они навечно соединились с глубинами Небесной природы Твоей, Боже. Тогда Ты всецело становишься мной, а я теряю это ничтожное самодовольное «я», исчезающее, как дым на ветру, и безмерные пространства бытия Твоего становятся пресвященнейшей Троичностью непостижимой Твоей любви.
ПОСЛЕДНИЕ ВРЕМЕНА
Избравшие мир сей привременный делаются страдальцами его в тревогах, страхах, напастях, болезнях и смертях. Избравшие Царство Небесное становятся святыми мучениками Его ради Христовой любви. И первые пожинают горькие плоды страданий своих ради мира сего: разочарование от неудач, уныние от крушения надежд, тоску по несбывшимся мечтам, отчаяние от крушения всей жизни и, под конец, вселение в пламенеющие бездны. А вторые наслаждаются венцами мученичества ради Христа: чистотой сердца, просвещением ума, благодатным веселием души, зрящей Христа в сокровенной обители внутри себя, восседающего на Престоле славы одесную Отца Небесного в сиянии Святого Духа.
Меркнущее солнце медленно пряталось за скальный гребень Бзыбского хребта, когда я, нагруженный маскировочной сеткой, банкой зеленой краски и продуктами, карабкался по скалам, поднимаясь к милой церквушке Рождества Пресвятой Богородицы. Наконец, переведя дух, я сбросил тяжелый рюкзак и присел на пороге. Удивительно, что в то время все эти переходы вверх и вниз по крутым склонам представлялись мне утомительным и изматывающим трудом, но они же и оздоравливали тело и душу, как это видится ныне. Когда впоследствии, ради постоянного пребывания в молитве, я оставил всякое движение, то ослабело не только тело, но и молитва. Не всегда то, что кажется трудным, является таким и на деле: зачастую все эти трудности являются признаками нашего физического и душевного здоровья. Бог именно поэтому и дает нам преодолевать их, сначала укрепив наше духовное и физическое состояние.
Следующий день выдался жарким, но с белоглавых вершин веял порывами холодный ветер и приятно охлаждал тело. Зеленой краской я разрисовал бревенчатые стены кельи, имитируя хвойные лапы, раскинул по крыше маскировочное покрывало и отошел в сторону полюбоваться сделанной работой. Теперь церковь выглядела издали как большой зеленый камень. Порадовавшись этому эффекту, я вспомнил с признательностью Валеру; благодаря его заботе теперь можно чувствовать себя в безопасности.
Тем временем ветер усилился. Иногда он врывался в открытые окна и дверь и ворошил страницы книги на столике, которую я читал: «Жизнеописание Афонских подвижников благочестия». В этой книге посчастливилось найти много дельных советов для желающих уединенного жития, и я углубился в нее, подчеркивая важные для меня места. Скоро почти все строки оказались подчеркнуты, настолько ценны оказались для меня сведения о монашеской жизни, не подвергнутые редактированию.
Жары в келье не ощущалось, поэтому я разжег печь, чтобы сварить похлебку из чечевицы. Страница за страницей увлекли меня настолько, что я забыл обо всем. Краем уха мне послышалось странное потрескивание. Я осмотрелся: в келье все было в порядке. Этот треск доносился снаружи. Неторопливо я вышел из кельи и обомлел – горела бездымно сеть, которой я укрыл кровлю. Полыхая веселым ярким пламенем, она на глазах превращалась в пепел. Занялся огнем даже желтый пластик.
Как нарочно, в канистре воды находилось всего на донышке, а бежать за водой не позволял пожар. Не раздумывая, я кинулся на крышу и голыми руками принялся гасить пламя, сбивая его, срывая остатки горящей сети с крыши и бросая объятые пламенем клочья вниз, на скалы. Но огонь с жуткой веселостью, словно играя, сильно занялся в другом месте, охватив большую часть крыши. В отчаянии, понимая, что все кончено, я закричал: «Пресвятая Богородица, ведь это Твоя церковь! Помоги мне, погаси пожар!» Гудящие и пляшущие языки пламени стали уменьшаться, словно придавленные невидимой силой, и внезапно исчезли, как будто не было никакого пожара. Лишь обгоревшие куски маскировочной сетки, листы превратившегося в пепел пластика и саднящие обожженные руки свидетельствовали об обратном.
Я упал на колени: «Слава Тебе, Пресвятая Богородица, Заступница наша и Защитница! Если бы не Ты и не Твоя скорая милость, эта церковь сгорела бы дотла! Пусть теперь она стоит без сетки, как есть… Если Ты не сохранишь келью Своим милосердием, как я могу ее уберечь?» Оставшиеся недели прошли спокойно: вертолет не пролетал, и я перестал пристально вглядываться в тревожный горизонт. Ночные дожди смыли остатки обгоревшей сетки, а дыры от сгоревшей кровли я заткнул остатками пластика. Только черные пятна пожарища на крыше безмолвно говорили о минувшей опасности.
В скиту при моем появлении началась суматоха. Навстречу выбежал взволнованный Аркадий, поправляя сползающие на нос очки:
– Батюшка, чудеса! Отец Пимен приехал!
Новость удивила меня:
– Правда? А где он сейчас?
– Беседует с людьми на Псху. Потом сюда собирается! Шишин заехал на лошади и сообщил.
Пока мы наводили в доме и на кухне порядок и чистоту, насколько это было возможно, со двора донесся знакомый зычный голос:
– Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!
– Аминь! Аминь! – ответили мы с послушником в два голоса.
Во дворе начались приветствия: с верхней поляны спустились
