У. Б. Йейтс писал, что со времен Возрождения писания европейских святых, какими бы близкими нам по духу ни были их метафоры и образ мыслей, утратили свою привлекательность. Как далеко ушла высокомерная культура, взращенная на интеллектуальной литературе, от воображения широких масс? Да и сами массы – неужели сегодня они тесно связаны кожаными ремешками видеопримадонн? Мне хотелось отстраниться от всего этого. Я искал встречи с настоящими святыми, но не через ортодоксальные каноны, не через призму интеллектуального постижения чудесного. Напротив, мне хотелось хотя бы мельком взглянуть на эту абсолютную чистоту, которая проявляла себя через тех, кто все еще верил в нее.
Недавно скошенные поля Северной Фландрии выглядели сейчас так же, как и пятьсот лет назад во времена святого Колета. Кубические скирды сена лежали на равном расстоянии друг от друга. Туман постепенно рассеивался, а воздух наполнялся пением птиц. Поля пропитались запахами навоза и свежего сена, и солнце, только начинающее свой новый дневной цикл, медленно пробуждало этот тонкий аромат, приглашая его соединиться с еще прохладным, свежим утренним воздухом. Деревня была чистой и незатейливой с виду, по ее окрестностям эхом разносился негромкий звон колоколов и лай собак. Люди напоминали миниатюрные изображения с картин великих художников. Эти места сохранили былое очарование.
«Святой Колет, я сижу в твоей часовне – часовне, которая однажды запечатлела твое появление в этом мире. Ты вырос в этой тихой обители, но вскоре тебя подхватили вихри схизмы[16]. Посреди деревни все еще стоит великая церковь Святого Петра, некогда мощный оплот религии. Во времена твоей жизни ее епископы и прелаты подчинялись Папе Авиньонскому.
Будучи молодым, ты вступал во множество религиозных орденов, но ни один из них не смог утолить твою жажду истины. Ты искал великую причину, способную объединить расколовшийся мир христианства. Вскоре ты ушел от мира и на многие годы уединился в маленькой келье, расположенной в стенах Нотр-Дам де Корби, ни о чем не беспокоясь и ни в чем не нуждаясь. Здесь ты молился, искупал вину за прегрешения, искал руководящей помощи Святого Духа. Именно здесь в видении явился тебе святой Франциск Ассизский и возложил на тебя миссию – возродить священный порядок в Ордене Святой Клары.
Ты трудился с таким усердием, что даже церковные власти решили протянуть тебе руку помощи, и ты путешествовал по этим землям, основывая новые ордена и реформируя старые. Слава о тебе распространилась по всей земле. Многие слышали о твоих духовных дарованиях, об экстатических видениях; многие искали встречи с тобой, чтобы исцелиться и получить духовные наставления. Среди этих людей был пылкий доминиканский священник по имени Винсент Феррер, вдохновивший тысячи сердец, но сам терзавшийся муками по поводу схизмы. В твоем обществе он нашел успокоение, а после оставил свой крест и отдался в твои руки, из уст твоих узнав о том, что дни его на этой земле сочтены. Говорят, что в день твоей смерти раскол был преодолен… И вот, я сижу здесь, святой Колет, ощущая ауру твоей святости. Я молюсь и жду часа, когда все души объединятся во Христе, когда все мы достигнем внутреннего единства, которого смог достичь ты».
В этой маленькой церкви, стоящей посреди небольшого городка Корби, можно явственно ощутить приглашение к смерти. И все же она казалась такой далекой, такой чистой, хоть и чувствовалось ее легкое прикосновение. Но намерение ее было властным и незыблемым, словно молчание соборного камня.
Жанна д′Арк
Современное заостренное распятие возвышается сегодня на том самом месте, где была предана огню Жанна д′Арк. Одну из сторон площади занимает здание церкви, выполненное в ультрасовременном стиле – длинные стены с уклоном, просевшие полы, сделанные из дерева лучи. Вокруг этого памятника раскинулся крытый рынок. На этом едва замощенном участке земли все выглядит очень чистым и новым. Продавцы торгуют виноградом, орехами, оливками и другими плодами лета.
Святая Жанна в детстве слышала голоса святых Михаила, Маргариты и Катерины. Она доверилась этим голосам и следовала за ними. А когда начали происходить чудеса, и другие последовали за ней. Некоторые утверждают, что голоса смолкли, когда миссия ее пришла к завершению. Бургундцы и англичане, тем не менее, думают иначе. Согласно апостольскому учению, она была еретичкой, поскольку прямые указания Господа возможно получить только через Церковь. Пока пламя поглощало ее тело, Жанна крепко сжимала в руках распятие и смотрела в небо…
Рыночная площадь очаровывает удивительной многомерностью ее восприятия, и здесь нетрудно забыть об опасностях пути. В прошлые времена любого, кто слышал голоса, могли посчитать ведьмой, чернокнижником и еретиком. Сегодня таких людей считают психически больными или, в лучшем случае, людьми с раздутым эго.
Мне вспомнился друг, который с самого детства был убежден в том, что он – один из двенадцати апостолов. С годами его уверенность в этом только крепла, получая подтверждения в виде знаков и видений. Однажды у него появился новый друг, который тоже считал себя одним из апостолов, причем тем же самым. Что же случилось? Пришлось ли слабейшему сменить свою роль? Разрушилась ли система верований?
Даже если чья-то внутренняя мифология находит подтверждение во внешнем мире, что происходит с внутренней жизнью? Может ли душа укрыться от сомнений? Говорят, что в самый последний момент Жанна дрогнула. Может, ее собственный голос обманывал ее? Может, законы Церкви действительно были проявлением доброго намерения соблюдать границы здравомыслия в рамках общества? Кто знает, может, все эти статуи, воздвигнутые святым, – всего лишь продолжение языческого идолопоклонства. Или они – памятник жалящей совести мира, который всегда со страхом взирал на тех, кто бескомпромиссно следует своему пути? Наверно, в каждом из этих предположений есть доля правды. Скорее даже, это способ раскрыть новую сторону души, которой суждено жить во славе, к сожалению, отвергнутой этим миром. Сегодняшний консенсус по поводу здравомыслия стоит на пороге термоядерной войны. Острие распятия устремлено в неизвестность.
Сквозь серое небо, зависшее над Лизьё широким льняным полотном, струился несильный дождь. Этот город – убежище святой Терезы, цветка Господня. В воздухе веяло некой серьезностью. На вершине пологого холма виднелся ряд церквей, памятников и музеев. В самом же городе было множество мест, которые прежде благословила своим присутствием Тереза, а теперь туда стремятся паломники. В магазинах и лавках полно всевозможных картинок, амулетов, статуэток и фотоальбомов. Каждые двадцать минут на вокзал прибывает поезд, из которого выходит очередная партия туристов и паломников.
Стараясь не слушать гула фанфар, я вошел в часовню и попытался открыть святой Терезе свое сердце. Я поделился с ней тем, как трудно разобраться в своем внутреннем мире, как не просто придерживаться намеченного пути. Ты молился, но ничего не происходило, и ты пытался найти иной способ, чтобы убедить себя. Это и называется верой. Возможно, что церкви, алтари и статуи были просто еще одним способом бегства – кинотеатром старого времени. Я утонул во мраке и тишине.
На выходе из часовни меня подозвал к себе молодой священник, стоящий у дверей. Узнав, что я приехал из Соединенных Штатов, он пригласил меня на короткий разговор. В его присутствии я испытал чувство глубокого очищения. Мы говорили о разных опытах «пути», об отчаянии, которое временами захватывает человека. «Мы не можем самостоятельно взобраться на скалу, – сказал он мягко. – Но Христос может исцелить нас через молитву и отречение». Все это я уже слышал и раньше, но в его устах эти слова звучали по-новому. Никто не пытался навязать мне никакой любви, никакой религии. Он просто был там, рядом со мной.
Он рассказывал мне о молитве, о том, как святая Тереза называла молитву «elan du coeur», что буквально означает прорыв за пределы себя самого, отбрасывание себя к Богу. «Настоящая молитва, – сказал он, – это когда мы вступаем в откровенные отношения с Иисусом, полностью доверяясь ему. Я свято верю, что так можно разрешить любую жизненную проблему, что все возможно от Его имени». Мы попрощались, и он пожелал мне удачи. А я отправился в дальнейшее путешествие по святым местам.
Святая Тереза обладала этой абсолютной уверенностью. «Время на небесах я полностью посвящу благим делам на земле, – говорила она. – После моей смерти я пролью на землю дождь из роз». И ее присутствие ощущалось там, как мягкий, медленный поток. Я часто думаю о том, говорят ли святые и поныне? Не отдельным провидцам, а множеству людей, на плечах которых лежит бремя этого мира, для тех, кто приходит в церкви и зажигает свечи в поисках благословения. Смотрят ли они с небес на землю, когда их просят о чем-то, или приходят во сне и указывают верный жизненный путь? Возможно, кто-то видит дальше. Я чувствовал, что в этот день святая Тереза обронила на меня один из своих цветков – его аромат я ощутил в словах молодого священника… Как же трудно принять дар от кого-то другого.
