Луис Ривера - К западу от смерти

На исходе зимы я понял, что проиграл. Совсем недавно у меня еще были сомнения на этот счет. Но последние дожди смыли их, как смыли грязь и копоть с окон в моей квартире. Теперь сомнений не было: я снова потерпел поражение. Этот год стал точным повторением всех предыдущих лет моей жизни. Он был, словно чистый лист бумаги, который достали из стола, чтобы написать на нем хороший рассказ, но вместо этого испачкали бессмысленными каракулями, а потом скомкали и выбросили в корзину для бумаг. Там уже лежало тридцать два таких никчемных листка… Круг замкнулся. Я вернулся туда, откуда начал. Настало время доставать новый лист из пачки. Делать это не хотелось.

Солнце лениво садилось в свинцовый океан. Берег был пуст — желающих гулять в такую погоду не нашлось. Я сидел на конце длинного мола, свесив ноги и прихлебывая безалкогольное пиво из банки. Высокие волны касались моих подошв.

Сегодня был странный день. Мне следовало веселиться и задувать свечи на праздничном пироге. А я похоронил друга. Потом сидел один на берегу, ежась от пронизывающего ветра. Пиво было безвкусным, океан — неприветливым, смерть друга — нелепой. Все в этой Вселенной казалось мне несуразным. Когда из твоей жизни уходит человек, вместе с ним исчезает частичка тебя самого. Это ни хорошо и ни плохо. Просто так есть, и нужно научиться с этим жить. Но когда ты научишься, от тебя уйдет время…

Пустая банка плюхнулась в воду и запрыгала в волнах. Пора было ехать домой. Машина, оставленная на обочине мокрого шоссе, напоминала единственный зуб во рту старика…

Дома я долго стоял под горячим душем. В голове не было ни одной мысли. Смерть друга и собственный день рождения теперь казались чем-то бесконечно далеким. Словно я прочитал обо всем этом в книге… Не очень умной и не очень интересной книге.

Я сварил кофе. Нужно было прослушать автоответчик, но вместо этого я подошел к окну, за которым сгущались сумерки, и стал смотреть, как загораются огни города. Я подумал, что сегодня одним огоньком будет меньше. Но город не обратит на это никакого внимания.

Это чудовище из бетона, стекла, пластика, тысяч километров проводов и трубопроводов, тонн мусора и нечистот уже давно обрело собственную душу. Теперь оно смотрит на людей не как на своих создателей, а как на своих рабов. Что ему смерть одного раба? Завтра миллионы таких невольников, выпив рано утром кофе и съев пару тостов, наденут белые рубашки и галстуки, рабочие комбинезоны или униформу и отправятся приносить в жертву этому монстру часы единственной жизни. А вместе с этими часами они безропотно отдадут и свои души. Оно выпьет их до дна, а потом выбросит пустые оболочки на свалку, занимающую тысячи гектаров. И так поколение за поколением… Люди лишь материал и рабочая сила. Сила, без которой город не может жить. Пока.

Та еще жизнь!

Я выплеснул остатки кофе в раковину и прошел в комнату. Там было темно. Эта темнота заставила меня вспомнить о мертвом друге.

Последний раз мы виделись за неделю до его смерти. Он пришел поздно вечером. Мне показалось, что он сильно болен, — его трясло как в лихорадке. Он попросил не включать свет, и мы говорили в темноте. Я слышал его хриплое прерывистое дыхание и то, как он хрустит суставами пальцев. У него была такая манера — нервничая, он принимался выламывать себе пальцы. От этого хруста у меня по спине всегда бежали мурашки.

— Я хочу попросить тебя об одном одолжении, — сказал он. — Пусть это полежит пока у тебя.

Он протянул в темноте какой-то сверток. На ощупь это была увесистая папка, завернутая в газету.

— Что это? — спросил я на всякий случай.

— Рукопись. Спрячь ее подальше.

— Что за рукопись?

— Будущая книга, — он хмыкнул.

— Твоя?

— Нет.

— Ты уверен, что стоит доверять кому-то…

— Уверен, — оборвал он меня. — Еще как уверен… Я не могу тебе всего рассказать. Вернее, могу, но ты этому не поверишь. Скажешь, что я рехнулся… Да и ни к чему тебе это.

— Хочешь кофе?

— Нет.

Он закурил. Огонек зажигалки на секунду осветил его лицо. Оно больше походило на череп… Прикуривающий череп.

— Ты скверно выглядишь… Что с тобой? — спросил я.

— Неважно… Знаешь, ничто не меняется так быстро, как значение для тебя тех или иных вещей… Вчера это было важнее самой жизни, а сегодня не стоит и пачки сигарет. Глупо что-либо ценить. Очень глупо…

— О чем ты?

— Долго объяснять.

— Я никуда не спешу.

— Зато я спешу, — резко сказал он. — Я спешу!

Он немного помолчал. Потом продолжил уже спокойно:

— Извини… Лучше не будем об этом. Просто спрячь рукопись. Ненадолго… Скоро я ее заберу. Только… Не читай ее без меня, ладно?

— Почему нужно ее прятать?

Он промолчал.

— Уж не украл ли ты ее часом? — я попытался пошутить.

Он рассмеялся. Веселья в его смехе было не больше, чем оптимизма в покойнике.

Тогда он ничего больше не сказал.

А через неделю повесился у себя дома на дверной ручке. Знатоки утверждают, что такой способ самоубийства требует железной решимости. Смерть наступает от удушья, и человек может мучиться минут десять, оставаясь в сознании, но тело уже не слушается, наступает паралич… Ничего более жуткого я себе представить не могу. Уверен, он знал, на что идет. В его духе было сначала детально изучить все возможные способы, а уже потом принять решение. Он всегда был очень основательным…

Нашли его только через два дня, когда трупный запах студенистой медузой выполз на лестничную площадку. Соседка, старая толстая метиска, заподозрила неладное и позвонила в полицию.

Я лежал на диване и таращился в темноту. Перед глазами стояла одна и та же картина: он, с выпученными глазами и распухшим, почерневшим языком, вывалившимся изо рта, сидит, привалившись спиной к двери… Тонкая веревка глубоко врезалась в зеленоватую, с багровыми подтеками, шею…

Не знаю, как на самом деле выглядят повешенные после двух дней, проведенных в теплой квартире. Может, я что-то и упустил. Но и без этого картина получилась такой, что мне захотелось выпить.

Я налил апельсинового сока и разбавил его водой. Сел в кресло у окна. Наверное, в его смерти был отчасти виноват и я. В этом городе у него никого, кроме меня не было. Вполне возможно, что он рассчитывал на мою помощь. Я же, как обычно, был слишком занят собой. Скорее всего, он, когда приходил сюда с просьбой спрятать рукопись, на что-то надеялся. Но сказать напрямую не решился… А может, он уже тогда принял решение. И я все равно ничего не смог бы изменить.

Впрочем, что толку об этом думать? Уже ничего не исправить. Как не исправить ни одной ошибки, которые я совершил за эти годы. Никогда не верил людям, которые утверждают, что не стали бы ничего менять в своей жизни, будь у них такая возможность. По-моему, это просто страх. У прошлого беспощадные глаза и жестокий оскал. Смотреть ему в лицо без содрогания может не каждый. Смотреть — не просто рассеянно скользнуть взглядом, обернувшись на ходу, а именно вглядеться, не упуская ни малейшей детали…

Он умел это делать. Теперь он мертв. И не сможет больше совершить ни единой ошибки. Не такая уж плохая награда за несколько минут мучений. Но слишком суровое наказание за годы, прожитые не так, как должно…

Я вышел на кухню и налил себе еще сока. По пути нажал на кнопку автоответчика.

«Привет! Извини, что не позвонила раньше — сумасшедший день. Поздравляю тебя! Не пей слишком много и перезвони, когда придешь домой. Рассчитываю провести выходные с тобой. Пока!»

«Привет, старик! Принимай поздравления! Шеф просил передать, что на работу можешь выйти в начале следующей недели. Так что отдохни и повеселись за всех нас! Да, чуть не забыл: если поблизости окажется слишком много симпатичных кошечек — дай знать! Пока!»

Попивая сок, я дослушал пленку до конца. Дежурные поздравления, напоминание о необходимости внести плату за квартиру и просьба зайти к следователю, который занимается смертью моего друга. Последнее сообщение мне понравилось меньше всего. Какое расследование? Зачем? При нем нашли записку… Всем с самого начала было понятно, что это самоубийство.

Я зажег свет в комнате. Стало не так мрачно. Включил тихую музыку и принялся выхаживать по комнате, время от времени прихлебывая сок. Гнетущее чувство, которое преследовало меня весь день, постепенно исчезало. Перезванивать я никому не стал. Девушка не обидится и скучать не будет. Найдет кого-нибудь на эти выходные. А мне лучше побыть одному. Друга теряешь не каждый день. К чувству потери трудно привыкнуть…