(Для сравнения можно вспомнить другой ефремовский рассказ, датированный 1944 годом — «Эллинский секрет». Герой видит синюю чашу и медную «скрижаль»).
Два цвета — это еще не радуга. Почему же рассказ называется «Бухта Радужных Струй»?
«И сказал Господь Бог: вот знамение завета, который Я поставлю между Мною и между вами и между всякою душою живою, которая с вами в роды навсегда: Я полагаю радугу Мою в облаке, чтобы она была знамением завета между Мною и между землею». Бытие, глава девятая.
…21 февраля 1965 года газета «Правда» опубликовала директивную статью, призывающую к «более широкому знакомству советских читателей с лучшими образцами прогрессивной зарубежной литературы». Новые веяния не стали неожиданностью для издательства «Молодая гвардия»: уже в апреле был подписан в печать первый том знаменитой «Библиотеки современной фантастики». Кто же отбирал «лучшие образцы»? Вот список редколлегии: литературовед Кирилл Андреев, писатели Ариадна Громова, Сергей Жемайтис, Иван Ефремов, Аркадий Стругацкий и Еремей Парнов. А семь лет спустя Парнов получил от Ефремова необыкновенный подарок. Он сам пишет об этом в «Богах лотоса» (1980): «Однажды писатель Иван Антонович Ефремов подарил мне зеленый от древней патины обломок буддийской статуи. Это была изящная бронзовая рука, пальцы которой соединялись в фигуру, известную как „колесо учения“. Он нашел руку неведомого бодхисаттвы в гобийской пустыне, у подножия холма…».
Перенесемся в жаркое лето семьдесят второго года. Почти одновременно со статьей о «невидимом самолете» был напечатан приключенческий роман Еремея Парнова «Ларец Марии Медичи» — тогдашний бестселлер. Из этой книги советские люди впервые узнали об альбигойцах, тамплиерах и розенкрейцерах — хранителях древних свитков, чаши Грааля и Философского Камня («алмаз винно-красного цвета», «кристалл, вобравший в себя таинственную энергию звезд»). Особенно запомнились сцены падения Монсегюра, остроконечные колпаки альбигойских священников, а также их символы, знакомые каждому советскому человеку — голубь и пятиугольник («Знак качества», значок «Летчик-космонавт СССР», орден Октябрьской революции, лунные вымпелы). Неудивительно, что ключ к древнему ларцу, давшему название всему роману, был выполнен в форме креста с розой. Но Парнов пишет о том, что все без исключения тайные общества — алхимические, масонские, розенкрейцеровские и прочие — до неузнаваемости исказили крохи тайного знания, унаследованные от посвященных древности. Эта мысль звучит рефреном.
Отдельные моменты, предметы и персонажи романа остались неразъясненными. Герцоги Лотарингские, например, — какое отношение они имели к Граалю? Непонятна и роль кинжала — одного из семи «слуг» таинственного ларца. «Много превратностей пережил мир из-за этого кинжала», — говорит глава альбигойцев и требует сохранить его любой ценой. Но самым загадочным видится эпизод, в котором альбигойские священники, унесшие из обреченного замка Грааль и семь тайных книг, становятся всемогущими невидимками: «Мертвая материя и грубая живая плоть стали подвластны Совершенным, пространство покорилось им, и даже необоримое время избавило их от своего извечного гнета. Навсегда молодыми и бессмертными ушли четверо совершенных в неведомые земли, и сокровенная сила их ушла с ними. Один только Мирпуа узрел вдруг, как мелькнули в дрожащем над отгоревшим пепелищем воздухе четыре стеклистые тени…». И далее: «Говорили, что были они невидимы и жили на земле вот уже много веков, следя с высот своей мудрости за ничтожными страстями и великими муками людскими».
Из Южной Франции ниточка тянется в парижский Тампль, оттуда — к розенкрейцерам, масонам и мальтийским рыцарям, затем в Санкт-Петербург, в Тверскую губернию (Дубна?) и, наконец, — в Москву, на Патриаршие пруды (!). В дело вступает следователь МУРа, обладающий экстрасенсорными способностями — бывший штурман рыболовного флота, тоскующий по своему траулеру. Московский «ловец человеков» кушает ветчину, рассматривает статуэтку Будды с кабаньей головой, а затем ищет пропавшего интуриста с русской фамилией Свиньин — сына тверского губернатора. Но, сам того не понимая, московский следователь служит Граалю.
По приказу иностранца был украден древний ларец — ковчег Грааля, унесенный альбигойцами из Монсегюра. Но в ларце оказался только кинжал с крестообразной рукояткой, и следователь вспоминает пушкинскую строчку — «зашифрованную» — о «цареубийственном кинжале». Острие, крест и… Царь Иудейский?
Предположим, что под видом кинжала зашифровано Святое Копье. (Вернее — его дубликат, который экспонируется в Хофбурге: парновский кинжал тоже оказался дубликатом — «новоделом» начала XIX века). Что же символизировали «истинные» сокровища альбигойцев — свитки, чаша и «винно-красный» кристалл? Ответ подсказывает эпизод с бараньей кровью, которую собирает в тигле алхимик-профан: кровь Агнца.
В последней главе выясняется, что Философский Камень (он же — Святой Грааль) хранился на маленьком острове Азорского архипелага («А роза упала на лапу Азора») и вместе с ним ушел на дно при недавнем извержении подводного вулкана. Очевидно, Парнов указывает на связь Фулканелли с Рюгеном — островом пушкинского царя Гвидона. Недаром исчезнувший остров называется Гвидо, а Свиньина — владельца кольца с надписью «Гвидо», — утопили в бочке. Соедините этот намек с бараньей кровью, стекающей в бочку и с названием романа, в котором Мария Медичи упоминается, но не играет никакой роли.
«Ты положи игре конец и отыщи жену младую…», — призывает стихотворная инструкция, которой следуют герои. Ларец Марии… Магдалины?! Игра завершится, когда будет открыт Философский Камень («возвышенный смарагд») и седьмая книга укажет местоположение Святого Грааля:
Литое сердце пентаграммы
Навеки в сердце унеси.
Премудрость не на небеси —
Незримо воссияют грани,
Когда возвышенный смарагд
Рассеет вековечный мрак,
Стена падет перед глазами!
В седьмой найдешь ты указанье,
Как отыскать в скале Грааль.
На том и кончится игра.
О том, что Святой Грааль хранился в ларце, нам уже известно — со слов последнего из потомков Алонсо Кихано, прославленного Сервантесом под именем Дон Кихота. Но речь шла о шкатулке из слоновой кости, а не о деревянном сундуке, с трудом проходящем в дверь. Парновский ларец больше похож на Ковчег Завета. Даже резные украшения — крылатые грифоны — напоминают о херувимах Ковчега.
В романе Парнова большое место занимает не опубликованная Пушкиным десятая глава «Евгения Онегина». С помощью «зашифрованной главы» герои пытаются разгадать тайну кинжала, но это им не удается. Ружье не выстрелило. Для чего же оно понадобилось? Есть такие пестренькие картинки, — если расфокусировать взгляд и долго глядеть на них, возникает отчетливое «стереоскопическое» изображение, которого раньше не было. Подобным образом нужно взглянуть на «Евгения Онегина». Сестры Ларины (ларь — сундук), полюбили двух друзей с «речными» фамилиями (Онега и Лена). Действие происходит в Москве и «на брегах Невы», а также в неуказанном месте, где расположены имения Лариных, Ленского и Онегина. Но Пушкин описывает только поместье, унаследованное Онегиным: «Господский дом уединенный, горой от ветров защищенный, стоял над речкою». Расклад получается весьма любопытный: с одной стороны — много раз упомянутая Нева и «речные» фамилии героев, а с другой — гора и речка. Не связано ли слово «Нева» с какой-нибудь горой? Подтверждение этой странной догадки мы нашли в Ветхом Завете: во второй Книге Маккавеев говорится о том, что Ковчег и жертвенник курения спрятаны на горе… Нево! Здесь же похоронен Моисей, «раб Господа», — так его называет Второзаконие. Не потому ли Ленский посещает могилу Дмитрия Ларина — «Господнего раба и бригадира»? А эти строчки — якобы иронические и посвященные Ленскому — возможно, приоткрывают тайну самого автора:
…Что есть избранные судьбами,
Людей священные друзья;
Что их бессмертная семья.
Неотразимыми лучами
Когда-нибудь нас озарит
И мир блаженством одарит.
Ковчег Завета — первое и единственное в своем роде доказательство бытия Божьего. Таинственный артефакт был посредником между Яхве и людьми: «Оттуда, с крышки ковчега Завета, я буду говорить с тобой обо всем, что будет заповедано народу Израиля». Имелось и военно-прикладное значение: при помощи Ковчега израильтяне форсировали Иордан и разрушили стены Иерихона. Прочие качества остались неизвестными. Не исключено, к примеру, что деревянный сундук был коммутатором миров и времен — чем-то вроде Машины Времени. Не об этом ли писал Уэллс? Чтобы намекнуть на Ковчег, он поместил свою Машину внутрь огромного бронзового ящика, служащего пьедесталом необычному Сфинксу: «крылья его не прилегали к телу, а были распростерты». Сравните: «И пусть херувимы широко распростертыми крыльями осеняют крышку». Уэллсовская Машина Времени изготовлена из никеля, слоновой кости, кварца и горного хрусталя, — про это сказано в момент первого появления Машины. Но в конце романа список материалов меняется: дерево и бронза.