Тут силы оставили меня. Я тяжело опустился на землю, и лунный свет вдруг померк…
Очнулся от боли. Девчонка хлестала меня по щекам так, что голова моталась из стороны в сторону, как бирема в шторм.
— Хватит, хватит, — просипел я. — Дай воды.
Девчонка метнулась к коню, вытащила из седельной сумки флягу и вернулась ко мне. После нескольких глотков, я сумел сесть и прислониться к дереву. Она тут же тряхнула меня за плечо:
— Скачи. Скачи. Твои доспехи и оружие у седла.
Она сказала это по-гречески. Голос показался мне знакомым. Но вспомнить, где я его слышал, никак не получалось. В голове будто чеканил шаг целый легион. И все же сомнений не было, я уже разговаривал когда-то с этой девчонкой.
— Кто ты? — тоже по-гречески спросил я. — Мне знаком твой голос.
— Уезжай. Не время разговаривать. Тебе нужно успеть отъехать как можно дальше, пока они не заметили, что ты исчез. Садись на коня и скачи, что есть духу. В седле удержишься?
Я пытался разглядеть ее лицо, но его скрывали длинные нечесаные космы. Да и луна светила ей в спину.
— Скажи, кто ты? Мы встречались когда-то?
Она помолчала.
— Давно.
— Где? Когда? Как твое имя?
Немного помявшись, она откинула с лица волосы и в упор посмотрела на меня.
Я узнал ее сразу. Заячья губа — запоминающаяся примета. Вспомнился горящий город, взятый штурмом, схватка с сирийскими наемниками, и маленькая испуганная девочка в разорванном платье…
— Куколка?!
Она кивнула и снова закрыла лицо волосами.
— Что ты здесь делаешь? Опять попала в рабство?
— Нет. Меня сюда привез Оппий Вар.
В ушах у меня зазвенело. Так вот, откуда дует ветер!
— Ты хочешь сказать, что Вар в этой деревне?
— Сейчас нет. Я не знаю, где он… Но в деревне его нет уже два раза по десять дней. Он уехал незадолго до того, как привезли тебя.
Так, выходит, Вар опять ускользнул. Но зачем ему убегать от меня? Ведь здесь он среди своих. Я не представлял для него никакой угрозы… Он вполне мог сам выпустить мне кишки. Или ему это не нужно? Вообще, с чего я взял, что он хочет убить меня так же, как я его? У него нет особых причин меня ненавидеть. Конечно, он знает, что я хочу отомстить ему за смерть отца, но…
— Скажи, это Вар приказал схватить меня?
— Не знаю. Он не говорит мне о том, что делает. Я просто его рабыня.
— В прошлый раз он говорил, что ты ему вроде дочери.
— Это было давно.
Мы замолчали. Я просто не знал, что сказать. Слишком уж неожиданной была встреча. И совершенно непонятные вещи за ней стояли. В том, что мое похищение так или иначе связано с Варом я почти не сомневался. Но какую роль он играл во всем этом? Что ему нужно было от меня? Камень? Он говорил, что ищет его. Но ведь он не дурак и должен понимать, что у меня его нет. Он слышал о камне не меньше моего и знает, что окажись тот у меня в руках, он, Вар, не проживет и дня. Если уж эта штука такая могущественная, как о ней говорят, мне ничего не будет стоить с ее помощью привести в исполнение свой приговор. А если он не верит в силу камня, зачем ему понадобился я? Просто чтобы обезопасить себя? Почему бы тогда просто не подослать ко мне убийцу? Отравленное вино справилось бы с этой задачей намного быстрее и надежнее, чем горстка тупых варваров. Одни загадки…
Куколка прервала мои размышления, мягко тронув меня за плечо:
— Ты теряешь время. Скоро рассвет. Тебя хватятся. От погони будет непросто уйти. Не медли. Уезжай.
— Скажи, ты знаешь что-нибудь о камне, который друиды называют Сердцем Леса?
— Я подслушивала. Когда тебя привезли, я поняла, что должна помочь тебе. И все время слушала разговоры жрецов. Это волшебный камень. Жрецы хотят владеть им. Чтобы победить в войне. Они хотят объединить германские племена под своей властью. Для этого он им и нужен.
— А как же гибель мира?
— Об этом я не знаю. Слышала только это. Твоя кровь должна была помочь им найти камень.
— Угу. Это мне рассказал друид… Вар тоже ищет его?
— Не знаю. Он о чем-то говорил со жрецами. Но о камне или нет — я не слышала.
— Еще что-нибудь можешь сказать? Вспомни. Это очень важно.
— Жрецы говорили о каком-то отшельнике. Ругали. Но мне показалось, что они очень боятся его. Боятся и ненавидят. Потому что он знает что-то очень для них важное, но не хочет говорить. Они очень непонятно говорили. Я многое не поняла. Тебя тоже долго ругали. А потом решили, что у них один выход — совершить какой-то обряд. Больше ничего не знаю. У меня немного было времени подслушивать. Днем работа, а по ночам я копала…
Я представил, каково было этой хрупкой девчонке прорыть такую нору. Она наверняка хорошо понимала, что с ней будет, если ее застукают за этим занятием. И все равно каждую ночь рисковала жизнью, чтобы вытащить меня из этого дерьма.
— Почему ты это сделала?
— Ты спас меня тогда. Я не забыла… Вернула долг.
Голос ее странно дрогнул.
— Тебя ведь могли убить, — сказал я.
— Тебя тоже.
— А как же Вар? Ты ведь служишь ему…
— Он стал другим, — Куколка вздохнула. — Раньше он и правда был мне почти как отец. Но когда я подросла…
Она осеклась. Я ее понял. Очень часто молчание оказывается куда красноречивее слов.
Мне стало жаль эту девчонку. Всю жизнь в рабстве — это не очень-то весело. Да еще у такого мерзавца, как Вар. К тому же не в цивилизованном Риме, а в грязной варварской деревушке. Ничего хорошего. Вот уж не повезло так не повезло.
Я осторожно протянул руку и откинул прядь волос с ее лица. Если бы не заячья губа, в лунном свете оно было почти красивым. Впрочем, даже губа не сильно портила ее. Откормить, умыть, причесать — получилась бы симпатичная девушка. Особенно глаза. Даже как-то тоскливо становилось, глядя в эти глаза. Уж и сам не знаю, почему. Я не какой-нибудь там столичный поэт, чтобы об этом красиво говорить. Иногда бывает и чувствуешь что-нибудь этакое, а высказать не получается, слов не хватает. Это ведь тебе не центурией командовать — "шагом марш" да "кругом"…
В общем, жалко мне ее стало. Худенькая, напуганная, оборванная. И никакой жизни не видела, кроме как в рабстве. Да еще неизвестно, что ее завтра ждет, когда мой побег откроется. Кто знает, что от этих друидов ожидать? Может, сразу со своим колдовством вызнают, кто мне помог из хижины выбраться. Тогда девчонке конец. И из-за кого? Из-за меня.
— Слушай, — сказал я, — поехали со мной. Здесь тебе оставаться опасно. Сама понимаешь.
— Понимаю. Но не поеду.
— Почему?
— Вдвоем на одной лошади мы не сможем от них уйти.
— Ерунда. Много ты понимаешь в лошадях. — сказал я, хотя знал, что она права.
— Кое-что понимаю. Двоих она не выдержит. Нас догонят. Никто не спасется. А так — может, нам и повезет. Вряд ли кто-нибудь на меня подумает. Меня и не замечают-то… Да и зачем я тебе там? Лишняя обуза. Лучше беги один. А потом, если захочешь, вернешься за мной.
— Тебя ведь убьют.
— Может, убьют, а может и нет. Если вдвоем поедем — точно убьют обоих. Беги. Я буду молиться своим богам, чтобы они помогли тебе.
Я понял, что уговаривать ее бесполезно. Но все равно чувствовал себя предателем. Сбежать и бросить ее одну среди врагов… Но чем я мог помочь? Остаться и принять неравный бой? Погибнуть и погубить ее? Все-таки она права — если я убегу один, есть хоть какая-то надежда. Вдвоем мы обречены. Все ее старания пойдут прахом. Как и мои планы…
— Хорошо, — с тяжелым сердцем кивнул я. — Хорошо, я поеду один. Вернусь через десять дней. Один или со своей когортой, но вернусь. Постарайся не наделать до этого времени глупостей. Ладно?
— Конечно. Я буду ждать… Ты правда вернешься?
Она посмотрела на меня. И от этого взгляда мне стало совсем муторно на душе. Хоть силой ее на лошадь закидывай да увози отсюда…
— Даю слово, — проворчал я. — Вернусь и сравняю эту деревеньку с землей, что б ей пусто было!
— Вот и хорошо. И не казни себя. Так действительно будет лучше для всех. А я уж постараюсь себя тихо вести. Стану совсем маленькой и незаметной. Беги. Ты и так уже слишком много времени потерял.
Я медленно встал, подошел к коню и вскочил в седло. Куколка подошла ко мне и положила руку мне на колено.
— Прощай, Гай. Береги себя. Очень тебя прошу. И еще… Я хочу чтобы ты вернулся не потому что боюсь умереть, понимаешь?
Я покачал головой. Я и правда ее не понял.
— Ну и не важно, — тихо сказала она. — Скачи, Гай Валерий Крисп. Скачи. Два дня на север и еще два на восток, оставляя холмистую гряду слева. За ней уже начнутся знакомые тебе места. Скачи. И возвращайся, если захочешь. Я буду ждать тебя.
С этими словами она развернулась и нырнула в чащу. Я даже сказать ничего не успел. Просто хлестнул коня.
Два дня на север и два на восток, оставляя холмы слева. Очень просто. Если не думать о погоне. И о том, что эти леса, кажется, обладали собственной душой. Душой, искренне ненавидящей чужаков.
