— Да? О, это весьма интересно! Я, конечно, не специалист, но позвольте выразить вам свое искреннее восхищение. Это поразительное открытие огромной научной значимости!
Я старался сдержать свое волнение и завоевать доверие несчастного Бергалова. Разумеется, ни истинной ценности, ни истинного смысла своего открытия и тех артефактов, что попали к нему в руки, он не понимал.
Зато это понимал я.
Каменное изображение Змея тянуло меня к себе, манило заключенным в нем Знанием — тем Знанием, ради которого я, возможно, и проделал все свое путешествие. Не исключено, что физический контакт моей головы с чемоданом был вызван именно неудержимым взаимным притяжением.
Рис. 1—2. Изображение Великого Змея, оставленное мне моей бабушкой (слева). Змей алтайцев-телеуров (справа)
И тут я вспомнил, как однажды совершенно случайно, так же случайно, как и все самое важное, что происходит в нашей жизни, я натолкнулся в Интернете на научную публикацию какого-то то ли шведа, то ли немца, посвященную сравнительному анализу языков тюркско-алтайских и индейских[20]. Количество лексических и грамматических совпадений поражало. Тогда я не придал значения тому, что сейчас обрело для меня первостепенную важность.
Тем временем доктор Бергалов потянулся к крышке чемодана, видимо, желая его закрыть, скрыть от меня драгоценную реликвию. Я чуть не застонал от желания попросить разрешения прикоснуться к ней и невозможности это сделать. Ведь мне было очевидно, что брать артефакт в руки сейчас, при всех, нельзя, невозможно! Ведь неизвестно, какое Знание заключено в нем, неизвестны и последствия нашего контакта.
Возможно, увидев мое перекошенное лицо, а может, просто уловив своим чутким сердцем мое страстное желание, Женя неожиданно протянула руку к каменному изваянию и произнесла:
— Папуля, можно мне его потрогать? Он такой смешной!
И, не дожидаясь разрешения, взяла Змея в руки. Несомненно, отец баловал свою единственную дочь, напоминавшую ему к тому же умершую жену, и та не привыкла ограничивать хоть в чем-то свои желания.
Я почти физически ощущал ее прикосновения. Как будто не камень взяла в руки девушка, а живую плоть... Я закрыл глаза, чтобы не видеть этих пальчиков, поглаживающих изгиб шеи Змея. Увы, это не помогло. О ужас! Я почти не властен над бурлящими во мне энергиями, как прыщавый юнец не властен над своими ночными поллюциями, питая роящихся над ним суккубов[21]. Я, бессмертный, самоосознающий индивид, был почти беспомощен: сладкие судороги сводили мое физическое тело. Но дело было не во мне. Энергетические потоки невероятной мощности циркулировали между древним каменным Змеем и юной ведьмой, и я оказался втянут в их воронку. Тщетно пытался я совладать с этим смерчем, стараясь перенаправить и усмирить его. Краем восприятия я ощущал, что Федя (или в данном случае все же Федор Иванович?) старается мне помочь, но для него мы все трое — я, Змей и Женя — словно бы находились в непроницаемом коконе. Единственное, что мне в подобной ситуации оставалось делать, — исчезнуть из этого пространства и времени, — пусть не полностью, но непременно большей частью. Что я и сделал.
Со стороны это, вероятно, выглядело так: я внезапно побледнел и рухнул на койку Сердце не билось, дыхание прекратилось, глаза закатились. Это должно было походить на мгновенную смерть. Я не видел того, что происходило, — я был далеко во всех смыслах. Дело в том, что если бы я просто прервал связь с телом, но продолжал наблюдать, система бы не разрушилась, и за какие-то несколько мгновений мог произойти непредсказуемый по последствиям выброс энергии. Речь шла не о моей судьбе — я бы смог восстановиться довольно быстро, но вот планета...
Через пару минут, когда здесь все утихнет, я вернусь и оживлю бренного биоробота. А пока пространственно-временная петля несла мое пылающее энергетическое тело в Неведомое. Мог ли я выбрать направление? Похоже, что нет. Но эту последнюю услугу оказал мне мой новый друг и попутчик — Федя. Федор Иванович.
Древнерусская Ведь. Русская Вселенная
Встреча на перекрестке
— Здравствуй, путник. Золотой Бог приветствует тебя!
«„Золотой бог" — что это значит? Голос какой-то писклявый и неуверенный. А-а-а! „Золотой бог" — это ведь „Тео д'Ор", то же самое, что и Федор[22]. Но что за голос? Федины шуточки!»
Такие мысли пронеслись в моем сознании, пока я настраивал восприятие и привыкал к незнакомому типу телесно-энергетической структуры.
Наконец разноцветные пятна перед глазами сложились в более-менее осмысленную картину, а восприятие себя как плотного тела придало некоторую уверенность моему только что оформившемуся новому индивиду.
Я сидел на траве, необычайно мягкой и приятной на ощупь, крутя головой, оглядывая окрестный пейзаж и на всякий случай комментируя увиденное внутренним монологом:
«Ну что ж, в общем, неплохо! Солнце, причем близкое по размеру и цветовой температуре к привычному мне на Терре, голубое небо, зеленая трава, невдалеке деревья, очень похожие на березы. Да, несомненно, березовая роща! А чуть левее, нет, правее — в этом мире не сразу сообразишь, где лево, где право, — да, одесную от меня на холмике виднеются строения. Может, поселок, а может, и окраина города. Так, а кто тут со мной только что разговаривал? Причем не мыслеречью, однозначно вслух. По-русски. Где он?»
В поисках собеседника я низвел очи с гор на долы и узрел сидящего на корточках рядом со мной подростка лет десяти. Копна кудрявых волос цвета спелой пшеницы, веснушчатый, голубоглазый, с правильными чертами лица. В белой рубахе навыпуск и белых же штанах. На ногах обувь из коры березы. Лапти! А за поясом, разумеется, дудочка.
Стоило мне его увидеть, как я тут же узнал... Нет, не этого конкретного мальчугана. Я узнал архетипический образ. Типичный пастушок из русских сказок. Перед поездкой я как раз старательно изучал русский фольклор и мифологию, как обычно, предчувствуя, что готовит мне грядущее.
— Здравствуй, гой еси, мальчик, — сказал я, тщательно подбирая слова.
— Гой еси, путник. Нужна ли тебе помощь?
— Э-э-э, вероятно, да! — Пока еще я не знал, нужна ли мне помощь, но отказываться с ходу было глупо. Чего-то в окружающем пейзаже не хватало, и я решил уточнить. — Где же твои коровы, пастушок?
— Там! — Мальчик махнул рукой куда-то в сторону рощи. — Но они не мои, и я не пастушок. Я Золотой Бог. Можно просто Златобог.
Возможно, мне показалось — или действительно в словах его слышалась горечь?
— Ага, очень приятно... — Пытаясь понять, а как же зовут меня, я немного замялся, но вскоре нашелся. — А я Змеиный Бог. Можно Змеебог.
В глазах Златобога вспыхнул неподдельный интерес.
— О-о-о! Это великая честь для меня — познакомиться с самим Змеебогом!
На мгновение у меня возникли некоторые сомнения в своих змеебожественных качествах. И поскольку пока мне было сложно сказать что-то о своей новой личности, я вновь перевел внимание на внешний мир.
— Гм, да. Однако что за селение там, на холме? Сдается мне, если я путник, то путь свой держу туда.
К селению вела широкая грунтовая дорога, на обочине которой я и сидел. Точнее, я сидел возле перекрестка двух дорог, но куда вела вторая — было непонятно.
Определившись с направлением, я осторожно встал на ноги, незаметно осмотрев и прочувствовав заодно свое тело.
Давно уже у меня не было столь гармоничного организма: послушного, добротного, простого, без подсадок и механизмов контроля. Сконцентрировавшись на микроуровне, я не обнаружил никаких следов нанороботов[23], а вглядевшись еще глубже, не нашел ни одного признака вмешательства в геном.
Как же я соскучился на Терре-Земле по такой вот Гармонии!
* * *
Здесь будет уместно небольшое отступление, касающееся того, что же такое тело и чем знакомые нам по земной жизни тела отличаются от принятых к использованию в близких нам мирах. Все разнообразие тел описать, разумеется, принципиально невозможно, поскольку нельзя средствами какого-либо ограниченного языка описать бесконечность. Об этом говорит Теория Множеств, а с ней спорить сложно. Еще сложнее спорить с гением Козьмы Пруткова, неоднократно указывавшего на то, что никому не удастся ни объять, ни обнять необъятное.
Так как же обстоит дело на самом деле, если говорить прямо, без иносказаний и ближе к телу?
Начнем с наших тел на планете Тройя-10/1 (она же Терра, Земля). Их можно разделить на несколько типов. Во-первых, это мужские и женские тела. Во-вторых, это тела с различным набором заданных свойств: базовая модель — наиболее устойчивая и приспособленная к различным видам работ и удержанию индивида, а кроме нее целый спектр экспериментальных вариаций, на которых отрабатываются, обкатываются различные специфические наборы параметров, проверяется жизнеспособность тех или иных фенотипов[24] .
