Ознакомительная версия.
Екатерина Гусейнова
Хрустальное сердце
Посвящается моим любимым сыновьям Алексею и Марку
Во многих охладеет любовь, претерпевший же до конца спасется.
(Матф. 24:12–13)
Это не просто фантастический роман — в нем есть нечто большее. Люди, живущие на Земле, определяют своё место в Вечности, пытаясь или не пытаясь прожить свою жизнь по законам веры, надежды и безусловной любви. Описание ада основано на реальном свидетельстве Владимира Илюхина, пастора Волгоградской церкви, прошедшего через клиническую смерть и посвятившего после этого свою жизнь служению Господу.
Все цитаты из Священного Писания приводятся по синодальному переводу Библии.
Эдуард Альбертович в изнеможении лежал на кровати, откинувшись на подушки. Белки его глаз покраснели и воспалились от полопавшихся сосудов, став похожими на кровавое решето. Зрачки уже бессмысленно смотрели куда-то вперед, вдаль, туда, куда невозможно заглянуть в реальной жизни. Несмотря на то что силы практически оставили его, он словно что-то осмысливал в эти предсмертные минуты: лицо становилось ясным, морщинки на лбу разглаживались, на губах появилась едва заметная улыбка. Старик ликовал, он не боялся смерти, будто нашел лекарство против нее.
Поначалу Эдуард Альбертович сам не мог поверить в то, что он увидел в своем воображении, а может, и реальном видении. Только сейчас, когда его сердце, сохранившее теплоту и любовь тех давно уже забытых дней, вот-вот уже готово было остановиться, он осознал до конца всю значимость своего гениального открытия. Он верил и надеялся, что оно возродит погибающий мир, вдохнет в него новую силу жизни, любви, красоты и благодати. Его сухие руки дрожали от возбуждения и счастья, так стремительно нахлынувшего на него. Это, еще никому неведомое, поглотило Эдуарда Альбертовича настолько, что былые силы вернулись в его изнеможенное тело, каждая клеточка организма восстала против смерти, сердце заколотилось в груди, а душа наполнилась необъяснимыми чувствами, в которых трудно было разобраться. Мысли Эдуарда Альбертовича стали четкими.
Артур около часа наблюдал за переменами, происходящими с дедом — единственной нитью, связывающей его с далеким и удивительным прошлым. Было горько навсегда расставаться с мечтами Эдуарда Альбертовича. Артур с раннего детства восхищался увлекательными рассказами деда, он мог слушать его часами, и сны Артуру потом снились не такие, как всем. Он видел лазурное небо, изумрудную траву, он слышал сказочное пение птиц и вдыхал неповторимый аромат природы. Артур до сир пор не верил, что когда-то, не так уж давно, эта диковинная красота окружала людей.
Именно поэтому Артур был привязан к деду намного сильнее, нежели его родной брат Денис, который не был фантазером, любящим созерцать, но всегда был реалистом и практиком. Денис, также как и брат, любил деда, но только по-своему. Его привязанность скорее была не на уровне сердца и каких-то глубоких чувственных переживаний, а больше на физическом и бытовом уровне.
Денис ходил по комнате, он волновался за Эдуарда Альбертовича не меньше, ему также было больно и тяжело расставаться с ним.
Дед многому научил своих внуков, он был им вместо отца и матери. Для обоих Эдуард Альбертович был частью их самих, что понималось только теперь. Дед вложил в них всю душу, он по крупицам учил их истинным ценностям, тщательно отбирая эти самые крупицы, оставляя только светлые и теплые, мягкие и, когда было необходимо, твердые. Время шло, и жизнь этих трех человек сосредоточилась в маленьком мирке, защищенном от внешнего «холодного» и «бездушного» мира стеной любви, ласки, доброты и внимания.
Эдуард Альбертович уже практически не говорил, его сухие потрескавшиеся губы лишь изредка шевелились, когда он просил пить. Однако вся его мимика и выражение глаз словно кричали о том, что это не последние мгновения его жизни. Наблюдая, Артур не мог поверить в то, что происходило на его глазах, как будто время стало отсчитывать минуты в обратную сторону.
— Денис, это просто немыслимо. Иди скорее. Смотри, наш дед на самом деле умеет творить чудеса, — Артур нежно прикоснулся ладонью к щеке деда.
— Всё прошло, ты жив, смерть забирает лишь слабых и безвольных, разочаровавшихся в жизни людей. Мы будем жить, как и прежде, даже еще лучше, — медленно говорил Денис деду, садясь рядом с братом. Оба затаили дыхание и ждали объяснения этого исцеления.
Эдуард Альбертович тихо плакал. Братья думали, что от радости выздоровления, но Эдуард Альбертович знал, что оно продлится недолго, поломанные часы жизни отсчитывали последние минуты. Эдуард Альбертович должен был успеть рассказать всё. Он плакал от счастья осознания того, что скоро, очень скоро все люди, весь мир тоже будут счастливы, что появится новая сила настоящей давно забытой жизни, мир пробудится после долгого сна пустоты и серости, а любовь, это неизведанное для всех этих людей чувство, стремительно ворвется в их жизни. Час пробил, и душа продиктовала завещанье.
* * *
После смерти многие люди недоумевали, почему они попадали в странное пустынное место, а не проходили через туннель, который ослеплял и очаровывал своей белизной и о котором так часто на Земле рассказывали пережившие клиническую смерть люди. Глядя вокруг, нельзя было рассмотреть что-то на далеком расстоянии, словно зрение было ограничено. Всё, что можно было увидеть в этом безлюдном месте, — это странный особняк гигантских размеров, находившийся прямо напротив человека, попадающего в это непонятное место.
Размеры особняка были настолько велики, что полностью охватить его взглядом было невозможно. Вход в особняк отсутствовал, так как все стены имели многочисленные бесформенные отверстия разных размеров. Стены плавно расширялись кверху, и, казалось, не имели крыши, а уходили куда-то ввысь, где за темными облаками и кронами высохших и обугленных деревьев-гигантов их уже нельзя было рассмотреть. Вокруг особняка стояли многочисленные железные лестницы с изогнутыми, обшарпанными перекладинами и торчавшими в разные стороны острыми, ржавыми прутьями. С их помощью можно было достигнуть любого отверстия-окна. Идти больше было некуда: буквально через пять метров от стен особняка-гиганта по всему периметру начинался крутой обрыв, дно которого также было невозможно разглядеть из-за темноты.
Люди, наделенные на Земле жаждой знаний и любопытством, наверняка не все пожелали бы сразу попасть в особняк: некоторые остались бы сидеть у стен, другие начали бы исследовать местность. Однако странным оказывался тот факт, что на какое-то время все они теряли контроль над своим разумом и движением. Какая-то невидимая сила удерживала их на одном месте. После нескольких минут такого ожидания эта же невидимая сила заставляла их обратить свой взгляд на небо. От увиденного люди теряли дар речи: прямо на темном небе появлялись громадные буквы, словно написанные золотой искрящейся краской; буквы образовывали слова, а слова — целые предложения. Многие сразу узнавали цитаты из Библии, некоторые же нет. Но зато каждый теперь точно знал, что это пока еще не Рай и не Ад, а Чистилище, а впереди — Судный День.
По прошествии какого-то времени люди приходили в себя от внезапной боли на ладони правой руки. Когда они подносили руку к лицу, чтобы посмотреть, что случилось, то снова теряли дар речи, теперь уже оттого что увиденные на небе фразы перемещались на руку, которая напоминала монитор с бегущей строкой. Каждый человек, получивший подобный знак на ладони, без слов, в конце концов интуитивно понимал, что это — цитата из Библии о том, как надо было поступать на Земле. Это означало, что написанная на ладони заповедь при жизни не исполнялась. Создатель давал каждому человеку возможность поразмышлять над своей жизнью и о своих грехах, которые не позволили ему миновать этого места.
После пережитых впечатлений эта же невидимая сила позволяла человеку идти только по направлению к отверстиям особняка-гиганта. Если движением кто-то всё еще управлял, то эмоциональные ощущения снова были подвластны людям. Некоторые воспринимали случившееся спокойно, но большинство испытывало чувство панического страха. Люди начинали метаться и карабкаться по лестницам, приставленным к отверстиям, на стену особняка. Обеспеченные и имеющие общественное признание земляне предпочитали взбираться как можно выше, в надежде, что наверху будет более уютно и спокойно. Привыкшие жить на высоте стремились ввысь. Те же, которые на Земле были обычными рядовыми среднестатистическими жителями, наверх не стремились, а искали такое отверстие, к которому удобнее было подступить и через которое можно было бы беспрепятственно проникнуть вовнутрь.
Ознакомительная версия.