В осуществлении речевого акта существуют два уровня Интенциональности. Во-первых, имеется выражаемое Интенциональное состояние, во-вторых, имеется интенция в обычном, не техническом смысле этого слова, с которой что-то произносится. Вот это второе Интенциональное состояние, т.е. интенция, с которой что-то произносится, и наделяет Интенциональностью физические феномены. Как же это происходит? Общий ответ таков: разум придает Интенциональность сущностям, не обладающим внутренней Интенциональностью, посредством Интенционального наложения условий выполнимости выражаемого психического состояния на внешнюю физическую сущность. Два уровня Интенциональности речевого акта можно описать следующим образом: интенционально высказывая что-то с определенным множеством условий выполнимости, которые заданы существенным условием для данного речевого акта, я делаю высказывание Интенциональным и благодаря этому выражающим соответствующее психологическое состояние. <...> Это объясняет также внутреннюю связь между существенным условием и условием искренности речевого акта. Ключ к значению состоит в том обстоятельстве, что оно может быть частью условий выполнимости (в смысле требования) моей интенции, направленной на то, чтобы условия ее выполнимости (в смысле требуемого) сами обладали условиями выполнимости. Так возникают два уровня Интенциональности.
Понятие «значение» в своем буквальном смысле относится к предложениям и речевым актам, но не к Интенциональным состояниям. Вполне осмысленно спросить, например, что означает некоторое предложение или высказывание, однако бессмысленно спрашивать, что означает вера или желание. <...> Значение присутствует только там, где имеется различие между Интенциональным содержанием и формой его воплощения, и спрашивать о значении — значит спрашивать об Интенциональном содержании, сопровождающем данную форму воплощения. <...> (С. 124-126)
АННА ВЕЖБИЦКАЯ. (Род. 1938)
А. Вежбицкая — известный филолог, профессор лингвистики Австралийского национального университета, специалист в области исследования семантики, автор методологической концепции «Естественного Семантического Метаязыка» (ЕСМ). Родилась и получила образование в Польше, изучала польскую филологию в Польской академии наук. Работала в тесном контакте с российскими учеными — представителями «Московской семантической школы» — И. Мельчуком, А. Жолковским, Ю. Апресяном. В 1966-1967 годах стажировалась в США, слушала лекции по общей грамматике Н. Хомского, однако сфера ее научных интересов существенно отличается от несемантического подхода к единицам лингвистического анализа, разработанного американским исследователем. С 1970 года живет и работает в Австралии, где создала в Австралийском национальном университете мощную лингвистическую школу изучения семантических универсалий (примитивов)
Основное направление этой школы — исследование (широкомасштабное дескриптивное описание) значений слов в разных языках и культурах — проявляется в двух сквозных темах: семантика грамматики (семантический подход к описанию сочетаемостных ограничений в языке), семантика лексики (языковая категоризация явлений внешнего мира; антропоцентризм; связь между языком и национальным характером). Дескриптивный метод в лингвистике, предложенный Вежбицкой и примененный в созданной ею научной школе, не только позволяет значительно расширить слой семантических инвариантов (лингвистических универсалий), но и дает возможность методологически осмыслить результаты широкого дескриптивного опыта семантических исследований. Смысл методологической концепции Вежбицкой состоит в выработке целостного метаязыка универсальных, общезначимых концептов (примитивов), обладающих неделимым (не имеющим составных частей) простым значением. Такой подход позволяет провести целый ряд оригинальных лингвистических изысканий как в области конструирования ЕСМ, так и в сфере исследования социокультурных параметров конкретных языков народов мира.
Вежбицкая — автор более 20 научных монографий, среди которых: «Semantic Primitives» (1972), «Lingua mentalis» (1990), «Semantics: Primes and Universals» (1996), «Understanding Cultures through their keys words» (1997).
Т.Г. Щедрина
Тексты приведены по изданиям:
1. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М., 1999.
2. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1996.
Семантические элементы (или примитивы)Как можно признавать, что изучать язык значит изучать соответствия между звуками и значениями, и в то же время стараться сохранять лингвистику максимально «свободной от значения»? <...> Если мы действительно хотим пользоваться строгими методами при исследовании соответствий между звуками и значениями (или между формами и значениями), наши стандарты строгости и последовательности в применении к рассуждениям о значении должны быть столь же высокими и точными, как те, что мы используем применительно к рассуждениям о звуках и формах.
Как я пытаюсь показать вот уже четверть века, возможность создания строгого и в то же время достаточно тонкого языка, который можно было бы использовать, говоря о значении, связана с ключевым понятием элементарных смыслов (или семантических примитивов). (1, с. 11)
<...> Одно из главных <...> положений семантической теории и семантической практики состоит в следующем: значение нельзя описать, не пользуясь некоторым набором элементарных смыслов; кто-то может, конечно, полагать, что он описывает значение, переводя одно неизвестное в другое неизвестное (как в издевательском определении Паскаля: «Свет — это световое движение светящихся тел»), однако ничего путного из этого на самом деле не получится.
Без определенного множества примитивов все описания значений оказываются реально или потенциально круговыми <...>. Любой набор семантических элементов лучше, чем никакой, поскольку без такого набора семантическое описание имеет внутренне круговой характер и в конечном счете оказывается неприемлемым. Это, однако, не значит, что несущественно, с каким именно набором элементов мы работаем, лишь бы таковой вообще существовал. Отнюдь нет: ценность семантических описаний зависит от качества выбора лежащего в их основе множества семантических примитивов. По этой причине поиски оптимального набора примитивов должны быть для семантика делом первостепенной важности. «'Оптимального' с какой точки зрения?» — спросят скептики. С точки зрения понимания. Семантика есть наука о понимании, а для того, чтобы что-то понять, мы должны свести неизвестное к известному, темное к ясному, требующее толкования к самоочевидному. (1, с. 13)
Но мысль о том, что все это приложимо и к семантике естественного языка, ошибочна, ее принятие — верный способ обеспечить застой в семантическом исследовании. Разумеется, лингвист волен изобрести произвольные множества примитивов и «определять» все, что ему заблагорассудится, в терминах таких множеств. Но это мало продвинуло бы нас на пути понимания человеческого общения и познания. <...> (1, с. 14)
Семантика может иметь объяснительную силу, только если ей удается «определить» (или истолковать) сложные и темные значения с помощью простых и самопонятных. Если человеческое существо может понять какое бы то ни было высказывание (свое собственное или принадлежащее кому-то другому), то это лишь потому, что эти высказывания, так сказать, построены из простых элементов, которые понятны сами по себе. Этот важный момент, выпавший из поля зрения современной лингвистики, постоянно подчеркивался в сочинениях великих мыслителей XVII века, таких, как Декарт, Паскаль, Арно и Лейбниц. <...> (1, с. 14)
Мой собственный интерес, направленный на поиски неарбитрарных семантических примитивов, был возбужден посвященной этому сюжету лекцией, прочитанной польским лингвистом Анджеем Богуславским в Варшавском университете в 1965 году. «Золотая мечта» мыслителей XVII века, которая не могла быть реализована в рамках философии и которая была поэтому отвергнута как утопия, может быть реализована, утверждал Богуславский, если к ней подойти с лингвистической, а не с чисто философской точки зрения. Опыт и находки современной лингвистики (как эмпирические, так и теоретические) дали возможность по-новому подойти к проблеме концептуальных примитивов и поставить ее на повестку дня эмпирической науки. (1, с. 15-16)
Лучшие ключи к пониманию того, как мог бы выглядеть список фундаментальных концептов, дает нам исследование языков. В этом смысле у лингвистики есть шанс достичь успеха там, где философское умозрение потерпело фиаско. <...> Существенно, что этот список [перечень фундаментальных человеческих концептов, способных генерировать все остальные концепты. — прим. Ред.] претендует также на то, чтобы быть одновременно перечнем лексических универсалий. <...> (1, с. 16.)
