился полуметровый калужонок, мы полюбовались им и отпустили. И, словно благодаря нас за великодушие, в заводи заворочались, забили хвостами две здоровенные калуги. Любят они спокойные темные глубины, но охотятся на мелководье.
От этого места пошли калужьи пажити, и чем ближе к устью реки, тем больше будет и калуги, и осетра. Но меньше станет аухи, черных амура и леща, а вскоре и их белых собратьев, монгольского краснопера, желтощека, верхогляда, толстолоба — вода здесь для них холодна. Не тот климат — все-таки уже почти 51 градус северной широты, а завтра будет за 54. Выше Хабаровска на полтысячи километров, а относительно Сунгарийского прогиба — еще на сотню больше. О суровости здешних мест свидетельствуют и сопки за амурскими берегами — они в темных, хмурых ельниках и лиственничниках. Моховых. С кедровым стлаником в подлеске.
И наконец в последний день стремительного бега мы посмотрели самые низовья Амура. Миновали Софийск, озеро Кизи, за которым уже Татарский пролив, — каких-нибудь 60 километров от нас! Богородское, Сусанино, Тахта, уже доступный для морских судов порт Маго, потом Николаевск. А там пошло широкое предустьевое пространство — длинная воронка с раструбом, само устье, которое непосредственно глазом не фиксируется, а далее — лиман, «незаконно» носящий свое название (это, по существу, часть пролива). Чем ближе к устью, тем шире Амур, все больше и больше в нем мелей и островков. Между конечными мысами Пронге и Табах — 16 километров. Простор! Дали в туманной дымке. Крутобокие берега. Свинцово-тяжелая вода… Но здесь так много мелей, что для судов обвеховано два фарватера. В северной стороне открывается студеное Охотское море, а до Сахалина рукой подать.
