который препятствует продвижению на ту сторону. Пациент возвращается в свое тело прежде, чем барьер может быть преодолен. Однако сообщается и о таких случаях, когда умершим пациентам было разрешено пересечь тот «барьер», за которым открывались Небеса или ад. Такие случаи будут описаны ниже.
Как результат этих наблюдений, во мне созрело убеждение, что все факты, опубликованные доктором Раймондом Моуди и доктором Кюблер-Росс и впоследствии докторами Карлис Озис и Эрлендью Гаральдсон в их превосходном сборнике «В час смерти», точно изложены авторами, но не всегда достаточно подробно сообщены пациентами. Я обнаружил, что большая часть неприятных ощущений вскоре отходит глубоко в подсознание пациента, или в подсознательный разум. Эти плохие ощущения кажутся настолько тягостными и тревожными, что изгоняются из сознательной памяти, и либо остаются только приятные ощущения, либо ничего не остается вообще. Были случаи, когда пациенты «умирали» несколько раз от остановки сердца, как только реанимирование прекращалось, и, когда дыхание и деятельность сердца возобновлялись, к ним возвращалось сознание. В таких случаях пациент неоднократно имел внетелесный опыт. Тем не менее, обычно он запоминал только приятные подробности.
Затем я, наконец, понял, что и доктор Кюблер-Росс, и доктор Моуди, и другие психиатры и психологи спрашивали тех пациентов, которых реанимировали другие врачи, причем реанимирование имело место за несколько дней или даже недель до опроса. Насколько мне известно, ни Кюблер-Росс, ни Моуди никогда не занимались реанимацией пациента и даже не имели возможности опросить его сразу на месте происшествия. После многократных расспросов реанимированных мною пациентов меня изумило то открытие, что неприятные ощущения имеют многие. Если бы пациентов можно было опросить немедленно после реанимации, то я уверен, исследователи слышали бы о плохих ощущениях столь же часто, сколько и о хороших. Однако большинство докторов, не желающих показаться верующими, опасаются опрашивать пациентов на тему их посмертного опыта.
Эту идею немедленного опроса еще много лет назад выдвинул знаменитый психолог, доктор У.Г. Майерс, который утверждал:
«Возможно, что мы могли бы многое узнать, расспрашивая умирающих в момент их выхода из некоторых коматозных состояний, так как их память хранит некие грезы или видения, явившиеся в этом состоянии. Если в этот момент действительно испытываются какие-либо ощущения, то их необходимо тотчас же записать, поскольку, вероятно, они будут быстро стираться из супралиминальной (сознательной) памяти больного, даже если сразу после этого он не умирает» (F.W.H. Myers, «Human Personality and Its Survival of Bodili Death» (New York: Avon Books, 1977)).
Приступая к изучению этого явления, я вступил в контакты с другими докторами, которым также сообщались аналогичные сведения о приятных и неприятных ощущениях, так что достаточно сходные случаи можно было сравнить. Одновременно меня начала занимать проблема подобных сообщений, ранее сделанных различными авторами.
Необычные происшествия в наше время
Воспоминания многих моих пациентов поражают тщательным воспроизведением реалий, которые сопутствовали их реанимации: точным перечислением применявшихся процедур, изложением разговора между присутствовавшими в комнате, описанием фасона и цвета одежды на каждом. Подобные события наводят на мысль о духовном существовании вне тела во время затянувшегося бессознательного состояния. Такие коматозные состояния иногда продолжаются в течение нескольких дней.
Одна такая больная была медицинской сестрой. Однажды в госпитале меня попросили осмотреть ее, чтобы проконсультировать по поводу сердца из-за жалоб на периодические грудные боли. В палате была только ее соседка, которая сообщила мне, что больная либо в рентгенотделении, либо все еще находится в ванной комнате. Я постучал в дверь ванной комнаты и, не слыша ответа, повернул ручку, открывая дверь очень медленно, чтобы не смутить того, кто мог бы там оказаться.
Когда дверь открылась, я увидел медсестру, повисшую на крючке для одежды с другой стороны двери ванной комнаты. Она была не слишком высокой, поэтому легко повернулась вместе с открытой дверью. Женщина висела на крючке, подцепленная за мягкий воротничок, которым пользуются для растяжения шейных позвонков. Очевидно, она обвязала этот воротничок вокруг шеи и затем конец его прикрепила к крючку и стала постепенно сгибать колени, пока не наступило бессознательное состояние. Но удушение или шок – именно постепенная потеря сознания. Чем более глубоким становился обморок, тем больше она опускалась. В момент смерти ее лицо, язык и глаза выдались вперед. Лицо приобрело темный, голубоватый оттенок. Остальные части ее тела были смертельно бледны. Из-за остановки дыхания она вся вытянулась.
Я быстро снял ее с крючка и положил во весь рост на пол. Ее зрачки были расширены, пульс у шеи не прощупывался, и ударов сердца не чувствовалось. Я приступил к закрытому массажу сердца, в то время как ее соседка побежала вниз звать на помощь обслуживающий персонал.
Кислород и дыхательная маска были заменены искусственным дыханием изо рта в рот. ЭКГ показывала прямую линию, «мертвую точку». Электрошок уже не поможет. Доза бикарбоната натрия и эпинефрина для внутривенного вливания была сразу же удвоена, тогда как ко флакону для внутривенных вливаний были доставлены другие медикаменты. Была установлена капельница для поддержания кровяного давления и устранения шока.
Затем она была отправлена на носилках в блок интенсивной терапии, где четыре дня пробыла в коматозном состоянии. Расширение зрачков указывало на повреждение мозга из-за недостаточного кровообращения во время остановки сердца. Однако неожиданно, через несколько часов, ее кровяное давление начало нормализоваться. Вместе с восстановлением кровообращения началось мочевыделение. Однако говорить она смогла только через несколько дней. В конце концов все функции организма восстановились, и несколькими месяцами позже больная вернулась к работе.
До сего времени она верит, что причиной патологического удлинения ее шеи было нечто вроде автомобильной катастрофы. Несмотря на то, что она поступила в госпиталь в депрессивном состоянии, теперь она выздоровела без остаточных явлений подавленности или тяги к самоубийству – вероятно, сглаженных длительным нарушением кровоснабжения мозга.
Примерно на второй день после выхода из комы я спросил ее, помнит ли она из всего случившегося хотя бы что-нибудь. Она сказала: «О да, я помню, как вы занимались со мной. Вы сбросили ваш коричневый пиджак в клетку, затем ослабили галстук, я помню, что он был белого цвета и на нем коричневые полосы. Сестра, которая пришла помочь вам, казалась такой встревоженной! Я пробовала сказать ей, что со мной все в порядке. Вы попросили ее принести амбулаторную сумку, а также катетер для внутривенных инъекций. Затем вошли двое мужчин с носилками. Все это я помню».
Она запомнила меня – а ведь была в глубокой коме как раз в это время и оставалась в этом состоянии четыре следующих дня! В то время как я снимал свой коричневый пиджак, в комнате были
