и действительно было за что, — это был истинный послушник, который никогда, ни в каких случаях, ни в важных, ни в мелочных, ни делом, ни словом, ни даже мыслью не противоречил действиям старца. Его послушание, или лучше сказать вся его монашеская жизнь воочию подтвердила справедливость того ответа, который дал один Афонский старец на вопрос: почему теперь нет старцев? «Оттого, — ответил он, — что теперь не стало истинных послушников». Все великие, как древние, так и современные старцы были в своё время истинными послушниками. Полным отсечением своей воли и разума, вседушным повиновением и искренним всегдашним самоукорением, они достигли блаженного смирения, которое и просветило их сердце благодатью и озарило ум светом разума Христова, отчего и сделались они способными быть наставниками и руководителями других, понимать всякие искушения и душевное неустройство, были опытны во всём и обладали даром рассуждения. Некто из святых отцов (Иоанн Лествичник) сказал: «Не ищи старца прозорливого, но смиренного и опытного». Прозорливость, хотя и присуща почти всем просвященным Духом Божиим, но сама по себе, одна она не служит отличительным признаком святости и высоты духовной. Напротив, одна прозорливость без прочих добродетелей, а особенно без смирения и чистой любви не только не достохвальна, но прямо вредна и пагубна; она служит признаком не просвещения души, а самообольщения, или что иначе называется прелестью. Не всякий предсказывающий будущее есть уже святой. Во времена апостолов была девица прорицающая, однако апостолы сочли нужным изгнать из неё духа-прорицателя. И святой апостол Павел определённо говорит в своём послании к Коринфянам, что можно быть внешним праведником и предсказывать, и знать все тайны, и творить чудеса, но если при этом не иметь необходимого духа любви Христовой, то всё остальное теряет всякую силу и значение. И сколько в истории монашества существует примеров, что великие подвижники и чудотворцы не были ограждены смирением, обольщались своею праведностью и через это погибали. Спрашивали об этом предмете и самого старца Амвросия: «Случается иногда встречаться с человеком, который верно говорит о прошедшем, предсказывает будущее — и сбывается, а между тем за святого его принять трудно, судя по другим сторонам его жизни?» Старец дал такое пояснение: «Верить всем юродивым, блаженным «дурочкам» и т. под. не следует, хотя бы слова их и сбывались, так как не всякое предсказание от Бога. Враг, как дух, знает прошедшее и потому может указывать на разные случаи и даже иногда, ради прельщения, и на некоторые грехи. Будущее же ему не открыто, но, как дух, он также, по некоторым нашим мыслям, разговорам и вообще по некоторым признакам, может кое-что узнать из будущего и внушить предсказателю. Но при этом, добавлял батюшка,
отличительное свойство вражеских предсказаний то, что они всегда бывают мрачные, дурные, всегда сулят одни несчастья и всегда приносят одно смущение в душу. Если предсказывает кто-либо из рабов Божиих по внушению Духа Святого, то хотя и они предупреждают иногда о скорбях, но это сопровождается мирным, покаянным и сокрушенным настроением души».
Почти тот же вопрос задавали впоследствии и старцу Иосифу: «Встречается человек по-видимому прозорливый, а между тем чувствуется в нём что-то не то; как узнать, от Бога ли его прозорливость?» «Узнать таких людей нужно по смирению, — ответил старец. — Потому что враг прозорливость может дать человеку, а смирения никогда не даёт, — оно палит его самого».
Преподобный Амвросий, Богоносный старец Оптинский
Любимый ученик преподобного Амвросия
В последние годы жизни старца Амвросия к нему стало стекаться такое множество приезжих, что все помещения хибарки бывало, как говорится, битком набито. Многие желали поговорить с о. Иосифом, и многих старец сам посылал к нему. Для этих бесед определили небольшую приёмную келью на женской половине, где находилась икона Божией матери «Достойно есть». Но так как в этой келье, по большей части, сидели люди или высокопоставленные, или уважаемые, которых неудобно было выпроваживать, то о. Иосиф, по своей деликатности и скромности, выходил для занятия в сенцы, где зимой было довольно холодно; и хотя он одевался в тёплое, но всё же при его слабом здоровье часто простуживался.
Так в феврале 1888 г. он сильно занемог, но по своему терпению, долго перемогал и понуждал себя. Наконец, болезнь взяла своё, и он слёг. Его торжественно особоровали в келье старца, который был очень опечален его болезнью. Доктор советовал перевезти больного в больницу, но о. Иосифу никак не хотелось в такое тяжелое для него время расставаться со своим аввой — кто же там облегчит его страдания? Кто утешит и ободрит в случае страха смертного? Не придёт туда старец благословить своего ученика на ночной покой… Не желал этого и сам старец; но пришел скитоначальник и настоятельно потребовал перевезти больного в монастырь. Этот переезд в холодное время и в открытых санях ешё более усилил болезнь, и его, едва живого, почти без чувств, принесли в больничную палату.
Келлия старца Иосифа в домике преподобного Амвросия, где он по благословению своего великого аввы исповедывал приходящих
С каждым днём ему становилось всё хуже; надежды не было. Батюшка о. Амвросий был грустен и, конечно, духом и молитвой был неразлучен со своим любимым чадом. В воскресенье 14 февраля, во время поздней обедни, по благословению старца и с разрешения настоятеля, о. Иосифа постригли в схиму. В понедельник к вечеру ему так стало плохо, что прочитали отходную. Вместо болезненных стонов, больной громко испускал молитвенные вздохи, так что присутствующие пришли в трепет, чувствуя, что он находится при кончине.
Старец, не ожидая его выздоровления, разрешил его духовным детям пойти проститься с ним. Приходил его навестить и настоятель. «Ну, что — плохо?» — спросил его в этот раз архимандрит. «Одержали мя болезни смертные», — ответил ему о. Иосиф. «А может быть, и встанешь ещё», — добавил отец настоятель, искренне скорбевший о нём.
После прочтения отходной, о. Иосиф просил ходившего за ним брата пойти к старцу и передать ему, что он просит отпустить его с миром. Когда брат передал старцу Амвросию эту просьбу, то он велел ему идти обратно, и, когда войдёт к больному, сказать про себя: «Свят, свят, свят Господь Саваоф». Брат в точности исполнил приказание старца; и только что он произнёс эти слова, как больной попросил чаю, и с этой минуты ему стало лучше.
После послушник этот, сидя за ширмами, слышал, как о. Иосиф громко произнёс: «Господи, не хотел