Под конец этого рассказа я вынужден повториться: ушло время громадных сомов. Или, может, еще лишь уходит? С надеждой на возврат?.. В пору моей юности на Амуре ловили до 10–12 тысяч центнеров сома для сдачи государству да четверть этого брали рыбаки-любители. Средний размер этой рыбы в уловах был 60 сантиметров при весе около 1,5 килограмма. Однако уже вскоре после войны уловы упали в 3–4 раза…
Но вот сменилось маловодье затяжными весенне-летними паводками, а организация да техническая оснащенность рыболовецких колхозов и бригад гослова резко улучшилась, но все же уровня предвоенных лет уловы так и не достигли. В начале 60-х годов сомов заготовляли по 7–9 тысяч центнеров. То были годы «всплесков», после которых добыча год от года сокращалась, потому что сомовьи популяции пострадали уже не только от перелова, но и от очередного маловодья. А в 1967 году, напомним, пришел запрет промыслового лова частика на весь весенне-летний период. Очень запоздалая мера…
Восстановить же в Амуре былое «сомообилие» возможно. Сом — не калуга, которая начинает размножаться чуть ли не в двадцать лет. Сому нужно наше людское благоприятствование всего-то в 3–4 года. Как и карасю, сазану… Правда, к этому необходимы еще и щедрость Амура на воду и повсеместное строительство очистных сооружений…
В Амуре их пять видов. Удивительно многочисленны и повсеместны. Одни живут в мелких тинистых водоемах, другие — только в холодных горных реках. Держатся большими стаями. Жадны, едят почти все доступное. Обсыхание и промерзание водоемов способны переживать, прячась в иле, песке и между камней. Поедая отложенную икру, вредят промысловым рыбам. Зато — сами составляют излюбленный объект питания хищников.
Их действительно очень мало кто замечает, считая рыбками слишком мелкими и совсем никчемными. Даже в качестве живца они плохи: в неволе, а тем паче на крючке, быстро мрут и в этой роли не идут ни в какое сравнение с пескарями, а особенно — с вьюнами. Лишь некоторые аквариумисты их удостаивают вниманием, а иные и любят за своеобразную красоту и занятное поведение. Но, с другой стороны, когда обескураженного удильщика спрашивают: «Как улов?», он с досадой машет рукой: «А!.. Одни гольяны».
Нет спору, эта мелюзга ни в малой степени не может у нас зачисляться в разряд трофеев (хотя в ряде европейских стран ее охотно удят), но она далеко не лишена интереса, и любознательный рыбак не упустит возможности присмотреться к ней пристальнее, поискать в литературе сведения о ее биологии. Может, к месту припомнит он и линнеевские слова о том, что природа более всего чудесна в малом.
Возьмем самого известного и широко распространенного представителя рода гольянов — обыкновенного: разве нельзя не отметить его красоту? Посмотрим внимательно: плотное брусковатое, ювелирно сработанное тельце в бисерной чешуе, с человеческий палец размером. Овально-тупорылая головка с аккуратненьким ртом. А краски-то на нем какие прелестные: спинка желтовато-коричневая или оливково-зеленая в черных разводах, бока, в зависимости от возраста и местообитания, серебристо-белые или золотисто-зеленые, в крупных пятнах, выстроенных вдоль срединной линии от головки до хвоста, брюшко же всегда что чистое зеркало.
Но самцы в брачном наряде словно яркие бабочки: все цвета на них глянцево-блестящи, темные пятна резко оконтуриваются, вдоль брюшка проявляется сочная красная полоса, углы рта розовеют… И это не все: по верху жаберных крышек и в основаниях нижних плавников проступают ярко-белые пятна, головка как бы ограничивается желтой полоской, а по темени выступает жемчужная сыпь… Самки наряжаются проще, но и они очаровательны… Не потому ли этих рыбок наши предки звали скоморохами да красавками?
Род гольянов объединяет всего 14 видов, в том числе 8 значатся в фауне Советского Союза, и 5 из них (с подвидами 7) — в Амуре. Но они настолько многочисленны и повсеместны, что в этом с ними сравняются лишь пескари да вьюны. Одни виды обосновались в чистых прозрачных холодных ручьях и ключах, другим ничего, кроме тинистых заросших озерушек с тепловатой водой, не нужно.
Обыкновенный гольян оккупировал водоемы большей части северной половины громадной Евразии к югу до Крыма, Кавказа, Кореи. Его стихия — малые горные речки, а больше всего — ключи с галечно-каменистым дном. К их истокам в самых горных кручах он пробирается выше всех иных рыб, пониже беспечно суетится в сообществах гольцов и пескарей, а еще ниже уже бдит: не оказаться бы в брюхе хариуса или ленка. Крупных, особенно тиховодных и мутных рек избегает, не признает и малые равнинно-илистые речушки, а тем более озера.
Живут гольяны большими — иной раз многотысячными! — стаями. В неустанном поиске пищи суетятся меж каменьями перекатов, расплываются по плесам и ямам. Все стаями. Но присмотритесь — в них строгий порядок: чем крупнее и темнее гольян, тем он ближе ко дну, а сверху — самая серебристая мелюзга. Движения строго согласованны, рыбки широко не разбредаются. И еще вы непременно обратите внимание на то, что все они проворны, пугливы и жадны.
Жадны потому, что им все время надо что-то есть, ибо чем меньше живое существо — будь то зверюшка, птаха или рыбка, — тем больший у него относительный вес поедаемой пищи. А едят почти все, что может быть захвачено ртом и протолкнуто сквозь глоточные зубы: крошечных рачков и моллюсков, личинок насекомых, фитопланктон, опадающую с наземных растений пыльцу, а также всякую падаль! Успокаиваются лишь на темное время суток.
Самцы уже к весне изысканно принаряжаются — они день ото дня становятся суетливее и агрессивнее. Их подруги степеннее и спокойнее, как будто знают, что в раздувающихся брюшках — продолжение жизни, наследие и нельзя нервничать… Все ждут, пока вода прогреется хотя бы до 8—10 градусов…
А потом начинается нерест. Рыбки плотно табунятся на каменистых перекатах и проточных плесах. Самочки обеспокоенно и сосредоточенно трутся о гальку, а самцы — о них. Попарно усердно жмутся к бокам подружки — один с одной стороны, второй — с другой. От старания устают. Свою очередь нетерпеливо ждет другая пара «скоморохов». У всех у них теперь главная задача — не прозевать, когда истомившаяся подруга пустит тонкую яркую струю икры.
А потом — дело времени. Оплодотворенная икра приклеивается к нижней поверхности камней, набухает… Через шесть дней появляются совершенно прозрачные, удивительно большеглазые личинки… И жизнь гольяньего народца пошла дальше.
Озерный вид гольяна покрупнее и пожелтее, и тело у него повыше, с боков посжатее, и чешуя сравнительно крупная. Он вроде бы маленький линь, отчего его зовут линьком. В Европе, конечно, так зовут, потому что приамурцам линь известен лишь понаслышке.
Вот он — озерный гольян: шустрая рыбка в 8—10, изредка до 16–18 сантиметров в длину и в четверть этого в высоту, с зеленовато-серой спинкой, желтыми с прозеленью боками (иногда они в мелких бурых пятнах), золотистым брюшком (не беспричинно же его еще именуют желтопузиком). Даже глаза у этого гольяна желтоватые… Впрочем, его окраска меняется в зависимости от цвета окружающего фона.
По образу жизни он близок к нашему ротану-головешке: живет не тужит в пойменных озерах, болотцах и даже мочажинах с мутно-бурой теплой водой над тиной, сплошь заросших внутри и вокруг. Он чрезвычайно неприхотлив и живуч, способен обсыхание и промерзание водоема переживать, зарывшись в ил поглубже. В еде неразборчив и жаден. Любит тихими вечерами понежиться в верхних слоях прогретой за день веды, невесомо распластавшись в ней.
Озерный гольян распространен так широко, как и обыкновенный, только их места «прописки» совершенно не совпадают. Но у этого «озерника» ареал захватывает лишь бассейн верхней части Амура, уступая место на остальной его громадной территории особому амурскому подвиду, именуемому маньчжурским озерным гольяном. Отличия его непосвященному в зоологические тонкости покажутся трудноуловимыми: более длинные грудные плавники, относительно меньшая голова, хвостовой стебель шире, но покороче… Цветом он зеленее и не так пятнист.
А образом жизни этот маньчжурский собрат еще ближе к ротану, с которым в Среднем Амуре, по Уссури и в других частях ареала живет, что говорится, бок о бок, и живет удивительно неприхотливо, нетребовательно, непритязательно. Изгой? Да нет — так ему жить нравится, а точнее — завещано природой.
Совсем иные условия требуются другому подвиду — гольяну Лаговского. Он даже в сравнительно чистых равнинных реках не живет — ему нужны речки горно-быстрые, и желательно — подпитываемые множеством родников.
…Если вам приходилось осенью бывать на кетовых нерестилищах, вы не могли не обратить внимание на непересчетное множество мелких рыбешек, возбужденно снующих между закончившими и заканчивающими свой жизненный путь кетинами, среди нарытых ими нерестовых бугорков. Есть тут и обыкновенные пескари, и восьмиусые и шестиусые гольцы, и другие малявки, но, пожалуй, больше всего там гольянов Лаговского. Мне, по крайней мере, так казалось неоднократно.
