и слышим их вовсе не ушами; все это дело лишь одних мозговых клеток.
Некоторые видения могут быть объективными, внешними, вещественными, другие же – чисто субъективны; в последнем случае являющееся существо может действовать через расстояние на существо видящее, и такое влияние на мозг последнего может произвести внутреннее видение, которое, оставаясь чисто субъективным и внутренним, могло бы показаться внешним, как это бывает в сновидениях, не будучи в то же время простым обманом чувств.
Опыты, произведенные в последнее время относительно явлений внушения, гипнотизма и сомнамбулизма, указывают, кажется, путь если не к объяснению, то, по крайней мере, к рациональному взгляду на некоторые из фактов этой области.
Сущность подобных явлений заключается в том, что здесь мысль одного лица действует на мысль другого. Разумеется, душа не переносится через расстояния и не принимает в действительности человеческого образа; перед тем, кому является видение, нет человеческого существа в одежде, сшитой портным или швеей, закутанного в плащ, в женское платье, в широкое или узкое пальто со всеми принадлежностями мужского или женского одеяния, с тросточкой или зонтиком в руках и т. п. Но, может быть, имеющая явиться душа действует непосредственно на душу другого лица, производя в последнем такое ощущение, что ему кажется, будто он видит, слышит, даже осязает представляющееся ему существо в том самом виде, в каком оно было известно ему раньше.
Как мысль или воспоминание вызывает в нашей душе образы, достигающие большой живости и яркости, так и человек, действующий на другого, может заставить последнего увидеть какой-нибудь субъективный образ, который на мгновение покажется ему вполне реальным.
Занимающиеся гипнотизмом и внушением в настоящее время уже могут по произволу вызывать подобные явления, и хотя такого рода опыты еще только что начались, но полученные результаты уже заслуживают величайшего внимания как с психологической, так и с физиологической точки зрения. Во всех таких случаях не сетчатая оболочка возбуждается внешнею действительностью, а возбуждаются прямо оптические слои мозга действием психической силы. Здесь получает впечатление непосредственно само мыслящее начало, но каким образом – мы этого не знаем.
Таковы наиболее рациональные1, как нам кажется, индуктивные выводы из только что рассмотренных явлений – явлений необъяснимых, но известных с незапамятных времен, потому что примеры их встречаются в истории всех народов с самой глубокой древности, и их трудно было бы отрицать или замалчивать.
Так неужели, возразят нам, в наш век экспериментального метода и положительного знания мы должны допустить, что умирающий или прямо мертвец может иметь с нами общение?
Но что такое мертвец?
Обитаемая нами ныне земля составлена, между прочим, и из этих миллиардов некогда мысливших мозгов, из этих миллиардов некогда живших организмов. Мы попираем ногами наших предков, как по нам будут ходить потом. Все, что жило и мыслило, все лежит теперь в этой сырой земле. Мы не можем сделать ни одного шага на нашей планете, чтобы не наступить на прах мертвых; не можем взять в рот куска, проглотить одного глотка жидкости, не вводя в себя того, что уже было съедено и выпито миллионы раз; не можем дохнуть, не принимая в себя дыхание мертвецов. Составные элементы человеческих тел, взятые из природы, возвратились в нее вновь, и каждый из нас носит в себе атомы, принадлежавшие раньше другим телам.
Что же? Ужели вы думаете, что от всего человечества не осталось ничего более благородного, более высокого и более духовного? Ужели каждый из нас, испуская последний вздох, возвращает природе только эти шестьдесят или восемьдесят килограммов мяса и костей, которые сейчас же разложатся и обратятся в элементы? Ужели оживляющая нас душа не может продолжать своего существования точно так же, как любая из частиц кислорода, азота или железа? Ужели жившие некогда души не могут жить всегда?
Мы не имеем никакого основания утверждать, что человек состоит из одних только материальных элементов и что мыслительная способность есть лишь свойство его организации. Напротив, очень важные причины заставляют нас допустить, что индивидуальную сущность и составляет именно душа, что она-то и управляет материальными частицами, образуя из них живое человеческое тело.
Светлая радость, как будто даже улыбка, появляющаяся на лице только что скончавшегося человека, спокойствие, разливающееся, подобно сиянию счастья, вслед за предсмертными страданиями, – не показывает ли это нам, что в торжественный момент разлуки с телом последнее впечатление души бывает впечатлением света, сознанием освобождения?
Безусловно, неоспорим следующий исторический и научный факт. Во все века, у всех народов, под самыми разнообразными религиозными формами непоколебимо оставалась в глубине сознания идея о бессмертии. Воспитание дало ей лишь тысячи разных форм, но не оно изобрело ее. Эта неискоренимая идея существует сама по себе. Всякое человеческое существо, являясь в мир, приносит с собою в более или менее смутной форме и это внутреннее ощущение, это желание, эту надежду (см. кн. К. Фламмариона: В небесах. – СПб, 1896, с. 122–153).
17. Есть верное предание, что живший в конце XI века парижский доктор Раймунд Диокр, человек ученый, но самовлюбленный, возмечтал о себе до богохульства. В этом состоянии застигнутый смертью, Раймунд, среди своих собратий, которые уже готовились нести его тело в могилу, внезапно встал и произнес: «Justo Dei judicio accusatus sum: я предстою уже пред судом Божиим», – и снова умер. Через несколько времени он снова пробудился от смертного сна и, встав, сказал: «Justo Dei judicio accusatus sum: на праведном суде Божием я истязан», – и опять пал мертвый на свой одр. Наконец встал и в последний раз произнес: «Justo Dei judicio accusatus sum: праведным судом Божиим я уже осужден», – и более не пробуждался к жизни.
Такие поразительные явления расположили Брюна, епископа Гербиполенского, ученика Раймунда, и некоторых из его товарищей удалиться в Шартрскую уединенную дикую пустыню и основать там свое общество, известное под именем Картезианского ордена, с самыми строгими правилами.
Не знаем, как бы отозвалось такое событие в людях рационалистического направления. По крайней мере, нельзя думать, что они были к нему равнодушны; много бы, конечно, оно наделало шуму, много толков, но все это порешили бы тем, «что покойник был крепкой натурой, что эти необычные вспышки догоравшей жизни, троекратно энергически повторившиеся со значительными расстановками времени, были следствием избытка внутренних его сил».
И все остались бы этим довольны и покойны. И многие, чтоб не показаться отсталыми от прогрессистов, выразили бы им свое сочувствие!.. Надо признаться, что от мусора и копоти суемудрого просвещения загробная жизнь так стала для многих темна, как вода в облацех воздушных.
Григорий (Дьяченко), священник. Из области таинственного. – М., 1900.
