Хотя мы и не верим в «Господа и ангелов» (во всяком случае, не в том смысле, который вкладывают в эти понятия Сведенборг и его последователи), тем не менее мы восхищены этими чувствами и полностью разделяем взгляды вышеупомянутого священника.
Высокое развитие интеллектуальных способностей не предполагает духовную или истинную жизнь. Присутствие в одном из высокоразвитых людей интеллектуальной души (пятого принципа, или манаса) вполне совместимо с отсутствием буддхи, или духовной души. Хотя первая и возникает из последней и развивается под ее благотворными и живительными лучами, она может навсегда остаться прямым последователем земных, низших принципов, неспособной к духовному восприятию; великолепной, роскошной гробницей, полной сухих костей и разложившейся плоти внутри. Многие из наших величайших ученых являются лишь живыми трупами – они не обладают духовным зрением, потому что их дух покинул их, или, скорее, не смог пробиться к ним. Таким образом, мы могли бы пройти через все века, проверить все профессии, взвесить все человеческие достижения и исследовать все общественные формы, и мы везде бы обнаружили этих духовных мертвецов.
Хотя сам Аристотель, предвосхищая представления современных физиологов, рассматривал человеческий разум как материальную субстанцию и высмеивал гилозоистов, тем не менее он, безусловно, верил в существование «двойной» души, или слияние души с духом, как это можно увидеть в его «Метафизике» (Кн. II). Он смеялся над Стратоном, верящим, что любые частицы материи, per se [сами по себе] могут содержать в себе жизнь и интеллект, достаточные для того, чтобы сформировать такой разнообразный мир, как наш.[31] Аристотель обязан высоким основам морали своей «Никомаховской этики» тщательному изучению «Этических фрагментов» Пифагора; ибо в последних может быть легко найден источник, из которого произросли его идеи, хотя он мог и не присягать «основателю тетрады».[32] Но, поистине, наши люди науки не знают ничего определенного об Аристотеле. Его философия столь трудна для понимания, что он постоянно предоставляет читателям с помощью воображения восполнять недостающие звенья в своих логических выводах. Кроме того, мы знаем, что всегда перед тем, как его труды достигали ученых, которые восхищались его аргументами (на их взгляд, атеистическими) в поддержку учения о судьбе, они проходили через слишком многие руки, чтобы остаться незапятнанными. От Теофраста, его наследника, они перешли к Нелею, наследник которого оставил их разрушаться в подземной пещере почти на 150 лет; после этого, как мы знаем, эти манускрипты были скопированы и сильно дополнены Апелликоном из Теоса, который восполнил те параграфы, которые стали неразборчивыми, при помощи своих собственных предположений, многие из которых, вероятно, были извлечены им из глубин своего собственного сознания. Наши ученые девятнадцатого столетия могли бы получить большую пользу благодаря примеру Аристотеля, если бы они пожелали подражать ему на практике, поскольку они могли бы включить его индуктивный метод и материалистические теории в учение платоников. Мы призываем их собирать факты столь же тщательно, как это делал он, вместо того, чтобы отрицать те из них, о которых они ничего не знают.
То, что мы говорили здесь и в других местах о различиях «духов» и других невидимых существ, развивающихся в астральном свете, и то, что мы имеем ввиду, говоря о медиумах и тенденциях медиумазма, – все это основывается не на предположениях, но на реальном опыте и наблюдении. Едва ли существует хотя бы одна фаза медиумазма, один его вид, пример которого мы бы не видели за последние тридцать пять лет в различных странах. Индия, Тибет, Борнео, Сиам, Египет, Малая Азия, Америка (Северная и Южная) и другие страны света – каждая из них показала нам свойственные ей виды медиумистических феноменов и магических сил. Наш разнообразный опыт полностью подтвердил учения наших Учителей и «Тайной Доктрины» и научил нас двум важным истинам, а именно, – тому, что для «медиумических» упражнений совершенно необходимы личная чистота и тренированная и неукротимая сила воли; и что спиритуалисты никогда не могут убедить себя в истинности медиумистических проявлений, хотя они и происходят на свету и в таких разумно проверенных условиях, при которых любая попытка обмана была бы немедленно обнаружена.
Боясь быть непонятыми, мы бы отметили, что хотя, как правило, физические феномены создаются природными духами, их собственным движением и с помощью элементариев, все же подлинные бестелесные человеческие духи могут в исключительных обстоятельствах – таких как стремление чистого, любящего сердца, или под влиянием напряженных мыслей или неудовлетворенного желания в момент смерти – проявить свое присутствие либо во сне, либо наяву, или даже вызвать свое объективное появление вскоре после физической смерти. Мы опасаемся, что точное описание этого может быть создано лишь рукой «духа», причем медиум оказывается под влиянием процесса столь же непонятного ему самому, сколь и современные спиритуалисты. Но что мы утверждаем и должны будем утверждать всегда, так это то, что подлинный человеческий дух не может материализоваться, то есть облечь свою монаду в вещественную форму. Даже в том, что касается всего остального, должно существовать могучее притяжение, в действительности извлекающее чистый бестелесный дух из его лучистого девачанского состояния – его дома – в загрязненную атмосферу, из которой он освободился, покинув свое земное тело.
Тогда, когда возможная природа разумных проявлений, которые, как верит наука, являются «психическими силами», а для спиритуалистов – «духами мертвых», станет более известной, академики и верующие обратятся за информацией к древним философам. Они могут в своей неукротимой гордыне, которая столь часто становится упрямством и высокомерием, поступать так, как это сделал д-р Шарко из Сальпетриерского госпиталя в Париже: годами отрицать существование месмеризма и его феноменов, и признавать и проповедовать его в публичных лекциях, только под общепринятым названием – «гипнотизм».
Мы находили в спиритуалистических журналах многие примеры того, как наблюдались призраки умерших любимых собак и других животных. Поэтому, согласно таким спиритуалистическим доказательствам, мы должны думать, что такие «духи» животных могут появляться, хотя мы и оставляем за собой право соглашаться с древними, что эти формы являются проделками элементалов. Невзирая на какие-либо доказательства и неправдоподобие, спиритуалисты, тем не менее, будут утверждать, что это работа «духов» бестелесных человеческих существ, и даже в случае «материализации» животных. Мы не будем проверять с их разрешения pro и con [за и против] этих спорных вопросов. Вообразим на мгновение бестелесного разумного орангутанга или какую-либо африканскую человекообразную обезьяну, лишенных физического тела и обладающих астральным, если не бессмертным телом. Если открыть дверь для сообщения между земным и духовным миром, что же помешает обезьяне создавать такие же физические феномены, какие, как она видит, создают человеческие духи? И почему они не могут превзойти в мудрости и изобретательности многих из тех, кто был свидетелем в спиритуалистических кружках? Пусть на это ответят спиритуалисты. Орангутанг с Борнео стоит по развитию разума не намного ниже, чем дикарь. М-р Уоллес и другие известные натуралисты предоставили примеры их удивительной проницательности, хотя по объему мозга они и находятся ниже даже самого малоразвитого дикаря. Этим приматам недостает лишь речи, чтобы быть людьми, стоящими на низшем уровне развития. Часовые, поставленные обезьянами; спальные помещения, выбранные и построенные орангутангами; их предвидение опасности и вычисления, которые выглядят чем-то большим, нежели инстинкт; их выбор вожака, которому они подчиняются; и использование многих способностей, которые дают им право находиться по крайней мере на одном уровне с многими из плоскоголовых австралийцев. М-р Уоллес говорит: «Ментальные потребности дикарей и проявляемые ими в действительности способности не намного выше, чем у этих животных».
Люди предполагают, что в другом мире не могут существовать человекообразные обезьяны, потому что они не имеют «души». Но обезьяны оказываются столь же разумными, как некоторые люди; почему же тогда эти люди, ни в чем не превосходящие обезьян, должны иметь бессмертный дух, а обезьяны нет? Материалист ответит, что ни те, ни другие не обладают духом, но все они претерпевают уничтожение при физической смерти. Но духовные философы всех времен были согласны, что человек занимает ступеньку выше, чем животное (будь он самым необразованным из дикарей или мудрейшим из философов), и обладает чем-то, чего недостает последнему. Древние, как мы видели, учили, что если человек является семеричной троицей, состоящей из тела, астрального духа и бессмертной души, то животное только двоично – то есть имеет лишь пять вместо семи принципов, обладает физическим телом с его астральным телом и жизненным принципом, и животной душой с оживляющим его носителем. Ученые могут не замечать разницы между элементами, составляющими тела людей и животных; и каббалисты согласны с ними, поскольку говорят, что астральные тела (или, как бы назвали их физики, «жизненные принципы») животных и людей идентичны по своей сути. Физический человек представляет собой лишь высшее развитие животной жизни. Если, как говорят нам ученые, даже мысль является материальной, и каждое ощущение боли или удовольствия, каждое мимолетное желание сопровождается волнением эфира; и такие смелые мыслители, как авторы «Невидимой вселенной» верят, что мысль следует рассматривать «воздействующей на вещество другой вселенной одновременно с веществом этой»; почему же тогда не может грубая животная мысль орангутанга или собаки, запечатляющая себя на эфирных волнах астрального света так же, как и человеческая, обеспечить животному продолжение жизни после смерти, или «будущее состояние»?
